– Какого? Не хуже меня драться умеют!

– Они не познали вкуса крови, Олег. Ты совсем забыл, каково это – убивать в первый раз. Каково вгонять холодную сталь в тело живого человека, видеть его угасающие глаза, обрывать нить судьбы… Их бы в общий строй, плечо к плечу, да с опытными дружинниками рядом через сечу пропустить, тогда и вера в них появится. А ныне… Тяжко это – кровь проливать, бродяга. Не каждый решается. Что станет с нами со всеми, коли рука у одного из них дрогнет? Коли пожалеет он душегуба в последний миг, коли жизнь его забрать не отважится? Тати ведь, мыслю, не с цветами тебя встречать приедут. Пуля, она ведь зачастую любое мастерство одолеть способна. Нажмет наркоман пьяный на крючок у пистолета – и ты мертвый. Никакая сабля не поможет. Много у меня учеников было, бродяга. Однако же последний экзамен лишь ты за последние полвека сдал. Иных помощников сыскать не могу.

– Проклятье! – Середин прикусил губу.

– Что поделать, чадо. Кабы по-нашему все в жизни случалось…

– А ты? Ты мне поможешь, Ливон Ратмирович?

– Я? – вроде как удивился старый колдун.

– Урсула неведомо у кого в лапах, учитель. А от нее судьба всего мира нашего зависит. Ты ведь переступал черту, Ворон. Без этого твоих годов не достичь.

– Давно было, бродяга. Так давно, уж и не помню ныне.

– Мне многого не нужно, Ливон Ратмирович. Мне бы их только отвлечь ненадолго. Ненадолго, но всех, чтобы не смотрели на меня. А там… – Олег красноречиво положил ладонь на несуществующую сабельную рукоять.

– Мысль ладная, коли сам глаза отводить разучился, – согласился старик. – Чем отвлекать станем?

– Морок бы какой страшный поставить… Только звуков они издавать не умеют, это плохо. Даже не знаю…

– Я знаю, – широко улыбнулся Ворон. – Магнитолу мне тут принесли для занятий. Большая, на восемь батареек. Кричит – оглохнуть впору. Коли еще и ворожбы лечебной добавить, от глухоты которая… Я аккурат поутру кино забавное посмотрел. Ученик новый принес – ради спора о добре и зле возникшего. Вот с него звук и перепишу. Там немного, с четверть часа всего. Ты когда к татям ехать намерен?

– Звали к пяти. Приеду минут на десять раньше, от греха. Тебя забрать?

– Ни к чему. Сам как-нибудь. Да пораньше. Коли славный морок ставить, от реального зверя неотличимый, оно не меньше часа провозишься. Ты поезжай, сам готов будь. Твои заботы пострашнее моих.

– Тогда до вечера, учитель…

От клуба Олег помчался домой, забежал в квартиру, вытянул из-под постели оружие, встал перед ним на колени, прикидывая, каким образом лучше всего закрепить клинки.

На пояс саблю не повесить – болтаться будет сбоку, за рулем мешать. Значит… Значит, придется вешать через плечо. Клинок при этом окажется за спиной наискось. Оба ножа придется сдвинуть вниз, почти под мышку. Сумка станет мешаться… Сумку – долой, содержимое – по карманам. Кистень – в рукав, как положено. Рукав узкий…

– Ничего, другую рубашку подберем…

Он занимался реальным, конкретным делом и тревога постепенно уходила, сменяясь холодной твердой решимостью. Теперь он уже сам желал схватки. Настоящей мужской драки. И готов был разорвать душегубов в клочья, даже если Ворон обманет и не поможет ему в этом поединке.

– Кто они такие? Тли подзаборные. А я – воин. Разве может тля справиться с русским воином? Никогда!

Потрепанный «Опель-астра» стоял там же, где Олег его бросил позапрошлой ночью. Завелся двигатель с полуоборота. Середин дал ему немного согреться, после чего аккуратно влился в автомобильный поток. В его распоряжении оставалось всего пятьдесят минут, и он очень не хотел влипнуть в какую-нибудь глупую аварию. Десять минут он пробирался к пригородному шоссе, еще двадцать потратил на дорогу к повороту «на Тельмана».

