— Я не хотел, чтобы у тебя было время отменить поездку. Это то, чего ты хочешь. Я думаю, что сейчас это лучший для тебя вариант.

Мой отец считал, что побег в другой штат с Кейджем Йорком было лучшим вариантом. У него что, лихорадка? Это самый тяжелый случай пневмонии?

Прежде чем я успела об этом у него спросить, дверь открылась, и мы вышли из лифта. Первая вещь, которую я увидела, была женщина, стоящая там с повязкой вокруг головы. Он была лысая. Я могла с уверенностью это сказать. У нее даже не было бровей. Ее кожа была болезненного цвета, но она улыбнулась мне, когда наши глаза встретились, затем прошла мимо меня и вошла в лифт. Я пошла за папой, но чувствовала взгляд Джереми на себе. Я не собиралась смотреть на него. Даже если он этого хотел. Затем мимо нас прошла пара, мужчина тоже был лысый, но его голова не была ничем покрыта. Он также был в инвалидной коляске, и я поняла, что у него отсутствовала нога. Посмотрев вверх, я увидела женщину, толкающую его инвалидную коляску к лифту. Два лысых человека… Я остановилась. Я не смотрела, куда шел папа. Вместо этого, я медленно осмотрела всех окружающих меня людей. Они все были похожими. Каждый из них. Может быть, они все были на разных стадиях, но у них всех был болезненный оттенок кожи. И они все были лысыми. Я потянулась и схватила ближайшую вещь, которую смогла найти. Это была рука Джереми.

В некотором смысле он подбежал ко мне. Он ожидал, что я все пойму. Он знал, куда мы идем. Было тяжело глубоко вдохнуть. Все стало расплываться. Рука Джереми обняла меня, он со мной разговаривал. Я не понимала, что он говорит, но по тону его голоса, он пытался отвлечь меня. Но это было невозможно. Я знала, где мы были. Я знала, почему мой отец кашлял кровью. Холодный твердый пластик коснулся моей спины, как только Джереми плавно опустил меня на стул.

— Дыши, Ева. Сделай медленные глубокие вдохи, — призвал он. Я понимала это. И я это сделала. Я сосредоточилась на дыхании. Я не думала о том, где мы были.

— Ему надо, чтобы ты была сильной. Когда он не рядом с тобой, ты можешь кричать, плакать и выпускать весь пар. А можешь быть полностью раздавленной, и я буду с тобой, чтобы помочь тебе, но когда он рядом, тебе нужно оставаться сильной. Слышишь меня, Ева? Ему нужно это от тебя, — слова Джереми подтвердили мои наихудшие опасения.

Я подняла глаза и посмотрела на обеспокоенное лицо Джереми.

— Насколько все плохо? — спросила я.

Появившаяся на его лице печаль все ответила за него.

— Тебе нужно позволить ему поговорить с тобой. Но сейчас примите это вместе. Ему понадобится, чтобы ты была сильной.

Я осмотрелась, и мои глаза сфокусировались снова.

— Где он? — спросила я.

— Медсестра увидела твое лицо, когда ты поняла, где мы находимся. Она видела, как я подхватил тебя, и ненадолго заняла внимание твоего отца, пока я вожусь с тобой. Но он в любую минуту может понять, что тебя нет. Здесь тебе нужно быть сильной. Ради него.

Он был прав. Мне нужно было держаться. Я не знала всего. Люди выздоравливали от этого все время. Я даже не знала особенностей. Я сломалась, даже не поговорив об этом с моим отцом. Он был в полном порядке. У него были волосы. Я не знаю, почему это заставило меня чувствовать себя лучше, но так произошло.

— Ева? — голос отца вынул меня из своих мыслей, я встала и поспешила к углу, чтобы увидеть его обеспокоенное выражение, как только он нашел меня взглядом.

— Я здесь, папочка, — сказала я, подходя к нему.

— Ты хочешь зайти в кабинет и поговорить с доктором вместе со мной? Если нет, то ты не обязана, но он объяснит это лучше, чем я.

Я кивнула, думая, нужен ли мне Джереми на случай, если я снова стану терять сознание. Папа не упоминал, что с нами пойдет Джереми. Были только мы. Я могла быть сильной ради него. В сумке зазвонил телефон. Я протянула ее Джереми.

— Это Кейдж. Он, наверное, уже приехал. Не мог бы ты с ним поговорить и привести его сюда, чтобы он подождал с тобой?

Джереми кивнул и взял мою сумочку, направившись в комнату ожидания, куда он привел меня ранее. Мне нужен будет Кейдж, когда я выйду из этой комнаты. Он будет здесь и он сделает так, что все будет хорошо.

