В порыве ярости и боли я назвала его моей самой большой ошибкой. Сейчас я в это не верю. Я дотронулась до своего живота. Может быть он был той частью моей жизни, в которой я нуждалась по мнению судьбы. Он оставил меня с тем, кто будет рядом со мной. Кто будет любить меня и никогда не покинет. Мой папа оставит меня, но появится новая жизнь, способная заполнить эту пустоту.
В дверь постучали и я отвела руки от живота и отошла от зеркала. — Войдите! — прокричала я.
Папа открыл дверь и обеспокоенное выражение его лица сказало мне о том, что мне не понравится то, что он хочет мне сказать. — Звонили из центра. Они едут, чтобы забрать пианино. Ты уверена, что хочешь отдать его? — спросил он, пристально глядя на меня.
Пианино, которое Кейдж купил мне, доставили сюда через неделю после нашего расставания. Его привезли Престон и Маркус. Оба пытались со мной поговорить о Кейдже, но я отказалась их слушать. Я также не замечала пианино на протяжении следующей недели. Наконец, однажды ночью, моя защита пала. В ту ночь я вновь притворялась. Я была подавлена и чувствовала словно кровоточу изнутри. Мне не с кем было поговорить. Так что я села за пианино и начала играть. Я играла несколько часов. Играла до тех пор, пока не сочинила песню. Ту, что отражала все мои чувства и эмоции.
Пока в ту ночь я находилась в своем воображаемом мире, я открыла настоящую себя в музыке. Избавление от пианино было еще одной вещью, разрывающей меня на части. Но я подарила его местному детскому центру неблагополучного района города. Учитель музыки этого центра работает бесплатно. Ей просто нужны еще инструменты. Я не могла его продать, но и не могла оставить. Глядя на него, я чувствовала невыносимую боль.
— Уверена. Просто… дай мне немного времени побыть с ним наедине, — ответила я. В этот раз я даже не заставила себя улыбнуться. Я была слишком подавлена.
Папа кивнул, развернулся и направился вниз. Я знала, что он идет на улицу. Он дал мне мое время. Мне нужно последний раз на нем сыграть. Спеть прощальную песню Кейджу и воспоминаниям, связанным с ним.
* * *
Закрыв глаза, я положила пальцы на прохладные клавиши из слоновой кости. После этого, я больше не позволю моему сердцу разбиться из-за мужчины, который не стал за меня бороться. Он ушел, когда я попросила его об этом. Я предоставила ему выход из этой ситуации и он им воспользовался. Так легко. Это был конец для меня. Я позволила пальцам начать танцевать на клавишах. Знакомая мелодия, которую я играла в ту ночь, вновь всплыла в моей памяти. Я плакала, когда ее играла. Сегодня я не буду плакать. Я больше не буду лить из-за него слез. Никогда.
— Сидя на крыльце, ожидаю хоть на мгновение увидеть тебя.
Тогда я должна была знать, что буду дурой, если поверю, что когда-нибудь стану для тебя желанной.
Эта глупая девочка отдала свое сердце.
Я должна была слушать свой разум.
И теперь я осталась одна, думая о том, что говорил мне мой папа.
Потому что ты ломаешь сердца, забираешь душу.
И никто не может тебя сломать.
Поэтому бери, что хочешь, и даже больше, потому что девочка уезжает из города.
Летнее солнце светило в тот день, когда наши глаза встретились.
Я была заворожена твоей улыбкой на твоих губах, не зная, как сладко они могут лгать.
Каждое прикосновение, каждый момент, ты вызывал даже каждый вздох.
А теперь я осталась одна, понимая, что я должна была увидеть, увидеть то, что ты заставишь меня плакать.
Потому что ты ломаешь сердца, забираешь душу.
И никто не может тебя сломать.
Поэтому бери, что хочешь, и даже больше, потому что девочка уезжает из города.
В один день я смогу двигаться дальше, но я боюсь, что ты всегда будешь
Прямо здесь, держа кусочек моего сердца, который больше никогда не сможет принадлежать мне.
И я проживу всю свою жизнь, найду причину для улыбки, и все окружающие подумают,
Что ты не полностью меня сломал.
Они никогда не узнают, что я не буду свободна.
Потому что ты ломаешь сердца, забираешь душу.
И никто не может тебя сломать.
Поэтому бери, что хочешь, и даже больше, потому что девочка уезжает из города.
Сердцеед, забиратель души, я никогда не стану прежней.
