Три снаряда один за другим ударили по Хасскому западному. Первый поджег боеприпасы. Второй испепелил капрала Бендаса и еще шестнадцать солдат. Третий стал смертоносной волной, которая раздробила вершину башни, и здоровый кусок крепостной стены рухнул вниз в облаке каменной крошки, пыли и пламени. С ним упал и капитан Даур, попавший в лавину рокрита и керамита. Увы, так и не дождавшись приказа действовать.
Плавая внутри железной цистерны, Сальвадор Сондар, верховный лорд улья Вервун, дремал. Удовольствие, которое он получил, поставив на место этого глупца Гнайда, отступало. Было что‑то сродни боли, что‑то вкрадывалось в его сознание по нейронным проводам, цеплявшим его сознание к информационным потокам и авторегулируемым системам улья. Он качнулся в теплой питательной жидкости и запросил информационные потоки Легислатуры и гильдий. Улей был… атакован.
Он перезагрузил связь, чтобы еще раз убедиться. Даже получив подтверждение, он отказывался верить. Его сознание не могло принять этот парадокс. На улей Вервун напали.
Но ведь этого не может быть.
Нужно время на размышления.
В раздражении он активировал генераторы Щита.
Глава вторая
ОХРЯНАЯ ВОЛНА
Одного человека или миллион людей – врага Империума разить беспощадно!
Пий Каул, имперский комиссар, из общественно‑образовательных листовок
В этот первый день стемнело рано. Мрачное небо пятнали черные столбы дыма, поднимающиеся над ульем и наружными районами, и пепельная завеса, расстелившаяся над лугами к югу. Густой, подсвеченный огнями черный дым клубился над шахтерским районом и промышленной зоной к югу от Куртины, а к северу от реки, среди покореженных цистерн и хранилищ в Хасских доках, тусклым коричневым пламенем светилось горящее топливо. Над разбросанными тут и там сотнями костерков поднимались нити белого, серого и сиреневатого дыма.
Обстрел продолжался, несмотря на Щит. Исполинский полупрозрачный зонт энергии поля вытянулся из огромной Колонны Щита в центральном районе, куполом простираясь над ульем и прикрепившись к якорным подстанциям в Куртине.
Тысячи снарядов и ракет врезались в него каждую минуту, оставляя вмятины в мареве энергии и заставляя его покрываться рябью и колыхаться, как зеленое желе. Изнутри Щит выглядел словно зеленое небо, расцветающее огнями.
Наблюдатели на южной стене, большей частью солдаты Вервунского Главного, смотрели сквозь дым и пламя внешних трущоб в скопы и магнокуляры – вдали над лугами мерцала сплошная стена пламени шириной в семьдесят километров. Дым над лугами – пепельно‑серый, но исчерканный черным над редкими пожарищами у горизонта – приглушал умирающий свет южного неба. Яркие секундные вспышки подсвечивали марево горизонта, знаменуя свирепую схватку, развернувшуюся за горизонтом. Вот уже два часа с бронетанковой колонной генерала Виголайна не было связи.
Теперь, когда Щит укрывал основной улей, вдвойне доставалось внешним трущобам, зонам тяжелой промышленности и шахтерскому району. Незащищенные районы безжалостно вспахивали снарядами дальнобойные орудия, осадные минометы и зажигательные снаряды. Когда солнце зашло, южные окраины превратились в темную бесформенную массу, усыпанную тысячами огней, над которой словно повисла пелена непрерывных взрывов. С Куртины было видно, как воздушные волны, расходящиеся от каждого сильного удара, гасят костры.
Население южных наружных трущоб составляло приблизительно девять миллионов – плюс еще шесть миллионов рабочих, которые жили в главном улье, но выбирались на работу в промышленный район и шахты. Убежищ на всех не хватало. Кто‑то спрятался в подвалах и подземных складах, и многие были там погребены. Бронебойные снаряды взрывами выхватывали их оттуда, будто крыс, опустошая временные убежища. Другие оказались погребены под тысячами тонн обвалившегося камня.
Было в южных трущобах несколько надежных, хорошо укрепленных убежищ для официальных лиц и местных управленцев. Эти убежища были построены девяносто лет назад, во время Торговой войны, и немногие из них оказались в рабочем состоянии. Группка управляющих трущобами два часа потратила на попытки подобрать верный рунный код, который впустил бы их в предписанное убежище, и в итоге их испепелила ракета прежде, чем они смогли попасть внутрь. Другая группа, двумя блоками севернее, вынуждена была отбиваться от перепуганной толпы, пытавшейся также укрыться от огня. Офицер УКВГ, возглавлявший группу, открыл огонь, пытаясь отогнать обезумевших горожан, чтобы высокопоставленный чиновник, хозяин мельниц со связями в гильдиях, открыл свое убежище.
