Чтоб туда, где озерная ширь,

Доскакал он, добрался,

Чтоб в озерные камыши

Он неслышно прокрался,

Чтоб Саргала-Ноена он стрелой погубил,

Чтобы голову и руку ему отрубил,

Чтобы из головы он сделал прекрасный кубок,

Вино пить сладкое,

А правой руки обрубок

Для кнута — рукоятка.

Был послан для этого Мангелай-великан,

Все он сделал, как велел командир и хан,

До озера белого доскакал,

Саргала-Ноена в камышах отыскал,

Стрелой железной его убил,

Руку и голову ему отрубил.

Голова пошла на прекрасный кубок,

В кнут превратился руки обрубок.

В это время

Урмай-Гоохон, солнцеликая красавица,

Что на зеркальной телеге на чужбину скачет,

Вверх на небо посмотрит — печалится,

Вниз на землю посмотрит — плачет:

«Хара-Зутан, душа его черная,

Меня несчастную погубил,

На веки вечные опозорена я,

Белый свет мне теперь не мил,

Но, так и быть, куда вы хотите

Меня от родины увозите,

Все мученья приму не глядя,

Жаждой-голодом уморенная,

Лишь отдайте мне голову дяди,

Бело-мудрого Саргала-Ноена».

Между тремя шарайдайскими ханами

Пошли споры-раздоры выспренние.

Кто говорит, что слова у нее обманные,

Кто говорит, что слова у нее искренние.

Один скажет веское слово,

А другой в ответ скажет пять,

Кто говорит: «Надо отдать ей голову».

Кто говорит: «Нельзя ее отдавать».

Кто говорит: «А что случится?

Голове на место не воротиться.

Мы уж держали ее в руках,

Мы уж ее, между прочим,

У наших воинов на глазах

Ремнями к седлу приторочили.

Саргалу-Ноену

Урмай-Гоохон невестка,

В руках у нее

Голове этой самое место.

Пусть она немного потешится,

В пути тяжелом — развеселится.

А нам тут бояться нечего,

Голове на место не воротиться».

Поспорили они еще немножко,

Еще немножко они побурчали,

И пленнице, похожей на красное солнышко,

Голову Саргала-Ноена отдали.

Как взяла Урмай-Гоохон голову дяди в руки,

На лице ее отразились муки.

Очень дядю она жалела,

И тотчас же взялась за дело.

Водой

Из девяти живых родников

Голову она тотчас же омыла.

Дымом

От девяти можжевеловых кустов

Голову она окурила.

Произносит она заклинательные слова,

Чтобы летела омытая и окуренная голова

К бабушке,

Сидящей с серебряной чашей в руках.

К бабушке,

Следящей за всеми звездами в небесах.

К бабушке,

Опирающейся на множество небесных вершин.

К бабушке,

Обозревающей множество небесных долин.

К бабушке,

Звездные книги читающей.

К бабушке,

Все швы во вселенной сшивающей.

К бабушке,

Держащей все тайны в уме,

К великой бабушке Манзан-Гурмэ.

После этого

Урмай-Гоохон на глазах у всех

Бросила оживленную голову вверх,

Полетела голова, зашуршала,

Полетела голова, засвистела.

Ни одна рука ее не достала,

Ни одна стрела за ней не успела.

А та стрела, что успела,

Пролетела мимо и не задела.

Бойцы-лихачи,

Стрелки-меткачи,

Израсходовав все стрелы железные,

Опустили луки свои бесполезные.

А голова,

Поднимаясь со свистом вверх,

А голова,

Пролетев через тридцать небесных сфер,

Оказалась на коленях у бабушки Манзан-Гурмэ,

У которой вся сила в ее уме.

От неожиданности бабушка вскрикнула, она

Не поймет, что бы это значило

Большим удивленьем удивлена,

Задачей большой озадачена.

Движеньем властной правой руки

Материнскую книгу она открывает,

Прекрасными пальцами правой руки