что люди гибнут, это не просто люди, которые в газетах и журналах, это — люди, живущие в этой стране, в этом городе. У меня есть ответы на вопросы, но давайте уважать друг друга и этого человека, который был действительно великим.
«Коммерсантъ-Daily», 3 марта 1995 года»
АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. После смерти Влада у меня было много разговоров с Лисовским. Он был очень напуган. Приезжал ко мне в офис, дал своего охранника. Я догадывался для чего, подумал: ладно, па всякий случай стоит подстраховаться. Лисовский человек с очень
плохой репутацией. Все дела у меня с ним всегда проходили проблемно. Я ему сказал тогда: «На допросах буду говорить то, что считаю правильным. А правильным я считаю то, что ты не мог убить Влада по причинам... по многим причинам. Тем более что ты-то как раз знал, кто принимает решения. И если бы ты поднял руку на Березовского или Бадри, то в этот же день тебя бы не стало. И ты это знаешь. Потому что они все-таки покруче. Если этого не понимают следователи, то мы-то с тобой очень хорошо знаем. Поэтому ты можешь не волноваться». Общий смысл сказанного. И я действительно так говорил следователям, потому что именно так и думаю.
При всей сложности моих отношений с Березовским — сложностей чисто психологических — он нормальный партнер, сложный, как все партнеры. Но для него убийство Влада стало невероятным ударом. Надо представить ситуацию 95-го года. Они с партнерами с такими трудами вползали на телевидение, едва там утверждались — на фоне таких тогда еще монстров, как Олег
Бойко и другие. Мало кто помнит тогдашний расклад сил. Березовский и К° только начинали. Деньги были, но возможностей войти в большой бизнес — немного. Не было еще никакой «Сибнефти» и прочего.
АНДРЕЙ РАЗБАШ. Ищите, кому выгодно... И в этом смысле появилось несколько толковых материалов о рекламном рынке и Лисовском, о том, что последний мог быть заинтересован в смерти Влада; публикации, основанные на холодном и внятном анализе фактов. Влад был в положении человека, от которого многое зависело, в том числе и большие деньги. Могло это вызвать напряжение? Да, конечно. Была еще какая-то дребедень, что Влад занялся нефтяным бизнесом. Когда я стал узнавать, на чём это могло быть основано, то не получил никаких фактов. С моей точки зрения, это чья-то придумка. Одна из. Но с другой стороны, ясно, что для того чтобы пойти на такой шаг, как убийство, у заказчика должны были быть веские причины. После случившегося мы находились в шоке. Ничего не предполагали. Ходили все без охраны, потому что ничего не боялись и потому что жили в благоприятной, как нам казалось, среде, ни с кем не конкурировали. Так вот... Для того чтобы убить, нужны сильные мотивы. А сильные мотивы — это либо сильные патологические мотивы, либо сильные меркантильные мотивы. Иного быть не может. Патологическими я называю мотивы, не связанные с деньгами. Это ревность, ненависть. И все же деление денег — гораздо более вероятная версия.
ВЛАДИМИР ПОЗНЕР. Нет подходящих слов, чтобы оценить то, что случилось с Владом. Мне невероятно жаль, что его нет. Мы бы с ним могли очень много сделать. У него было редчайшее сочетание таланта и деловых качеств. Сильный, энергичный — он мне немножко напоминает Ростроповича. Позднее я, например, с удивлением узнал, что он много занимался бизнесом, и весьма успешно. По мере того как я больше узнавал о Владе, мне становилось ясно, что он прагматик, отнюдь не романтик. Влад, что называется, прекрасно знал, «с какой стороны намазан бутерброд». Я думаю, что теперь, в нынешней ситуации, он бы шел на определенные компромиссы. Вообще бескомпромиссность зачастую граничит с тупостью и упрямством. Вопрос всегда в том, насколько далеко распространяется компромиссность. Глядя на то, что происходит на ОРТ сейчас, положа руку на сердце, я не знаю, как бы повел себя Влад. Хотел бы думать, что он бы вел себя морально. Одно знаю: он бы вел себя умнее, нежели нынешнее руководство.
