За нее калым хороший заплачу».
Наизнанку вывернула байвучу,—
Выведала все, что знать хотела я.
Э, сынок, немало попотела я!
Девушка свободна — так и знай, сынок!
Сговорив невесту, ей надев платок,
Я бежать к тебе со всех пустилась ног…
Но такой обычай заведен у них:
Сговор был — приходит в тот же день жених.
Поспешить к невесте должен ты, мой сын, —
Завтра будет поздно, хоть бы сто причин,
Завтра, говорю, откажется Барчин!..
У Барчин — подружка, имя ей Суксур.
Все моргает мне, гляжу — хитер прищур!
Шепчет: «Сватовства таков узбекский чин, —
Пусть жених стыдлив не будет чересчур».
Слышала я то же и от остальных:
«Главное — пускай не мешкает жених!..»
Помни же, твоя невеста какова:
Имя — Барчин-ай, в косичках голова.
В бархатной юрте тебя сегодня ждут
Песни, смех, веселье — радости приют.
Тучка в сердце есть — исчезнет сразу тут!
Сорок тех подружек тоже хороши,
Будут угождать тебе от всей души…
Взяв своих махрамов, сын мой, поспеши —
Сам своей звезды счастливой не туши.
Ты не будь стыдлив и не ходи в тени,
Робость и смущенье от себя гони,
Только грубых слов, смотри, не пророни…
В бархатной юрте живет Байсарыбай,
В путь с приметой этой, Караджан, ступай.
Милая твоя — как месяц между звезд.
Будь и не заносчив и не слишком прост.
Главное — спеши, коня гони в нахлест!
Холостых годов кончай сегодня пост!..
Караджан, выслушав слова матери, говорит ей:
— Мать! Странные ты слова говоришь: ведь ты пока на узбечке только платок повязала. Прилично ли мне сразу же после этого являться прямо к невесте. Не унижу ли своей чести мужской? Не стану ль посмешищем в глазах людей?
А мать ему снова повторяет:
— Таков узбекский обычай, таково их правило. Неужели я бы сынка своего осрамила? Кто слишком смущается, тот жены лишается! — Сказала так старуха Сурхаиль и пошла себе дальше.
А Караджан к махрамам своим обратился:
— Некоторые из вас поездили по свету, некоторые уже и невест заневестили, иные — своим домом пожили, — быть может, и порядки узбекские вам знакомы? Стал я в узбекской семье женихом, — надо мне явиться туда, а не знаю, как у них одевается жених. Может быть, кто-нибудь из вас научит меня?
Сказали Караджану махрамы:
— Ха! В праздник и под праздник видали мы узбекского жениха. Великолепно он был одет, на голове носил он чалму. Женщины ему кричали вслед: «Жених, жених!» и от него деньги за это получали.
Слова эти услыхав, Караджан по-узбекски нарядиться решил. Сбросил он свой калмыцкий тельпак, новую одежду надел, чалму на голову навертывать стал, — никак чалма нарядной, круглой не выходит — во все стороны торчит, совсем не так, как у узбеков получается. Никогда Караджан чалмы не носил, сноровки завязывать ее не было у него. Говорит Караджан — Э, никак по-узбекски красиво не получается!
— Мы сами снарядим вас, — сказали махрамы.
Посадили они батыра Караджана на коня, девяностобатманный железный панцырь на него надели, взяли поводья четырнадцати коней, — вместо кушака обмотали ими туго-натуго стан батыра и заставили Караджана сидеть в седле прямо-прямо. Высок и прям, как минарет самаркандский, в окружении тринадцати махрамов своих, направился Караджан-батыр к невесте.
Вышел в путь батыр Караджан,
Едет в степь Чилбир Караджан,
Тот жених, калмык-пахлаван.
Всей дружиной своей окружен,
Материнским словом прельщен,
Размечтался о девушке он.
Холост он ходил и досуж,
Будет он красавице муж,
Зять узбека-бия к тому ж!
— Э, мой конь, тулпар, не ленись,
К Айна-колю птицей стремись,
Нежный ждет меня кипарис, —
Прозевать невесту могу!..
Конь его — тулпар удалой,
Скачет и фырчит на скаку —
Хочет угодить седоку.
А седок могучий такой,
Словно сокол сидит боевой,
Не видав красавицы той,
Едет, обольщенный мечтой,
Скачет нетерпеньем томим,
А махрамы — следом за ним.
Близок Айна-коль, далеко ль, —
Жениху дорога долга,
Коль невеста ему дорога!
Вот и засинел Айна-коль —
Зелены его берега.
Едет Караджан, как дракон,—
Весь народ узбекский смущен:
«Кто таков, откуда к нам он,
Что за великан-пахлаван?
Даже не видали таких!..»
Ус калмыцкий гордо суча,
Лихо скакуна горяча,
Юрт как бы не видя простых,
Едет Караджан мимо них,—
К бархатной юрте Байсары
Едет горделивый жених,
Подъезжает прямо к юрте,
Едут и махрамы к юрте.
Помня материнский завет,
Щурит он с задором глаза,
Что-то своим слугам шепча.
Алая на нем кармаза,
Равных ему, думает, нет!..
А в юрте Барчин-аимча
Ничего не знает о нем,
Женихе самозванном своем…
Ждут четырнадцать конных мужчин.