Олег домчался до машины, сразу рванул заднюю дверцу. Замотанные скотчем женщины задергались, замычали. Середин схватился за нож, вспорол путы на руках и на ногах, сдернул куски пленки со рта.

– Господи, сынок, – плача без слез, обняла его мама. – Олежка, милый… Мы тут, мы… На рынке… А нас… Олежка.

Ведун ощутил обжигающее прикосновение к запястью, вырвался из рук:

– Подожди, мама! Тихо сидите!

Он захлопнул дверцу, выхватил саблю, резко развернулся, вспарывая воздух.

– Тише ты, бродяга! Зашибешь… – Ворон вышел из невидимости, как из-за стены. Р-раз – и он уже рядом.

– Это ты… – облегченно опустил клинок Середин.

– Я. – Он повернул голову в сторону двух заколотых стилетом бандитов. – Кажется, ты вообразил себя непобедимым, бродяга? Непобедимым, неуязвимым, непогрешимым. А тебе просто повезло. Повезло, что в тебя не выстрелили, когда ты резал тех троих. Повезло, что я пришел сюда раньше, чем ты управился с прочими душегубами.

– Если бы они выстрелили, то не смогли бы узнать, где монета.

– А если бы я не успел прийти сюда?

Середин потупил взгляд и промолчал.

– Ты смертен, бродяга. Ты понимаешь это? Тот, кто держит в руках ключ от всего нашего мира, должен быть непогрешим, неуязвим, непобедим. Иначе мы все рискуем превратиться в тлен. В его жизни не место простому везению. Ты выбрал слишком тяжелую для смертного ношу, бродяга.

– Но ты не убил ее, учитель.

– Я знаю, чадо. Не убил. Умом понимаю, что надобно уничтожить столь страшную беду, но рука дрогнула. Стар, видно. Размяк. Да и речь твоя намедни получилась такой пламенной…

– Спасибо тебе, Ворон.

– Спасибо? Не-ет, бродяга, никакой радости ты от доброты моей не получил. Ибо ноша твоя велика будет, ценна и хрупка безмерно. Посмотри мне в глаза, Олег, прозванный в народе ведуном. Ты погрешим и смертен. И если ты проиграешь какое-то из своих сражений, если умрешь и отправишься за реку Смородину по раскаленному Калинову мосту – даже тогда твоя ноша должна остаться невредимой. Она слишком важна для мира, чтобы зависеть от твоей жизни. Ты понял меня, несчастный?

– Да, учитель.

– Тогда становись на колени, я тебя прокляну.

– Что, Ливон Ратмирович? – Олегу показалось, что он ослышался.

– Порчу наведу. – Старик забрал у него саблю, начертал на земле восьмиконечный знак Хорса, возле центра сделал два маленьких кружка, в один бросил несколько свежесорванных синих бутонов войлочного репейника. – Становись, сюда коленом и сюда. Да не бойся, не пропадешь ты от моей порчи. Сделаю такой заговор, чтобы у женщин, кои с тобой хоть немного пообщаются, цвет глаз менялся. На синий и зеленый. Может, среди ложных сокровищ главному проще затеряться будет. Становись!

Ворон наложил руки ему на голову:

– В саду чернобоговом сорву ветвь златую, обойду с нею небо синее, обойду землю сырую, обойду воды глубокие. Соберу росу рассветную, воду ключевую, туман ночной, дождь полуденный. Поклонюсь Триглаве, хозяйке всего живого, поклонюсь Маре, хозяйке мертвого, поклонюсь Срече, хозяйке ночи, поклонюсь Хорсу, хозяину света ясного. Не своим словом, не своим желанием, вашей волей, вашим наказом заклинаю взгляд внука Сварогова, от рождения Олегом прозванного, заклинаю на левый глаз зеленью ко всему липнуть, заклинаю на правый глаз голубизной ко всему приставать… – С этими словами колдун вылил Середину на веки какое-то зелье. – Отныне и до века. Слово мое замок, воля моя ключ. Быть по сему! – Старик перевел дух. – Все, вставай.

Ворон взял его за подбородок, придирчиво осмотрел:

– Кажется, получилось. Правда, раньше я ничего подобного не делал, пришлось голову поломать, но… Проверим – узнаем.

– Только не сейчас! – Середин вернулся к машине, распахнул дверцу. На этот раз женщины, вместо того чтобы кинуться обниматься, испуганно вскрикнули.

