Чтобы правую руку поймать,

Чтобы верное слово сказать.

А Восточного неба сыны

Собрались, для борьбы сплочены,

Чтобы левую руку поймать,

Чтобы верное слово сказать.

Возвышаясь, подобно твердыне,

Словно стрелы, бросают слова,

Задирают носы в гордыне

И засучивают рукава.

Восседая у очага,

Грозно вглядывается Хурмас:

Он выискивает врага,

Не спуская с витязей глаз.

Влажным взглядом всех обводя,

Здесь толпятся владыки дождя,

Потрясают халатов подолами,

Что полны облаками тяжелыми,

Что полны туманами-ливнями,

Затяжными и непрерывными.

Средь гостей радушного дома

Три стрелка, три властителя грома,

Держат, в жажде вражеской крови,

Стрелы-молнии наготове.

То кричат они, то хохочут,

И все прочие небеса

В дрожь бросает, едва прогрохочут

Их сердитые голоса.

Ищут места в доме чужом

Небеса с Белым Швом, с Белым Швом,

Что белеет, как молоко,

И вступают взволнованно в дом

Небеса с Белым Дном, с Белым Дном,

Распростершимся широко.

Честный воин, ликом угрюмый,

Проницателен и суров,

Замышляя новые думы,

Входит в дом повелитель ветров.

Белоликий Заян-мудрец,

Запредельной жизни творец,

Ничьему не подвластный веленью,

Знаменитый своею ленью,

С опозданьем летит во дворец.

Небожитель каштановокудрый,

Быстрый разумом, сердцем мудрый,

Сотворивший коров-лошадей,

Со своим старшим сыном белым,

Молодцом могучим и смелым,

Входят в гущу небесных вождей.

Богатырь, чье лицо вечно молодо,

Белоснежный властитель холода,

С опозданьем дойдя до ворот,

Пробирается все же вперед,

Всех отталкивая плечом:

Сан иль возраст — ему нипочем!

В той толпе оказавшись тесной,

Самый белый витязь небесный

Порешил: «Где моя родня,

Там и место есть для меня».

И нашел он широкостанного,

Что всех ближе ему и родней;

Этот бог с головою каштановой

Сотворил и быков и коней.

Вот и взяли друг друга под руки,

Сообщают друг другу новости,

А кругом не смолкают отроки,

Старцы смотрят взором суровости.

Разлились толпою широко

Многомощные богатыри

Черноцветных небес Востока.

Там, вперяя глаза свои острые,

Их белки поворачивал пестрые

Завидущий Атай-Улан.

С небесами подвластными вместе

Он обдумывал дело мести,

В ход пуская хитрость, обман.

Черным шумом шумел черноликий

Богатырь, в чьих руках — туман,

А в свирепых глазах — мрак великий.

За спиною Атай-Улана —

Мглистых дымов и тьмы владыки.

Полный яда и полный дурмана,

В пляс пустился безумный и дикий

Небожитель Черное Марево.

А за ним — цвета красного варева —

Зашумели, враждою горя,

Три кровавых богатыря,

Забряцали доспехами ратными.

А за ними — серое с пятнами

Небо, ненавистью дыша,

Думу думая темную, злую,

Подступило, на битву спеша,

К властелину Улану вплотную.

А за ним — небосвод, полный злобы,

Желтый с пятнами, низколобый,

С черным словом и хитрым взглядом,

Стал с жестоким Уланом рядом.

Три Ветра — три светлых воина,

Чья сила порывом утроена,

Противники дыма и тьмы,

Кричат: «Нам еще неизвестно,

На чьей стороне бьемся мы,

Но биться мы будем совместно!»

Три Неба — три юных конника,

Три веющих тихо шелоника,

Что по Западу реют и Югу,

Быстро на ухо шепчут друг другу:

«Надо прочных друзей нам найти»,

И приплясывают на пути.

Грязно-серые, с сердцем нечистым,

Клокоча, кипя и дымясь,