Литмир - Электронная Библиотека

Ну нет, пронеслось в голове у Кляйнцайта, когда он завидел Медсестру, это уж слишком. Даже если бы я был здоров, что маловероятно, даже если бы я был молод, чего уже не вернешь, слишком сильно это искушение и лучше бы ему не поддаваться. Да она меня даже в арм–рестлинге на обе лопатки положит, чего уж там пытаться прицениваться к ее бедрам? Он тут же приценился к ее бедрам и почувствовал, как в нем нарастает паника. За паникой прозвучала боль, точно дальний рог в бетховеновской увертюре. Да я, похоже, герой, удивился Кляйнцайт и осушил стакан оранжаду.

Медсестра притронулась к его табличке, заметила Фукидида и Ортегу на тумбочке.

— Доброе утро, мистер Кляйнцайт, — произнесла она. — Как вы сегодня себя чувствуете?

Кляйнцайт был рад, что на нем вызывающая пижама, что с ним Фукидид и Ортега.

— Спасибо, прекрасно, — ответил он. — Как вы?

— Ничего, спасибо, — сказала Медсестра. — Кляйнцайт, это что‑то такое по–немецки?

— Герой, — ответил Кляйнцайт.

— Я была уверена, это будет что‑нибудь подобное, — сказала Медсестра. Возможно, ты, сказали ее глаза.

Боже милосердный, пронеслось в голове у Кляйнцайта, а я еще и безработный.

— Я хочу взять у вас немного крови, — произнесла Медсестра и погрузила свой шприц в его руку. Кляйнцайт расслабился и дал течь чувствам.

— Спасибо, — сказала Медсестра.

— Когда угодно, — ответил Кляйнцайт.

Вот так, подумал он, глядя как она уходит и уносит его кровь, теперь только вперед. Он сел на краешек своей койки и стал смотреть на соседний монитор. По нему слева направо бежали световые сигнальчики, появлялись слева и исчезали справа, появлялись и исчезали. Они что же, быстро обегают аппарат и появляются снова? — удивился про себя Кляйнцайт.

— Захватывает, да? — спросил молодой человек, лежащий на соседней койке. — Кого‑то может это задеть — они что же, так и будут бежать? И никогда не остановятся?

Он был очень тонок, очень бледен и выглядел так, словно мог вспыхнуть и сгореть в один миг.

— Вы с чем тут? — спросил Кляйнцайт.

— Расширенный спектр, — ответил готовый воспламениться. — Если наступит гендиадис, то все может закончиться… — тут он даже не прищелкнул пальцами, а издал короткое шипение, — …вот так.

Кляйнцайт хмыкнул, покачал головой.

— А что у вас? — спросил Легковоспламеняющийся.

— Я, вообще‑то, не болен, — сказал Кляйнцайт. — Явился на анализы, что‑то вроде этого.

— Вы точно больны, — определил Легковоспламеняющийся. — По виду гипотенуза. И чуточку диапазона, возможно. Мочитесь в две струи?

— Ну, когда твое белье весь день перекручено… — смутился Кляйнцайт.

— Держитесь того же и впредь, — ободрил Легковоспламеняющийся. — Не падайте духом. Я, знаете ли, говорю по–немецки.

— Здорово, — сказал Кляйнцайт. — Я нет.

Легковоспламеняющийся вновь издал шипение.

— Только без обид, — сказал он. — Может, замечали, что люди с годами начинают выглядеть иначе. Меняются, похоже, одни болваны.

— Болваны, — сказал Кляйнцайт. — Ну да.

— Сначала болваны в витринах, — объяснил Легковоспламеняющийся, — потом люди.

— Никогда не думал, что кто‑нибудь, кроме меня, это замечает, — сказал Кляйнцайт. — Болванов, возможно, создает Бог. Человек создает людей.

Он скрестил ноги и нечаянно задел провод, который вел к монитору Легковоспламеняющегося. Штепсель вылетел из розетки, последний сигнальчик мелькнул и погас, экран стал черным.

— Господи, — произнес Легковоспламеняющийся. — Я пропал.

Кляйнцайт воткнул штепсель в розетку.

— Вы вернулись, — сказал он.

Вместе они стали смотреть на сигнальчики. Ужасно, думал Кляйнцайт. Если бы я смотрел на них постоянно, то обязательно пожелал бы, чтобы однажды они прекратили свой бег. Пик, сказало его сознание в такт сигнальчику. Пик, пик, пик, пик. Прекрати, приказал Кляйнцайт. Он лег на свою койку, и та вздохнула.

Мой, произнесла койка. Как долго я ждала тебя. Ты не похож на других, я никогда не испытывала ничего подобного.

