И крикнула лакею:

— Позовите кучера Петрушку, да повара Андрюшку, проводите ево нечестно; как он незванной пришел.

Те пришли, да и поворотили ево, этово офицера, выпроводили нечестно: по шее просто. Он пошел, сам сердитой, переменной.

— Надо итти на гаубвахту; служба-матка.

Коhда сменялса, товаришш расспрашивал, у какой дамы был, весело ли время провел. Ему еще досадней. И стал думать, как бы отомстить этой даме, и хто она такая. Вот думал он, што одна бедна старушка ходит в этот дом, она все знает. Он к этой старушки обратилса.

— Вот, бабушка, дам тебе десять рублей, только все расскажи про нее.

Та рассказала: «Она невеста, жених за границей, она живет у ево матери, пишет письма ему и ответы получает».

— Укради ейно письмо и пошли мне. Знать я тебе еще десять рублей дам. Можешь это сделать?

— Могу.

Старуха и стала следить. Она к ним каждой день ходила, они ей очень любили. Тут случилось, невеста написала и положила на комод письмо не запечатано.

— Што мама (она ей мамой уж называла), запечатать письмо, или еще писать будем?

Мать тоже грамотна была.

— Не запечатывай, говорит, завтра што-нибудь еще, может быть, придумаем.

Старушка это письмо свиснула, да к офицеру. Он был голова грамотная. Ему потчерк, шрифт надо было знать. Он и написал под шрифт старухи: «Сын мой любезной! Твоя невеста сперва вела себя хорошо, а теперь каждую ночь у ей гости. Убери ее, не могу жить с такой развратной. Любящая тебя мать». Офицер это письмо вложил и велел старухи на место положить. Те и не заметили. Они ничево не придумали написать, письмо не просмотрели, запечатали и послали.

Ваня письмо получил, прочитал, побледнел.

Дядя спрашивает: «Што, мама умерла?»

— Нет, мама жива, невеста изменила.

Дядя не верит, а он верит. Сейчас нанел лехковова, не жалел денег, сухим путем поехал. Уж он катил, катил…

Приехал ночью. Говорит извошшику:

— Подожди меня, я схожу в этот дом.

Не стучал, пошол (ему уж все запоры известны) и внутрь дома зашел. В спальну. Она спит, как ангел одна.

— А! сегодня нет гостей! Вчера, видно, были.

Ево чорт подживляет: убей!

Выхватил саблю и по животу! Пополам рассек.

— Я теперь убийца! Надо преступление скрывать.

Взял одной рукой за шею, другой за поджилки, вынес на извошшика.

— Гони!

Извошшик ахнул.

— Што ты, барин-седок, поделал?

Сам гонит за город.

Тут ряд помойных ям. Ваня взял ее, вынел и тут бросил. Сам до первой станции доехал, извошшика отпустил, взял другово. Извошшик прямо к реки, да вымыл коляску. Так извошшик в свою дорогу, он в свою. Но пусть они едут.

Посмотрим, што случилось с трупом.

Один знаменитой дохтор возвращался с мызы домой мимо помойных ям и услыхал стон. Говорит кучеру (он ехал на кабриолете):

— Слышишь?

— Слыхал, будто человек простонал на помойной яме.

Стали искать. Ничево не видно. В одну загленули, в другую, в третью взглянет, а как светать стало, видать на мусоре лежит раненая. Дохтор пошшупал пульс: жива.

Он взял ее вот так (рассказчик показал, как именно), значит рана сжиматса, а то так все кишки выпали бы.

На берегу слушатели откликнулись: «да, да! Уж он — дохтор: знат, знат, как взеть».

Домой привез, перевезал, она уснула, сам сиделкой тут. Часа через два она открыла глаза. Он сейчас влил лекарства.

— Ничево, барышня, вы у себя дома.

Чево она спросит, уж он не дает: не жалко, а нельзя. На деветой день ей стало лучше. Лечил полтора месяца. Кровь вышедшая опять стала наполнятьса. Надо помнить, што она была в одной сорочки: дохтор все на свой щет ей купил. Только было на ней одно ожерелье драгоценное, в котором спала. Вот она и говорит дохтору:

— Я вам очень блаhодарна, вы меня спасли. Теперь я должна с вами рашшитатьса.

— Я вознаграждения не беру — ни денех, ни подарков. Што я беру, то при вас.