Ты взял, что хотел, а я это отдала.
А теперь я осталась здесь под дождем.
КЕЙДЖ
Мы сыграли идеальную игру. Бросив ключи на барную стойку на кухне, я пошел к холодильнику, чтобы взять Gatorade. Пять зеленых Jarritos лежали на верхней полке. Я остановился и осмотрелся, чтобы увидеть очень беременную Лоу, которая, улыбаясь мне, сидела в гостиной, задрав ноги вверх.
— Ни одного Jarrito в твоем холодильнике, когда я сюда приехала? Серьезно? Что я должна думать? Что меня не ждут в твоих новых раскопках? Потому что у меня есть ключ, который ты мне когда-то прислал, — сказала она, вертя ключом, который я ей однажды отправил, как только вывез свое барахло из квартиры Эйса и нашел собственную комнату.
Я сделал два длинных шага и прыгнул на диван, чтобы зажать Лоу в своих объятьях. Я скучал по ней. Я скучал по дому…Я просто не мог вернуться назад. Не мог этого видеть. Я бы сразу подумал о ней. А я не мог себе позволить думать о ней.
— Черт возьми, ты здесь! Я поверить не могу, что ты приехала, — я не обнимал ее так крепко, как хотел, с тех пор как между нами был животик, который я не должен был лопнуть.
Лоу сжала меня и засмеялась. Этот звук был первой вещью, которая заставила меня улыбнуться после…после долгого времени. Очень долгого времени. — Конечно, я здесь. Ты много не рассказываешь мне по телефону. И не приедешь домой навестить нас. Я должна была что-нибудь предпринять. Потому что я волнуюсь.
— Не могу поверить, что папа-медведь разрешил тебе ехать так далеко одной, — сказал я, отойдя, чтобы посмотреть на свою очень беременную лучшую подругу.
Он сжала свой нос. — Он не разрешил. Он на улице… Он принес мне Jarritos, когда я приехала сюда и не нашла у тебя ни одного, — поддразнила она, ударяя меня по руке.
Я не был удивлен, что Маркус не отпускал ее далеко от себя. Я был рад. Когда-то это меня ужасно бесило. Но сейчас я мог волноваться о Лоу намного меньше.
Она села на кресло и закинула свои ноги на пуфик. — Ну, рассказывай. Ты не разговариваешь со мной по телефону. Я знаю лишь какие-то куски из наших коротких разговоров. Мне нужно знать, какого черта с тобой происходит.
Я не хотел об этом разговаривать. Даже с Лоу. Я ни с кем об этом не разговаривал. Я покачал головой, отвернулся от нее и уставился в окно. — Не о чем рассказывать.
Лоу испустила недоверчивый смешок. — О, нет. Это чушь. Ты не приезжаешь домой, а отец Евы умирает. Что-то точно не в порядке. Я хочу знать, что. Поэтому рассказывай, или у меня начнутся ранние схватки.
Может быть, если я об этом расскажу, моя грудь не будет так сильно болеть. Может быть, я смогу закрывать глаза по ночам и не видеть наклонившуюся Еву, которую тошнит от того, что она увидела. Фотографии, которые я никогда не видел. Которые я не хотел видеть. Они будут концом меня. Я не смогу с ними совладать.
— Я в тупике. Я подпустил к себе людей, которых не должен был подпускать. Я доверял не тем людям, и они меня подставили, — сказал я, садясь на диван, и, наконец, встретился с озадаченным взглядом Лоу.
— Объясни. Потому что ты не можешь говорить о Еве в таком ключе, — сказала она с поднятыми бровями. Она будет защищать Еву до конца. И я любил ее за это.
— Нет, это не…это не о ней. — Я все еще не мог произносить ее имя, черт подери. Я хотел сказать ее имя. Я хотел почувствовать его на своих губах. Но не мог. Если бы я попытался, моя грудь бы снова разорвалась.
— Тогда кто?
— Парень, с которым я жил здесь, когда впервые приехал сюда. Вот кто. Он — подающий. Звездный подающий. Он хотел попасть в высшую лигу. Он положил глаз на этот приз и волновался, что я это у него отниму. Поэтому он все подстроил, надеясь, что я убегу домой. Он…он все разрушил. Он забрал мою жизнь. Поэтому я забрал его. Но от этого не легче. Но видеть его лицо, когда я подаю в отличной игре, пока они сидит на скамейке, совсем неплохо. Но это мгновенное явление.
