Новой жизни прошло три дня —
Трех врагов одолел мальчуган…
Вот растаял рассветный туман,
И старик со старухой снова
Взяли на руки сына родного,
Принесли в шалаш травяной.
Мальчуган покушал отменно
И заснул, обретя покой.
Просветлела душа Сэнгэлэна,
Он сказал старухе седой:
«Чтобы радовать нас, есть ребенок,
Чтоб зимой согревать, есть очаг,
Чтобы встретить нас, есть жеребенок,
Чтоб за нами бежать, есть лончак!»
И спокойно заснули втроем
В шалаше таежном своем.
Поутру закричали спросонья:
Задыхаются от зловонья!
Старец крикнул: «Ублюдок наш
Травяной испоганил шалаш,
На весь мир от ребенка смердит!»
За порог он вышел, сердит.
Следом с мальчиком вышла мать,
На супруга стала кричать:
«Нас кормить этот мальчик не будет,
Повзрослеет — о нас позабудет,
Нашу старость не станет жалеть.
Унеси ты его в берлогу,
Где сидит в черной шубе медведь».
Сэнгэлэн знал к медведю дорогу,
И унес в медвежий тайник
Своего ребенка старик.
День проснулся, прогнав дремоту.
Сэнгэлэн пошел на охоту.
Он, росою обрызганный свежей,
Подошел к берлоге медвежьей.
Видит: мальчик его ненаглядный,
Без штанишек, грязный и смрадный,
По тропинке ползет травяной.
И, взглянув на отца, рассмеялся
Сэнгэлэна сынок озорной.
Он к седому отцу приласкался,
А за ним на траве распластался
В черной шубе хозяин-медведь:
Недвижим, он лежит, не дыша,
Он раздавлен рукой малыша.
До чего же силен, озорник!
Сына к сердцу прижал старик
И унес ребенка домой.
Ох, вкусна была замечательно
Эта свежая медвежатина!
И старик со своей женой
Пищей лакомились мясной:
«Нам небесными властелинами,
Видно, мальчик этот дарован.
Поднебесными исполинами
Нам на радость мальчик дарован.
Он для подвигов приуготован.
Так не будем плакать в кручине,
Пусть, как хочет, живет отныне!» —
Говорили они о сыне.
Косоглазый лама
Обгоняя в тайге все сроки,
Стал расти крепыш краснощекий:
Богатырская грудь широка,
И крепка и могуча рука.
За ночь так мальчуган вырастал,
Что ему становился мал
Из овечьей шкуры тулупчик.
За день так вырастал голубчик,
Что ему становилась тесна
Даже шуба из бычьей кожи,
И просил он другой одёжи.
А в тайге звенела весна,
Мальчик прыгал среди разнотравья,
Напевал, юной жизни рад,
То гнусавя, то шепелявя,
То впопад, а то невпопад.
В это время вожак злотворных
Бесов синих, желтых и черных
Двадцати волшебствам дал приказ
По ладони пуститься в пляс,
А потом по перстам пустил
Десять людям враждебных сил
И постиг жестоким своим
Постижением колдовским:
«Небесами земле заповеданный
И земле неокрепшей преданный,
Появился для блага людей
Исполин, богатырь, чародей.
Уничтожим его, покуда
Этот мальчик не возмужал,
А не то будет бесам худо!»
Злобных бесов собрал вожак,
И они порешили так:
«Уничтожим того чародея,
Что, неслыханной силой владея,
Ради радости бедного люда,
Возмужав, дойдет и досюда.
Уничтожим его, покуда
Он не вырос еще, не окреп!»
Вот вожак, хитер и свиреп,
Напрягает свой черный разум,
Погубить замыслив дитя…
В человека себя превратя,
Стал он ламою косоглазым.
Из безлюдной страны Хонин-Хото,
Где кочкарники да болота,
Где живое гибнет бесславно,
Где земля бесплодна, бестравна,
Будто вывернута наизнанку,—