Ведун ругнулся, прошел вперед, присел у дверцы перед зеркалом заднего вида. От середины лба через глаза вниз, на щеки, тянулись две полосы шириной в полтора пальца, охряная и красная, делая Олега похожим на папуаса в боевой раскраске.

– Ну, спасибо, Ливон Ратмирович. Надеюсь, это не навсегда?

– Коли со щелоком, то под проточной водой сойдет.

– А с мылом?

– Хоть с шампунем от перхоти, – видимо, съязвил старик. – Ты с машинами сими управишься, али мне своим ходом возвертаться?

– Не бойся, подвезу. – Олег выпрямился и отправился к грунтовке.

– Ты куда, бродяга?

– За добычей. У меня денег в карманах ни копейки. А жизнь, судя по всему, начинается непростая.

В город возвращались на «Хайлендере». «Акура» заводиться не пожелала – видать, имелась какая-то секретка. Все вчетвером они высадились у клуба, вслед за Вороном прошли в его кабинет. Олег наконец-то отмылся, а старик с жадностью выпил одну за другой сразу три бутылки пива.

– Поехали скорее домой, – потребовала мама. – Я тоже хочу наконец-то отмыться от всей этой мерзости! Они нас лапали, завязали липкой дрянью, целый день держали в этой вонючей машине.

– Ты их всех убил, господин? – наконец подала голос и Урсула.

– Один дышать остался, – признал Середин. – Здоровый такой бугай. Не стал я его дорезать беспомощного. Наверное, зря. Но уж больно доверчивый оказался. Как ребенок.

– Поехали скорее!

– Извини, мама, не получится, – покачал головой Олег. – Как бы очередные гости к нам не заявились. Последние дни мы для всяких подонков как медом намазаны.

– И что теперь? По подворотням слоняться?

– Ты ведь к тете Ире на Украину хотела съездить? – Он выгреб из кармана деньги, отделил рубли от валюты. – Вот, тут тысяч пятьдесят. Надеюсь, на пару месяцев вам хватит, а там посмотрим.

– Но собраться же мне нужно?

– Купи самое необходимое, остальное на месте докупишь.

– Ты думаешь, Олежка, все так плохо? – посерьезнела женщина.

– Я думаю, двух банд за два дня вполне достаточно. Даже если продолжения не будет – зачем рисковать?

– Времени все равно почти восемь, темнеет за окном. Сегодня никуда не уедешь.

– Сегодня вы здесь останетесь, у Ливона Ратмировича. Сам он десяти витязей стоит, да бойцов тут почти сотня в разных залах наберется. Оружия навалом, осаду долго можно держать. Хотя искать вас здесь все равно никто не станет.

– А ты?

– Я быстренько в одно место смотаюсь. Есть у меня подозрение, кто на нас этих шакалов навел. Пора рассчитаться.

Вдоль пешеходной зоны машины стояли плотно, одна к одной, не втиснешься. Дабы далеко не бегать, Середин свернул к закрытой решетчатыми воротами дворовой арке, остановился у стены на тротуаре и побежал к давешнему подвальчику. Магазин был уже закрыт, но внутри работала уборщица в длинном синем халате и желтых резиновых перчатках. Олег хорошенько, чтобы дверь зазвенела, саданул ногой и прижал к стеклу раскрытый пропуск на автобазу – что она издалека разглядеть сможет? Женщина оставила швабру, подошла ближе, и ведун спрятал «корочки» в карман:

– Вячеслав Григорьевич здесь? Он обещал меня подождать.

– Сидит, – кивнула уборщица. – Третий день заполночь остается. Видать, с компьютером неладно. Стучит да стучит.

Звякнула щеколда двери. Середин сбежал вниз, решительно пересек залы, толкнул дверцу в коридор, а потом пинком выбил и без того приоткрытую дверь:

– Что, птенец антикварный, не ждал?! – Одним шагом ведун преодолел расстояние от коридора до стола, выдернул из-под куртки косарь и со всего замаха вогнал его в столешницу почти по рукоять, намертво пригвоздив к ней клавиатуру. – Сейчас я из тебя барабан вырезать буду.

– Ка-к-ко-ка, – захлопал губами, бледнея на глазах, мачо. – Ку…

– На том свете покуришь, – утешил его Олег, медленно вытягивая саблю. Положение клинка за спиной и без того не самое удобное, а тут еще и потолок низкий, чуть ли не головой цепляешься.

– Клаву зачем? – наконец выдохнул Вячеслав Григорьевич. – К-как я работать буду?