ИВАН ДЕМИДОВ. Я думаю, что проблема ушла. Поезд ушел. Если все время обсуждать только его гибель, значит, невольно становиться на одну доску с теми, кто его убил. Не знаю... У меня нет версий, нет тайных соображений. Осознать, что тебя убивают за телевидение, довольно сложно. Если говорить о деньгах, то Влад их всегда зарабатывал. Зарабатывал красиво, тем, чем умел. Не был слишком расчетлив. Он не сговаривался, не входил в альянсы. Я сейчас о другом. Знаете, мне даже не были важны проекты, которые Влад осуществлял. Просто то, что он стал точкой отсчета для многих и многих, и было главным. Именно поэтому его сейчас так не хватает. С ним нельзя было не считаться.
ИГОРЬ УГОЛЬНИКОВ. Я полагаю бессмысленным разматывать сейчас это дело. Я вообще думаю, что выхода нет. В Америке такое бывало: когда криминал доходит до определенной точки, он пытается легализоваться и начинает вкладывать деньги в реальную экономику. И грани между порядочным и непорядочным стираются. Но грань между убийцей и не убийцей не может быть стерта никогда. Я знаю, что в 95-м году вопрос в очередной раз стоял предельно остро: куда мы дальше пойдем. Либо криминал, либо что-то другое. Но про это другое никто ничего не понимал. Я не думаю, что Влад ощущал, куда мы должны пойти, и уверен в том, что он не хотел помогать криминалу. И еще мне кажется, что Влад даже не мог представить весь ужас происходящего, когда впрягался в работу. Но очень быстро начал понимать. С этим и связано его угнетенное состояние.
ВИТАЛИЙ ВУЛЬФ. Есть люди, которым после гибели Влада я не подам руки. Но называть их я не буду. Заказчиков, может быть, когда-нибудь назовут. Но на моем веку это уже точно не случится. Я бы сказал иначе: это уже ничего не изменит. Изменилась жизнь. Даже у Альбины. И слава Богу, что у нее так. Я очень болезненно относился к этому. Я знал, как негативно воспринимали люди то, что она вышла замуж за Андрея Разбаша. Но когда я узнал Андрея, мне многое стало ясно. Он, безусловно, человек умный, тонкий. И вообще: любовь бывает только взаимной. Он совершенно другой, нежели Влад. И у меня с ним совершенно другие отношения. И я понимал, что Але будет так легче. Первое время я приезжал к ней почти каждый день. Она страшно переживала потерю Влада. Была тихая, невзрывчатая, некатегоричная, как обычно. Постоянно слезы. Смотреть на нее было очень горько. И когда она соединилась с Андреем, я исходил из того, что так ей будет легче. Но своей природе она не могла быть одна. И еще. Человек проживает несколько жизней. Иногда пять-шесть. У Альбины другая жизнь. Они с Андреем любят друг друга. Это удачный союз. Но и жизнь с Владом была другой. Думаю, что ото никогда не уйдет. Сравнивать нельзя. Наверное, для обывательского сознания это не очень понятно.
АЛЬБИНА. После смерти Влада у меня не было страха за свою жизнь. Нет. Возникло абсолютное неприятие этой страны. И я думаю, оно останется навсегда.
К счастью, есть люди, близкие Владу, которые свое дело на телевидении делают очень хорошо. Но того канала, который хотел создать он, уже быть не может.
ЮРИЙ НИКОЛАЕВ. Я помню Влада. Но анализировать причины его смерти мне не хочется. Дружбу и память о дружбе не анализируют. Я воспринимал Влада таким, каким он был. Сейчас мне даже тяжело вспоминать что-то очень личное, дружеское, что нас связывало. Не вспоминается. Или не укладывается в слова. С ним можно было легко молчать. А потом начать разговор с полуфразы.
ЛЕОНИД ЯРМОЛЬНИК. Что-либо говорить, а тем более писать о Владе невероятно трудно. Прежде всего потому, что еще долго белым пятном останется буквальная причина смерти. Все пока струится в воздухе. Знай я — что, почему, зачем? — мне бы было, безусловно, легче. Что-то в моих мозгах стало бы на место. А так — все отдельно: отдельно смерть Влада и отдельно сам Влад.
ЮРИЙ НИКОЛАЕВ. На какое-то время нас — общих друзей Влада — сблизила его смерть. Мы были по-мальчишески открыты, старались быть верными его памяти и вообще — быть вместе. Но сейчас от этого почти ничего не осталось. Кое-что из того, что закладывал на ОРТ Влад, еще присутствует. Возможно, остался вектор. Но количество случайных людей при нем было значительно меньше. Он был чистоплотным, он подбирал партнеров для общего дела. Люди, которые не вписывались в его принципы работы, долго не задерживались.