Я взяла папу за руку, когда мы вошли в комнату, в которую направила нас медсестра. Я не отпускала его руку даже когда мы сели на стулья, стоявшие у стены около друг друга. Мы были в кабинете осмотра. Будут ли они проводить лечение сегодня? Принимает ли он что-нибудь, чтобы вылечиться?

— Я хочу, чтобы ты послушала, что скажет доктор. А затем я хочу, чтобы ты выслушала меня. Ты сможешь сделать это, Ева? Так как то, что ты услышишь, будет нелегко, малышка. Это будет тяжело. Мне нужно, чтобы ты крепилась.

Мне удалось кивнуть головой, хотя я не была уверена, что смогу выдержать это. Все что угодно, но не это. Папа взял меня за руку и держал ее. Я всегда думала, что у моего папы самые большие руки. Ими он может сломать все что угодно. Ничего не существовало сильнее его. Но оказывается, существовало.

— У нас все будет хорошо, у тебя и у меня. У нас всегда все было хорошо, — сказал он мне.

Мы сидели в ожидании, больше не произнеся ни слова. Я положила голову на его плечо, и мы просто ждали.

КЕЙДЖ

Двери лифта открылись на третьем этаже, и я увидел Джереми, ждущего меня с сумочкой Евы в руках. Мне не пришлось ничего спрашивать, чтобы узнать, что дела были плохи. Выражение его лица говорило об этом. Черт, это сломает Еву. Она любила своего отца.

— Где она? — спросил я, осматриваясь вокруг. Вместо того, чтобы увидеть Еву, мой взгляд встретился с несколькими пациентами, проходящими химиотерапию. У меня сдавило живот. Вот черт. Это не к добру.

— О, нет, чувак. Пожалуйста, не говори мне, что это, о чем я думаю, — сказал я, смотря на Джереми.

— Нет. На самом деле это хуже, — ответил он.

— Каким на хрен образом это может быть хуже? — Меня поглощала боль в сердце и потребность найти Еву и прижать к себе. Мне нужно присесть. — Она с ним?

— Да. Они с отцом пошли к врачу. Он расскажет ей все, и я должен подготовить тебя к тому, что она будет разбита. Полностью разбита.

— Мы на этаже химиотерапии. В наше время врачи могут вылечить это. Не так ли? Я имею в виду, что слышал об этом много раз. — Он должен вылечиться от этого. Если нет, то Ева просто это не переживет.

— Он не принимает лекарства. Он отказывается. Он узнал об этом два месяца назад, — слова Джереми словно ножом прошлись по моему сердцу. Вот черт! О чем он думает? Он убьет Еву.

— Почему? Почему он не пытается победить это? Он убьет ее.

— Ему обещали, что лечение продлит его жизнь всего на полгода. Все слишком запущено. Он сказал, что не хочет провести свои последние дни, проходя лечение. Он хочет провести их дома, а не в больнице.

Этого не может быть. Только не это. Ева была недостаточно сильной, чтобы это пережить. Неужели у Господа Бога нет лимита на количество потерь, которое приходится на одного человека. Она потеряла мать, а затем Джоша. Черт, это несправедливо. Я не могу сидеть здесь. Я встал и подошел к окну. Я должен успокоиться. Я был чертовски зол на эту гребаную Вселенную, и ничего не мог с этим поделать.

— Почему она? Почему ей постоянно приходиться кого-то терять? — ругался я и ударил рукой по подоконнику.

— Это паршиво. Она пережила слишком много дерьма. Я потерял Джоша. Но я не могу представить себе, чтобы потерял и родителей тоже.

Она не должна уезжать сейчас со мной. Нет… никто из нас не должен сейчас уезжать. Я не могу оставить ее, чтобы она справлялась со всем этим в одиночестве. Я нужен ей и она нужна мне.

— Я не оставлю ее. Она меня не потеряет, — сказал я больше себе, чем ему.

— Хорошо. Ты будешь ей нужен.

— Я буду рядом с ней. Всегда.

— Ева нелегко переживает горе. Просто помни об этом. Неважно как трудно придется тебе, но помни об этом. Джош был рядом с ней, когда она потеряла мать. Мы оба были рядом. Она была ребенком, но ненадолго она потерялась. Джош напомнил ей, как жить. Когда она потеряла Джоша, я думал, что никогда уже не верну ее. Я прошел через многое и оставался рядом с ней, но она была потеряна… до тех пор, пока не появился ты. Ты помог ей вновь обрести жизнь. Я думаю, ты единственный, кто поможет ей с этим справиться. Меня было недостаточно, чтобы пережить потерю Джоша, а тебя да.