Русские люди должны были радоваться браку Ивана с греческой царевной. Ведь и Владимир(17) имел супругою гречанку, и император Иоанн VIII, дядя Зои, был женат на москвичке. Тут была польщена национальная гордость. По русской летописи брак вызвал всеобщее сочувствие.

Был назначен посол — ехать в Рим, смотреть невесту и при-

49

везти ее портрет и продолжить сватовство. Посол — тот же Вольпе [...].

О первом путешествии Вольпе в Рим кроме русской летописи упоминает папская (Павла 11) грамота от 14,Х.1470 г. Летописи сообщают, что царевна немедленно дала свое согласие на брак, а папа просил прислать несколько «бояр» — забрать невесту. Вольпе получил от папы пропуск, действительный на два года. Польскому королю Казимиру IV папа послал грамоту с просьбой пропустить в Рим русских послов.

Джислярди вернулся с ответом касательно Зои и с папским пропуском... до «окончания веков». Вернулся и Вольпе с ответом от папы. В Кремле собрался совет, принявший все римские предложения, Здесь явно следовали заранее обдуманному плану. Оставалось только ехать за невестой в Рим. Великий князь отправил с послами письма кардиналу Виссариону и папе Калликсту. Папа Калликст умер, не дождавшись послов, Послы дорогою выскоблили имя Калликста, надписав имя Сикста IV.

В первых числах мая 1472 г. Вольпе встретился в Болонье с престарелым Виссарионом, ехавшим во Францию, чтобы увлечь последнюю в крестовый поход. [...] (Сикст IV ,севши на папский престол, тотчас возглавил антиоттоманскую лигу, побуждая европейские дворы двинуться в крестовый поход против турок.)

24 мая 1472 г. послы Ивана III во главе с Вольпе прибыли в Рим, чтобы заключить брачный договор с дочерью бывшего пелопоннесского удельного князя, во время оно жившего в Риме на иждивении апостольского престола. В ожидании приема папой послы жили в доме на Монте Марии, с высоты которого был виден весь город. Тем временем шли розыски о вере русских. Все же брак принципиально был одобрен.

Глава II

КОРОЛЕВА РУССКАЯ

ПОМОЛВКА,Помолвка была совершена в соборе Петра и Павла, Потом состоялся прием у папы. Послы присутствовали на секретном заседании консистории(1). Тут они представили незапечатанную грамоту великого князя на небольшом пергаментном листке с подвижною золотою печатью, На грамоте значилось несколько слов на русском языке: «Князь Белой Руси Иван, ударяя себя в лоб (бия челом.— И. С.), шлет привет великому Сиксту, римскому первосвященнику и просит оказать доверие его послам». Послы поздравили папу с восшествием на престол и поднесли подарки: мантилью и 70 собольих шкурок.

50

Папа хвалил князя за то, что тот принял флорентийскую унию и выразил желание на брак с христианкой, воспитанной под сенью апостольского престола. Была выражена благодарность за подарки. Папа назвал невесту дочерью апостольского престола и святой Коллегии, так как она долгое время воспитывалась на средства церкви. Потом папа выразил пожелание, чтобы помолвка была совершена в базилике главы апостолов, Так писал Маффен(2), В его писании грубый ляпсус: флорентийская уния никогда не была принята в Москве. Уния 1449 г. была поддержана в польском Киеве, который в 1458 г. признал главенство папы.

Собственно обручение состоялось в Ватиканском соборе. Принцессу окружало избранное общество: королева Боснии Екатерина, изгнанная турками, и ее окружение - единственные славянские женщины, находившиеся при обручении будущей московской царицы. Медичи были представлены Клариссой Орсини.

Знатнейшие патрицианки Рима, Флоренции и Сиены явились в храм. Кардиналы прислали своих представителей. Однако имя епископа, совершившего обряд, история позабыла!

И ни одного грека на торжестве! Невестка императора Константина (дяди Зои) Анна провожала ее к алтарю.

Во время торжества обручения произошел досадный инцидент, При обмене колец Вольпе, застигнутый врасплох, должен был признаться, что не привез перстня для невесты, так как в Москве-де нет такого обычая. Его извинения показались подозрительными, явились сомнения в его полномочиях. На следующий день Сикст IV в присутствии всей консистории сетовал на то, что посол действовал без формальных полномочий своего царя.