Они заперлись внутри, двадцать три привилегированных горожанина с третьим уровнем полномочий, – в бункере, рассчитанном на двести человек. Все до единого умерли от удушья к утру. Вентиляционная система, давно требовавшая ремонта и постоянной поддержки, отказала, стоило включить ее.
В сумерках уже миллионы беженцев заполонили основные пути в улей и оказались заперты во вратах Сондара, на входе в Хасский западный и на грузовом маршруте транспортировки руды. Они даже пытались пробраться по железнодорожным туннелям в Вейвейрские врата, но внутренний терминал превратился в пекло после первой же волны бомбардировок, а ворота заклинило.
Другие, отчаявшись, медленно продвигались, обремененные пожитками или ранеными родными, в сторону Террикона и болотистых равнин, а кое‑кто прорывался через пока еще не поврежденную станцию на вратах Кроу.
Хасский западный форт все еще был в огне, и его верхушка осыпалась обломками по обе стороны Стены. Тем не менее Стена и сами Хасские врата еще держались, и потоки беженцев тянулись в улей по Хасской дороге под присмотром солдат Вервунского Главного, охранявших поврежденные ворота. Но колонна людей просачивалась внутрь медленно, растянувшись на два километра и все удлиняясь, уходя от Хасских врат во тьму, беззащитную перед неустанными атаками, громящими внешние трущобы. Тысячи погибли, не успев добраться до укрытия, накрытые взрывами, и не меньше – наверное, тысяч восемь или девять – бежали к берегам реки.
Последний изогнутый отрезок стены к северу от Хасского западного форта, известный как Доковая стена, выходил в средние воды, и прохода там не было. Некоторые сгинули в коварных трясинах болота; другие гибли сотнями, пытаясь переплыть сам Хасс. Большинство вжималось в вонючий ил под Доковой стеной, горестно взывая к солдатам, которые ничем не могли им помочь с вершины стены двумястами метрами выше. Почти две сотни людей провели под этим грязным углом стены первые дни осады, страшась двинуться обратно вдоль стены к Хасским вратам. Голод, болезни и отчаяние убили всех до единого за четыре дня.
Сондарские врата были открыты, и основная волна беженцев искала спасения там. Отряды Вервунского Главного, согнанные туда, чтобы контролировать толпу, принимали людей так быстро, как могли, но все же медленнее, чем они прибывали, так что колонна людей протянулась уже на три километра вглубь горящих внешних трущоб.
Многие из замыкающих, уверившись, что погибнут раньше, чем доберутся до укрытия под Щитом, разворачивались и сотнями шли обратно в луга. Не выжил никто.
На площади Маршалов, внутри врат Иеронимо Сондара, войска улья боролись с ошеломляющим наплывом горожан. Сорок процентов прибывших были ранены.
Капитан Летро Карджин, назначенный главным в операции, уже через час был близок к отчаянию. Сперва он пытался сдерживать беженцев в пределах огромной церемониальной площади, но вскоре она оказалась забита под завязку. Некоторые семьи забирались на подножия статуй, чтобы хоть где‑то обустроиться. Группа людей пела рабочие песни улья и имперские гимны. Множество дрожащих голосов вперемешку с громом бомбардировки и потрескиванием Щита вверху – все это нервировало его людей.
Казармы Вервунского главного на северо‑западе площади, те, что приняли удар в первые же минуты атаки, все еще догорали, но огонь не распространялся. Карджин продолжал воксировать Штабу домов, пока ему не дали особое разрешение от гильдий открыть химический завод Анко на юге площади и здания гильдии на востоке, чтобы разместить излишек людей. Вскоре, однако, новые пространства тоже оказались заполнены. От гильдии имелись вполне определенные распоряжения относительно того, какие из их площадей можно использовать. Люди Карджина, которые закрывали доступ к некоторым зданиям, докладывали о прорывах. Поверх голов раздавались выстрелы. После бойни, которую они пережили снаружи, горстка вооруженных солдат не пугала толпу, и гвардия домов вскоре, пытаясь распределить вновь прибывших, оказалась оттеснена вглубь индустриальных районов. Большинству солдат совершенно не улыбалось расстреливать собственных сограждан. С другой стороны, когда один молодой офицер, разозлившись, открыл огонь по прущей на него толпе и убил двоих, свора закопченных дочерна текстильщиков разорвала на части его самого и шестерых подчиненных.