За минувшие десять лет здесь почти ничего не изменилось. Узкая асфальтированная дорога послушно повторяла все изгибы неширокой речушки, поросшей у берегов кувшинками и кустистой осокой. Так же, как в школьные годы, справа тянулись к далекой лесополосе грядки с турнепсом, слева несло навозом с огороженных «электропастухом» пастбищ; впереди, над шиферной крышей тракторного двора, поднималась коричневым киклоподом увенчанная ржавой жестяной шляпой водонапорная башня.

Совхоз соединялся с пастбищем узким, метра на три, однопролетным бетонным мостом. Дважды в день перед ним оказывалось все совхозное рогатое поголовье, а потому именно здесь скапливалось наибольшее количество навоза. Глубиной, наверно, по колено, жижа тянулась от самого шоссе, и Середин так никогда и не узнал: был заасфальтирован съезд к переправе или грунтовка начиналась прямо на этом берегу.

Притормозив, молодой человек глянул на часы, что отсчитывали минуты на экранчике подаренного телефона, наклонился вперед, улегшись грудью на руль: сабля ужасно натирала спину. Он заговорил оружие «куриной слепотой», чтобы не удерживало на себе прямого взгляда, однако мягче от этого ножны не стали.

«Пять минут, пять минут… – закрутились в голове слова вечно молодой, словно Дункан Макклауд, Людмилы Гурченко. – Это много или мало?»

Взгляд ведуна бегал по противоположному берегу, выискивая признаки засады, ловушки или иной опасности. Однако все выглядело тихо и мирно: чуть колыхались на крутом склоне кусты бузины, оплетенной понизу ежевикой, стрекотали в траве кузнечики, на большущей бочке для воды и на поилке перед ней поблескивали крылышками отдыхающие стрекозы. Похоже, никто не схоронился даже в таком удобном для наблюдения за мостом месте. Неужели вымогатели совершенно ничего не боялись? А вдруг он и правда милицию бы с собой привел?

– Обнаглели твари нынешние, совсем обнаглели. – Олег погладил бинт на левом запястье. Крестик не нагревался, доказывая, что и колдовством здесь давно не пользовались.

Середин опять глянул на экран телефона, включил передачу, покатился вниз по благоухающей натуральными удобрениями дороге, плавно добавил газу и, разогнавшись по ровному мосту, по инерции взлетел наверх, оставив в коричневом озерце глубокую колею, которая тут же начала затягиваться.

Берег реки был немного выше пастбища, а потому крыши совхозного поселка почти сразу исчезли из зеркала заднего вида. Вокруг лежали только луга с низкой, подрастающей травой да частые ивовые островки – кустарник отмечал заболоченные низинки, в которых все лето скапливалась вода. Грунтовка с полкилометра тянулась по прямой, потом обогнула одну низинку, вильнула мимо другой, прошла всего в десятке метров от плотной ивовой стены, что прятала от скотины воду. Олег увидел впереди стоящие друг за другом «Ауди» с тонированными стеклами и знакомый серебристый джип «Хайлендер». Дверцы распахнулись, из «Ауди» выбрались наружу трое молодых ребят: двое наголо бритых, в одинаковых пиджаках поверх черных футболок, один черноволосый, с длинной челкой на лбу, с узким лицом и тонким горбатым носом. Все трое держали в руках оружие. Один из лысых – даже автомат, коротенький, с непропорционально длинным магазином. Джип выпустил из себя только Огреха – «калашников» в руках огромного бандита смотрелся безобидной игрушкой, не страшнее водяного пистолета.

Середин остановился метрах в пяти перед ними, заглушил машину, тоже вышел на серую притоптанную траву:

– Воняет-то тут как! Другого места выбрать не могли?

– Тебя не спросили, чмо с ушами, – тут же отозвался лысый с автоматом.

– Чего это ты на машине? – насторожился узколицый. – У тебя же «ижак» старый был?

– А как я женщин назад повезу? На багажнике? – сделал пару шагов вперед Середин.

– Баб он назад повезет, – скривился узколицый, будто услышал явную глупость, и оглянулся на остальных. Те гоготнули, только Огрех словно ничего не уловил, мрачно обозревая с высоты своего роста окрестности.

– И чего смешного? – Олег сделал еще два шага.

– Монету привез?

– Где женщины?

– Ты оглох, петух бесхвостый? – наставил на ведуна пистолет узколицый. – Где монета?

– У моста спрятана, – сделал еще шажок Середин. – Не принесу, пока женщин не покажете. Хочу видеть, что они живы и целы. До пяти время еще есть, успею за ней обернуться.