К самой виновнице торжества Сикст IV до самого конца относился отечески-великодушно. Казалось, дело близилось к развязке. Да и пора было: ведь от начала сватовства до самого бракосочетания прошло целых четыре года!

ПОРТРЕТ.Что представляла из себя на вид знаменитая царевна7 Этот вопрос всего сильнее, конечно, интересовал самого жениха. Необходим был портрет невесты. [...] Вольпе, посланный великим князем в 1472 г. за портретом, все же извернулся: он из Рима «царевну на иконе писану привезе». Интересный портрет этот не сохранился до нашего времени, а любопытно было бы сравнить его с тем противоречивым, какой дошел до нас в письменных отрывках.

51

Разнобой уже в отношении роста: по одним данным — она невысокого роста, по другим — выше среднего.

По Виссариону, Зоя была красавица, достойная своих знаменитых предков: ласковая и прекрасная, умная и осторожная, [-.1

Другие указывают на черты хитрости и злости в ее характере. Но, кажется, особой приметой ее внешности была исключительная полнота.

Бойкое перо одного гуманиста, Луиджи Пульчи(4), набросало нам портрет византийской принцессы. Флорентийский поэт оказался чересчур суровым по отношению к Зое, Его Дульцинея, красавица, жена Лоренцо Медичи(5), сделала требуемый этикетом визит невесте Ивана, Пульчи воспользовался этим случаем, чтобы дать волю своему злому остроумию. «Я тебе кратко скажу,— писал он своему другу Лоренцо Медичи,— об этом куполе или, вернее, горе сала, которую мы посетили. Право, я думаю, что такой больше не сыщешь ни в Германии, ни в Сардинии, Мы вошли в комнату, где сидела жирная, как масленица, женщина, Ей есть на чем посидеть... Представь себе на груди две большие литавры, ужасный подбородок, огромное лицо, пару свиных щек и шею, погруженную в груди, Два ее глаза стоят четырех, Они защищены такими бровями и таким количеством сала, что плотины реки уступят этой защите, Я не думаю, чтобы ее ноги были похожи на ноги Джулио Тощего. Я никогда не видел ничего настолько жирного, мягкого, болезненного, наконец, такого смешного, как эта необычная betania. После нашего визита я всю ночь бредил горами масла, жира и сала, булок и другими отвратительными вещами»(6).

Пульчи нарисовал не портрет Зои, а карикатуру. Едкость насмешек вызывалась грубо-материальной причиной. Дело в том, что во время визита беседа затянулась. [...1 Несмотря на поздний час, гостям не предложили ни закуски, ни вина... [...]

Упомянутая Кларисса Орсини (жена Лоренцо), более опытная в оценке красоты, не колеблясь, признавала принцессу прелестной, Многие летописцы придерживались того же взгляда. Среди безжалостных насмешек поэта, настроенного сатирически, можно уловить лишь одну реальную, живую черту. При утонченных дворах Италии, среди женщин Возрождения — изящных, остроумных и нежных — тучная и тяжелая гречанка была не на месте, Судьба Зои предназначила ее Северу.

Но одной карикатуры на человека историку мало. К сожалению, сведения наши о Софье так скудны и отрывочны, что трудно восстановить ее облик. [...] Перед нашими глазами мелькает неясный силуэт. Софья была дочерью Палеологов времени

52

упадка. Кровавые семейные распри, лишения и несчастья, может быть, ожесточили ее характер и развили наименее благородные влечения ее сердца. Она променяла изгнание на трон и очутилась в совершенно чуждой для нее среде, Русские невзлюбили Софью. Она была, по их мнению, женщиной гордой и надменной, притом необыкновенно коварной интриганкой, Зато Софья открыла заповедные двери терема. Она давала аудиенции иноземцам и снаряжала посольства к венецианской сеньории(7). Все это были неслыханные доселе новшества. Великий князь становился все более недоступным, уединяясь в своем величии, становясь все более самодержавцем и решая почти все дела в «спальне», Злостную причину всего этого усматривали в давлении Софьи на великого князя.