– Мерити! Тебе здесь не место! – пробормотал он.

– Что ты делаешь? – снова спросила она, проходя вперед под сень горящих канделябров капеллы, сопровождаемая шелестом зеленого бархатного платья.

– Это не… – Ее голос сорвался. Она не могла вымолвить ни слова.

– Да. Отданный нашему дому самим Великим Иеронимо.

– Ты же не собираешься им воспользоваться! Отец!

Он уставился в ее исполненное боли прекрасное лицо.

– Уходи, дочь моя. Это не для твоих глаз.

– Нет! – крикнула она. Она так напоминала ему свою мать, когда вот так злилась. – Я взрослая, я наследник, пусть даже наследница. Скажи мне, что ты делаешь!

Часс вздохнул и ощутил вес амулета в своей руке.

– То, что должен, на благо улья. Была причина, по которой старина Иеронимо завещал это моему отцу. Сальвадор Сондар – маньяк. Он погубит всех нас.

– Ты вырастил меня в уважении к высшему дому, отец, – сказала она, и легкая улыбка на миг озарила хмурое лицо. Это снова была ее мать, подумал Хеймлик.

– Это похоже на измену, – прошептала его дочь.

Он кивнул и поник головой.

– Я знаю, на что это похоже. Но выбора нет. Иеронимо всегда предсказывал этот момент.

Он обнял ее. Спиной она ощутила тяжесть амулета, зажатого в его руках.

– Ты должен делать то, что должен, отец, – сказала Мерити.

Словно насекомое, медленно собирающее пыльцу, вокс‑дрон лениво прожужжал через всю капеллу к обнимающимся людям. Он настойчиво пищал. Часс отстранился от дочери, все еще ощущая сладковатый аромат ее волос.

– В Легислатуре проводится голосование. Я должен идти.

Мельтеша, словно мотылек, вокс‑дрон парил перед благородным лордом, уводя его из капеллы.

– Отец?

Хеймлик оглянулся на любимое дитя, подавленное и напуганное холодной мраморной семейной усыпальницей.

– Я поддержу тебя во всем, что бы ты ни делал, но ты должен сказать мне, что намереваешься делать. Не держи меня в неведении.

– Обещаю, – ответил он.

Совет Причастных был сферическим театром, расположенным на Хребте, прямо над величественным залом Легислатуры, и он был отведен исключительно для благородных домов. Куполообразная крыша расписана фресками, изображающими Императора и божественные машины Марса, парящие в сияющих облаках. Столбы теплого желтого света падали вниз по периметру круглого потолка и освещали бархатные троны высоких домов. Кроме Часса, все были на месте: Гавунда, Йетч, Родъин, Анко, Кроу, Пийдестро, Номферэнти и Вьюик.

Маршал Кроу увлеченно беседовал с братом, старым и умудренным годами лордом Кроу. Вице‑маршал Анко, сияющий и подобострастный, представлял генерала Штурма своему пышно разодетому кузену, лорду Анко. Комиссар Каул дипломатично приветствовал лордов Гавунду и Номферэнти. Чернь и слуги наводнили зал, бегая по поручениям, принося серебряные подносы с освежающими напитками или просто охраняя благородных хозяев с зачехленным оружием на поясах.

Гонг пробил четыре раза. С шипением отъехала позолоченная дверь в восточном углу комнаты, и мастер‑законодатель Анофий прохромал в комнату, сверкая в желтом свете переливчатыми одеждами и покачивая перевязанной лентами треуголкой в такт каждому шагу, сделанному по вышитому ковру. Он использовал свой длинный золотой скипетр как трость. Мальчики‑пажи держали его шлейф и несли инкрустированный драгоценными камнями вокс‑пикт‑дрон и Книгу Законов улья на украшенной кисточками подушке.

Анофий добрался до своего места. Он настроил серебряную трубку вокс‑передатчика и заговорил.

– Благородные дома, прошу внимания. – Все оглянулись и немедленно заняли свои места. Каул, Штурм и остальные военные отошли в сторону.

Место лорда Часса пустовало.

Анофий пролистал данные на инфопланшете, который держал один из пажей, и приложил трясущийся палец к влажным губам.

– Вопрос на голосование. Ратификация подробных планов обороны, предложенных нашим благородным другом, генералом Ночесом Штурмом, была представлена вниманию присутствующих домов. Вопрос нет резона откладывать. Улей, дай Император ему богатство и долголетие, ждет.