Она думала, што про ожерелье говорит, и снять хотела. А он ей:

— Нет, я вам сказал, што подарков не беру. Я вдовец, боhат, я полюбил вас и хотел бы женитьса.

— Ах, вы заслужили это. Но дело в том, што я невеста и люблю другово.

— Нет, я таково ответа слышать не хочу, иначе я вас не уволю.

Дал трое суток ей обдумать ответ. Она отвечат то же самое.

— Ну еще сутки.

Опять она не согласна. Он говорит:

— Я вам даю еще два часа, а уж там результат другой. И вынимает два заряженных пистолета.

Убежать ей некак. Она просит:

— Позвольте сходить изупражнитьса.

Он подумал: «из сортира никуда не убежать», и отпустил ей. Она пошла в сортир, оторвала доску, да бросилась туда: «Лучше там сдохну!»

(Присутствующие вскрикнули.)

Была весна. А в том городи такая чистота, што везде были канавы, канализация. Ей вынесло в реку. Доска мала, ей не несет, она тонуть стала. Тут увидали ее рыбаки. (У них тоня была.) Взяли ее. Она мокрая, обсушить ее надо. Дали ей платье деревенское. Смотрят на нее, чья такая девушка красива. Младшему брату говорят:

— Эх, Ванька, мы женаты, а ты холостой. Бери ее. Не пойдешь ли за нашево брата?

— Пойду.

— Веди ее, Ванька, домой.

Пошли в деревню. Ну знашь, мужик дурак, да уж терпеть не может: надо пошшупать, за грудь пошшупал.

— Што ты, грязной! Видишь, я чиста какая. Иди покупайса, тоhда можно.

Он побежал.

— Да скорей! Раздевайса, бросай платье!

Он бежит, все с себя снял, побросал. Роздела ево. Он убежал, она в ево кустюм оделас.

Мужиком явилас в город. Што ей делать? Пару колец снесла к еврею. Тот видит, мужик дорогие кольца продает: «верно уж хапано». И задешево купил. На эти деньги купила она булок, стала торговать. У ней такой расход, видят парень молодой, красивой. Ей в пекарнях с товару скидывают. Хорошо торгует булошник.

А за это время Ваня вернулса с дядей. Ему обсказали, как невесту убили; кровь видали, только трупа нигде не нашли. Вот это Ваню удивляло, што трупа нигде не могли найти.

За это время умер государь в этой державы, и министры выдумали так выбрать государя: поставить три свечи у городских ворот и пустить всех проходить. Если свеча загоритса по проходу человека, тово выбрать государем. Проходили все: и генералы, и дамы, барышни; нет, не горят без спички свечи ни от ково.

Идет булошник. Как прошел, так все свечи вспыхнули. Булошник поступил царем. Повел дело умно; мушшина и мушшина.

Вот она тайно пригласила фотографа и снялась в женском кустюме. Потом велел государь поставить в три сажени мраморной столб, кругом ограду и поставить часовово. На этом столбе прибить карточку. И хто будет эту карточку узнавать, тово брать под арест. Народ ходит, видит: памятник государем поставлен, там карточка красавицы, ну штож, ее никто не знает, проходят мимо. Эта карточка недолго висела. И вдруг этот офицер…

— А, говорит, красавица, вот куда забралась!

Часовой спрашивает:

— Ваше благородие, изволили знать?

— Да, говорит, знавал!

Он и позвонил. Вышел унтер-офицер.

— Ваше благородие, пожалуйте в караульной дом.

Распоряжение от государя — посадить в тюрьму.

Не долго было, попала и эта старушка (смех). Стала плакать:

— Ох, дитятко, hде-то ты теперь?

— Знала ее, бабушка?

— Как не знать, каждой день хаживала.

Часовой подал звонок.

— Ступай, бабушка. В тюрьму.

Попал и Иван, купеческой сын. Он и так скушной был, все забыть невесты не мог, а тут увидал карточку, вынел платок, слезы утират.

Ну, часовой, видит, знакома. Подал звонок (смех). Приказ от государя: держать строго, а кушанье будет получать из дворца. Не долго было время, попал и дохтор, увидал карточку.

— Сколько я израсходовал, сколько труда положил…

— Изволили знать?

— Да, лечил…

— Пожалуйте в караульной дом.

Приказ от государя: содержать в тюрьме, а кушанье будет не тюремно.

Недолго было, попал и тот мужик. Увидал карточку и закричал: