Представим себе, что некая пара, скорее всего молодых недоумков, отлично знает, где и как живут пенсионеры-одиночки. Так же хорошо они осведомлены о том, кто им носит пенсию, — в данном случае это Наталия Нестерова. Они, допустим, издали ее сопровождают, запоминают, в какие подъезды заходит, терпеливо дожидаются, пока старик получит пенсию, и с разрывом в десять минут звонят к нему в дверь, извиняясь за неправильно выданную сумму. Тот, конечно, открывает, а дальше результат известен. Вторая версия аналогична, с той лишь разницей, что наколку им дает сама Нестерова. Значит, что? Кого будем искать? Парня с девкой возрастом эдак лет пятнадцати. Потому как только такому безмозглому возрасту может прийти в голову убивать человека из-за четырех сотен. Что еще? У девки должна быть точно такая же куртка, как у Наталии.

Логично вы мыслите, господин Гончаров, умен и прозорлив! Как только вернетесь домой, я разрешаю вам немножко потоптаться перед баром дорогого тестя. А пока под искры бесшабашного Моцарта вперед, в цветочное царство, на поиски Кнопкиной близняшки. Интересно, какова она в постели? Если не хуже сестры, то… Успокойтесь, господин Гончаров, ее сперва нужно найти, а уж потом строить свои гнусные планы.

Цветочное хозяйство сестер Русовых располагалось в десяти километрах от города, на задах дачного товарищества «Мичуринец». Вполне оценив столь оригинальное название, я притормозил и осмотрелся. Вдоль товарищества проходила дорога, и в ее конце, примерно в километре, виднелось строение с прозрачной крышей и бетонным забором. По моим представлениям, всякая теплица или оранжерея непременно должна быть снабжена прозрачной крышей. С большим сомнением, на авось, я поехал по этой скверной, раскисшей дороге, всякий раз рискуя увязнуть здесь навсегда, как этого уже добился желтый «Москвич». Буксовал он в самом конце моего пути, недалеко от стеклянной крыши. Заметив мое робкое передвижение, шофер бросил свое бесполезное занятие и вылез из машины, очевидно наметив меня в свои спасители. Более того, подъехав поближе, я заметил в его руках уже приготовленный капроновый трос. Вообще-то помогать ему не было никакой охоты, но уж больно просительные глаза были у этого здоровенного молодого детинушки, да и неписаный дорожный кодекс велит всегда помогать попавшему в беду товарищу. Я притормозил и сочувственно спросил:

— Что, хреново?

— Как видишь. Поможешь, что ли?

— Попробуем, если получится, только за успех не ручаюсь, ты же по самую задницу врюхался. Как только тебя угораздило?

Действительно, его «сапожок» обоими ведущими колесами прочно сидел в обледеневшей водянистой яме, и, как мы ни пытались, вызволить его не удалось. В этой грязно-белой каше мои колеса, несмотря на шипы, прокручивались, как в масле.

— Не обессудь, парень, ничего у нас не получится. Отцепляй. Лучше сходи на соседнюю дачу и попроси дровишек, накидай их… Ты что делаешь, мерзавец! Подонок! — пытался опротестовать я действия наглеца, но он не слушал и в разговоры не вдавался, просто накинул на мою тощую шею буксировочный трос и молча выдернул меня из машины.

— Извини, дядя, тачка очень нужна. Я ее где-нибудь в городе брошу, — пообещал он, разворачиваясь.

— Скотина! Подонок! — с удавкой на шее, как карась на льду, бился я в бессильной ярости. — Мерзавец, стой!

С таким же успехом я мог кричать это телеграфному столбу. Ну почему мне не везет, почему на трассе со мною вечно происходят всякие недоразумения и казусы. То бабу дохлую под колеса подкинут, то самому башку колотушкой потрогают, а тут вообще анекдот. Остановился помочь человеку, а он оказался сволочью. Мало того что отнял машину, еще в придачу чуть голову не оторвал.

Размышляя таким образом, я доплелся до теплицы и остановился перед глухими металлическими воротами, врезанными в двухметровый глухой забор. Что делать дальше, я не представлял, радовало одно — отсутствие четвероногих друзей, что само по себе показалось мне явлением странным. На всякий случай я обошел забор по всему его периметру, а он был совсем не маленьким, гораздо большим, нежели мне показалось издали. Найти в бетонной цитадели изъян тоже не удалось, на всем протяжении высились одни и те же плотно пригнанные плиты. Вконец разозлившись, я закинул вовнутрь какую-то гнилую палку, ожидая услышать в ответ хотя бы лай. Когда и этого не произошло, я решился. Подошел к воротам и, отыскав в связке самый длинный и, по моему мнению, самый подходящий ключ, смело вставил его в скважину. Как это ни парадоксально, он подошел сразу и без сопротивления позволил мне дважды его провернуть.

Все еще чего-то опасаясь, я несмело толкнул броню ворот. Тишина успокаивала и придавала смелости. Может быть, она была обманчива, но верить в это не хотелось, и я решительно шагнул во двор.

Небольшая площадка перед входом в оранжерею была очищена от снега, и на ней ясно спроектировались следы недавно отъехавшей машины. Это меня и успокоило и разочаровало. Успокоило потому, что теперь я могу не стесняться и как следует все осмотреть, а разочаровало по той причине, что некому теперь ответить на ряд моих вопросов. Уже не таясь, свободно и уверенно я открыл дверь теплицы и чуть не захлебнулся от тяжелого влажного воздуха, смешанного с цветочным ароматом, что вдруг ударил в мои легкие. Откашлявшись, я вошел внутрь и плотно прикрыл за собой дверь, понимая, что холодный воздух губителен для растений. Немного придя в себя, я осмотрелся и присвистнул. Такого обилия цветов, собранных на одном сравнительно небольшом участке я никогда не видел. Наверное, так выглядят райские сады. Это была сказка, причем сказка в два этажа и без видимого конца, потому что он терялся в этом переплетенном царстве цветов и диковинных растений. Осторожно двигаясь по основному проходу, я искал хоть что-то похожее на конторку, которая, по моему мнению, должна быть на любом предприятии.

— Стойте! Ни шагу! — справа прямо в мозг ударил приказ. — Не двигайтесь!

— Стою, — проглотив слюну и страх, заверил я.

— Вы кто? — уже спокойнее спросила женщина.

— Константин Иванович Гончаров, — невольно поворачиваясь в сторону голоса, ответил я и оторопел.

Меж высоких георгиновых кустов, посреди их красно-бело-желтых шапок торчала разбитая женская голова. Только с большим трудом в ней можно было признать сестру Кнопки. Лилово-бордовый синяк закрывал весь правый глаз, а разбитые губы больше походили на черные боксерские перчатки, и никакого сексуального интереса она уже не представляла.

— Что с вами? — дернулся я к ней.

— Стой! — заорала она как резаная. — Ни шагу. Я заминирована.

— Не волнуйтесь, Татьяна. — Понимая, что она в глубочайшем шоке, я попытался ее успокоить. — Меня к вам прислала Галина, все будет хорошо. Сейчас я вам помогу, — заявил я самоуверенно и сделал шаг к ней.

— Стой, кретин! — опять заверещала она. — Сейчас ты поможешь взлететь мне на воздух, козел безмозглый! — Она перевела дух: — Стойте где стоите и не двигайтесь.

Что-то в ее словах было такое, что заставило меня подчиниться.

— Шаг вперед, шаг в сторону считать побегом? — Не зная, что делать, глупо улыбаясь, я стоял истуканом. — А назад можно?

— Назад можно, — выдохнув напряжение, прошлепала она валиками разбитых губ. — Только постарайтесь ступать след в след, точно так же, как пришли.

— Спасибо, но я лучше постою.

— Кто вы такой? — уже более или менее спокойно спросила она.

— Я же сказал — Гончаров. Чтобы отыскать вас, меня наняла ваша сестра.

— Почему я должна вам верить?

— А это уж как хотите, я здесь не для того, чтобы вам это доказывать.

— Что с Галкой? — признав, видимо, мой ответ достаточно убедительным, прошамкала она. — Ее нет ни дома, ни здесь, а на работе вчера никто не отвечал.

— Она в больнице, я только что от нее.

— Что с ней случилось?

— Ничего страшного, на нее в подъезде напал какой-то маньяк. Ножом ударил, но, слава Богу, рана оказалась пустяковая.

— Господи, все одно к одному. А вы уверены, что нападение было случайным?