Шестью рунами поддержки шипящие голограммы осветили зал над Анофием. Дома Родъин и Пийдестро голосовали против окрашенными в темный зловещими огнями.

– Принято, – просто сказал Анофий. Совет Причастных вновь наполнился разговорами и движениями.

Узорчатая стальная дверь с западной стороны зала открылась, и лорд Часс, сопровождаемый телохранителем, вошел в зал. Повисло неловкое молчание. Оно продолжалось, пока Часс спустился по ступенькам, пересек зал и занял положенное ему место. Обернув его длинный шелковый шлейф вокруг его трона, телохранитель и слуги отошли.

Часс осмотрел круглый зал. Несколько вельмож отводили глаза.

– Вы голосовали. Я отсутствовал.

– Вас призвали, – сказал лорд Анко. – Если отпущенное время выходит, голос конфискуется.

– Вы знаете правила, благородный лорд, – прохрипел Анофий.

– Я знаю, что меня… не допустили.

– Да полно вам! – воскликнул Анофий. – Кого можно не допустить здесь, в высшем парламенте улья Вервун. С учетом исключительности ситуации, я позволю вам проголосовать сейчас.

Часс оглянулся снова, прекрасно понимая, почему лорд Кроу отводит взгляд.

– Я вижу, вопрос был решен шестеро против двоих. Мой голос, за что бы он ни был, теперь ничего не изменит.

– Голосуй за что хочешь, брат мой лорд, – прожурчал Гавунда через украшенный серебром проволочный аугментор, покрывавший его рот, словно сжавшийся узорчатый паук.

Часс покачал головой.

– Я воздерживаюсь. В этом нет смысла.

Группа людей входила через восточный люк. Комиссар Тарриан пытался задержать их, но его оттерли. Это были Гаунт, Гризмунд, Нэш и их старшие офицеры.

– Не могу поверить в такое коварство, Штурм, – выплюнул Нэш в лицо генералу. Жильбер двинулся, собираясь спорить с роанским командиром, но Штурм остановил его резким щелчком пальцев.

Гаунт прошел напрямую к трону мастера‑законодателя и выхватил инфопланшет прямо из рук растерянного пажа. Он просмотрел его.

– Значит, это правда, – сказал он, глядя на Штурма и маршала Кроу.

– Стратегические соображения генерала Штурма были приняты и ратифицированы Высшим советом, – шелковым голосом сказал вице‑маршал Анко. – И я настоятельно советую вам и остальным иномирским командирам проявить немного уважения и любезности по отношению к обычаям и принятым в этом высшем парламенте процедурам. Мы не позволим нашим древним традициям оказаться попранными…

– Вы все глупцы, – безразлично сказал Гаунт, положив инфопланшет и отвернувшись. – Если больше печетесь о церемониях и традициях, чем о жизни. Вы только что совершили огромную ошибку.

– Вы обрекли на гибель этот улей – и нас вместе с ним! – рявкнул Нэш, кипя негодованием. Гаунт взял огромного роанского генерала за плечо и повел прочь от спора.

– Вы удивили меня, маршал, – глядя на него, сказал Гризмунд, еле сдерживая холодную ярость, словно боевого пса на короткой цепи. – По нашим встречам у меня складывалось впечатление, что вы кое‑что смыслите в стратегии.

Маршал Кроу поднялся.

– Мне жаль, что вы разочарованы, генерал Гризмунд. Но план генерала Штурма показался мне разумным. Мы должны спасать улей. И комиссар Каул, который – позволю себе напомнить – живьем видел врага, нас поддерживает.

Гризмунд печально покачал головой.

– А что бы вы сделали? – спросил лорд Часс.

Раздались крики и протесты – все против Часса.

– Лорд Часс имеет право знать! – чистый, сильный голос Ибрама Гаунта заставил крики умолкнуть. Гаунт повернулся лицом к вельможе. – После некоторых наблюдений генералы Нэш, Гризмунд и я открыли бы юго‑западные ворота и снарядили бы бронетанковую колонну, чтобы встретить противника, а следом пошла бы пехота. Фланкирующий маневр, чтобы встретить их снаружи Стены, вместо того, чтобы отдать все, что у нас есть.

– Сработало бы это? – спросил Часс.

– Мы никогда не узнаем, – ответил Гаунт. – Но мы точно знаем вот что: если ждать, пока они доберутся до Стены, нам будет некуда отступать, когда это произойдет.