В своем сознании Кляйнцайт увидел переход в Подземке.

Зачем? — спросил он.

Просто показываю, ответило его сознание.

Что? — спросил Кляйнцайт. Сознание не ответило. В его теле запел дальний рог.

Наша песня, сказала койка и сжала его в объятьях.

В квартире зеркало выглянуло наружу и не увидело ничьего лица. А существую ли я? — задумалось зеркало.

В конторе Кляйнцайта, на желтой бумаге человек толкал перед собой тачку, полную клади, и чувствовал в кармане тюбик с пастой «Бзик». Что это за Сизифов труд такой? — с ожесточением думал человек. И почему именно «Бзик»?

В магазине музыкальных инструментов глокеншпиль мечтал о переходе в Подземке.

Кровь Кляйнцайта

— Радуйся, Мария, благодатная! — произнесла Медсестра.

Доктор Кришна вынул язык из ее уха.

— Ты кончила? — поинтересовался он.

— Извини, — сказала Медсестра. — Я что‑то замечталась. Кончи, не дожидайся меня.

— Что, привезли больного миллионера? — спросил Кришна.

— Он не миллионер, — сказала Медсестра. — Его имя означает «герой».

— Это как так — «герой»? — спросил Кришна.

— Кляйнцайт, так его зовут. По–немецки это означает «герой».

— По–немецки Кляйнцайт означает «маленькое время»[2] — сказал Кришна, входя в нее немножко.

Медсестра засмеялась.

— Только герой мог сказать, что Кляйнцайт означает «герой», — сказала она.

Доктор Кришна съежился, вытащил, оделся. Медсестра, обнаженная, осталась на кровати, точно лежащая Ника Самофракийская. Разум Кришны помутился. Он вновь сбросил с себя одежду и жадно накинулся на нее, ощущая слабость во всем теле.

— Это прощание, — проговорил он. — На дорожку.

Медсестра кивнула с закрытыми глазами, думая о крови Кляйнцайта в теплой склянке, что она несла в руке. Анализ показал уровень децибелов — 72, светочувствительность — 18,000 и отрицательную полярность — 12 процентов. Полярность ей не нравилась, она могла обернуться чем угодно, да и децибелы оставляли желать лучшего. Но зато светочувствительность! Она никогда не видала чего‑либо подобного. Можно было заметить ее в его усталых глазах, подумала она в тот момент, когда Кришна кончил.

— Спасибо, — сказал он.

— Тебе спасибо, — сказала Медсестра, одиноко стоя у окна и вдруг сознавая, что Кришна ушел больше часа назад. На улице тихонько моросило. Как я люблю такой тихий дождик, подумала она. Ее сознание немедленно показало ей переход в Подземке. Зачем? — подумала она, вслушиваясь в отзвуки футбольных ударов, запинающийся перезвон колокольчиков, вплетенный в какую‑то неверную мелодию. Я так думаю, заявила она Богу, что здоровых людей нету.

Ты на себя посмотри, — посоветовал Бог. Кто может быть здоровее тебя?

А, женщины, усмехнулась Медсестра. Я о мужчинах говорю. Так или иначе, все они больны.

Ты действительно так думаешь? — спросил Бог. Дождь зарядил сильнее. Что я сделал не так? Где ошибся?

Не могу сказать, что я в точности имею в виду, сказала Медсестра. Звучит, конечно, глупо. В смысле, дело не в том, чтобы найти здорового мужчину, дело в том, чтобы найти того, кто использует свою болезнь по назначению.

В конторе Кляйнцайта, на желтой бумаге человек, толкавший перед собой тачку, полную клади, почувствовал, что его смял Директор по творческой части. Что‑то вдруг потемнело, произнес он, падая в корзину для бумаг и все еще чувствуя в кармане тюбик с пастой «Бзик».

Переход в Подземке

Вот это да! — сказали стены, с удовольствием прислушиваясь к звукам футбольных ударов, вот эта тишина по нам, восхитительные формы тишины, обтянутые звуком футбольных ударов.

В переходе на полу лежал лист чистой желтой бумаги формата А4. На нем еще не отпечатался ничей след.

Мимо проходил оборванец, рыжебородый, с яркими голубыми глазами. На его плече, перевязанные веревкой, висели скатанные его пожитки, в руках он тащил две хозяйственные сумки. В одной — полбутылки вина. Он глянул на лежащий лист бумаги, обошел его, потом поднял, осмотрел со всех сторон. Никаких надписей. Он вытащил из кармана черный японский фломастер. Уселся на пол, прислонился к стене, вынул из одной сумки планшет, положил на него бумагу и жирно написал:

3
{"b":"218122","o":1}