Которую ты в кишках сберег,

Пусть рабыня положит

Невестке в правый сапог.

Да,

Когда все во дворце уснут,

Пусть положит она ее госпоже

В правый унт.

Девять коварных шалмасов

Над кровью этой девять раз дунули.

Девять черных шалмасов

Над кровью этой девять раз плюнули,

Девять раз на нее взглянули,

Девять раз через нее перешагнули.

Теперь эта кровь сбереженная.

Стала завороженная.

— Вторую кишку с кровью овечьей

Пусть рабыня тоже во дворец пронесет,

И когда ее госпожа уснет беспечно,

К левой поле халата пришьет.

Да

Пусть прицепит ее к левой поле дэгэла,

Чтобы исполнил ты свое дело.

После этого

Сто коров

Из господских дворцов

Выпусти наружу пасти.

После этого

Сто голодных телят,

Что не ели три дня подряд,

На коров пасущихся напусти.

Телята набросятся коров сосать,

А рабыня должна тревогу поднять,

Госпожу она должна разбудить,

На улицу выбежать убедить.

Если не вскочит твоя невестка,

Выпусти коров не сто, а двести,

Напусти на коров двести телят,

Не евших и не пивших пять дней подряд.

Если невестка и тут не вскочить умудрится,

Выпусти коров не двести, а триста.

Напусти на них триста голодных телят,

Не пивших и не евших семь дней подряд.

Тут уж хозяйка вскочит,

Навести порядок захочет.

Унты впопыхах натянет,

В унтах ногами притопнет.

На кишку она с кровью встанет,

Кишка от этого лопнет.

А потом она в легкий халат оденется,

Накинув халат, отряхнется,

Кишка от левой полы отцепится,

Кровь из кишки прольется.

Тогда на море Мунхэ-Манзан,

На долину Моорэн, на горы и лес

Упадет густой, непроглядный туман,

Пыль поднимется до небес.

Твой племянник и внук

Абай Гэсэр Удалой

Наглотается этой пыли злой,

Туманом злым он надышится,

Голос смерти ему послышится.

Начнет он болеть,

Начнет он хиреть.

А Тумэн-Жаргалан хатан

Начнет Гэсэра жалеть.

В священной книге прочитает она изречение,

В чем Гэсэр найдет излечение,

Прочитает она там указание,

Что леченье его в ее изгнании.

Чтобы мог ее муж излечиться,

Она сама в изгнание удалится.

Так,

Нажравшись жертвенного мяса,

Среди пустыни голой, безводной,

Учили Хара-Зутана шалмасы,

Коварные властители преисподней.

После этого Хара-Зутан,

А душа у него, как известно, черная,

Обратно поехал из чуждых стран,

Дорога длинная и неторная.

Скалы и горы

С разгону конь перескакивает,

Широкое море

С разбегу он перемахивает,

Стрельчато-синий жеребец

Скачет не касаясь земли,

Абая Гэсэра золоченый дворец

Уже сияет вдали.

Вот уж у цели Хара-Зутан-Ноен,

Коня к коновязи привязывает он.

Находит он рабыню невестки своей.

Шелка и золото развернул перед ней

Объедками шалмасов он ее накормил,

Огрызки мяса она доела,

Кишки с овечьей кровью вручил,

И рассказал, что надо ей делать.

После этого,

Довольный и, со спокойной душой,

Отправился он к себе домой.

Встречает дома его жена.

Встречая, недовольно бормочет она:

— Все бы тебе ловчить-хитрить,

Расставлять хитроумные сети,

Скучно тебе, должно быть, жить

Без коварства на этом свете.

Хара-Зутан от жены отмахнулся,

На постели шелковой растянулся.

Однако спать ему не спалось,

Лежал он, век не смыкая,

Радовался, что дело его сбылось,

Что исполнилась дума злая.

Между тем

На дворец Абая Гэсэра

И его жены молодой.

Опускаются сумерки серые.

Опускается мрак ночной.

Весь дворец засыпает мирно,