Экипаж, взятый напрокат у ворот Виминала и запряженный двумя мулами, двигался в потоке пестрой кричащей толпы, поднимавшейся к Форуму по улице Сакра. В нем сидели друг напротив друга Сулла и Изгнанник, последний выдавал себя за делового человека по имени Мерсенна, разбогатевшего на торговле зерном в Паннонии. Сулла, в парике из длинных светлых волос и в кожаной тунике, какие носили дакийские военачальники, приведшие свои племена под знамена Рима, слушал своего мудрого спутника. А тот описывал ему в общих чертах римский Форум, то место в мире, где билось сердце Города, опаленное всеми человеческими страстями.

– Ты хочешь посмотреть на клятвопреступника? – повествовал голос того, кто часто выступал с трибуны сената. – Иди к Трибуне торжественных речей! Хочешь увидеть лжеца или фанфарона? Иди к храму Венеры Клоакины![37] Богатых мужей, бросающих деньги на удовольствия? Ты найдешь их около базилики! Там же ты встретишь увядших проституток и проституток, принадлежащих к так называемому сильному полу; и те и другие предлагают свои тела, заключив контракты...

Римлянин, ставший наставником Суллы, вытянул руку и указал галлу на высокий силуэт Эмилиевой базилики, которую он только что упомянул и которая ограничивала Форум с востока.

– У подножия Форума прогуливаются честные люди, – продолжил он. – В центре, около Клоаки максима[38], самой большой трубы для стока нечистот в мире, собираются похвастаться наглецы, болтуны и завистники. Все те, кто плохо отзывается о своих ближних, хотя о них самих можно было бы порассказать гораздо больше... Посмотри: вон они у озера, вон лужа в центре... – Изгнанник на минуту замолчал, поприветствовал рукой, улыбаясь, какого‑то человека в толпе, который делал ему знаки, а потом шутливо заключил: – Это выразительное описание, услышанное тобой, принадлежит не мне, мой дорогой! Оно – творение Плавта и взято из его комедии «Куркулион»... Эй, кучер! – прокричал он вознице, который погонял мулов. – Останови здесь. Самое подходящее место для наших дел. Сколько мы должны за проезд?

– Шесть ассов, господин! – объявил кучер, крестьянин с юга, как все те, кто ездил на мулах в Риме: лицо у него было хитрое, с большими темными глазами.

– Клянусь Меркурием, покровителем путешественников, – воскликнул Изгнанник, опуская руку Суллы, которая потянулась было к кошельку, чтобы расплатиться, – цены в этом городе растут и растут! Нет, мой дорогой, я вас сюда пригласил, и мне совсем не нужны ваши монеты... А тебе известно, что за такую цену, – продолжал он, обращаясь к погонщику мулов, – я смог бы купить любовь трех девушек в любом лупанарии[39] на Тосканской улице, в пятидесяти метрах отсюда?

– Конечно, господин, – ответил тот, получая в протянутую руку три монеты по два асса каждая, которые отсчитал Изгнанник. – Но вы выйдете оттуда усталым, а на моей повозке вы доехали не утомившись, и к тому же влагалища моих мулов не наградили вас никакой болезнью, которую вы можете подцепить во влагалищах тех мест...

– Ты – настоящий римлянин, у которого есть ответ на все, – сказал Изгнанник, смеясь.

Он взял Суллу под руку и повел его к Рострам[40], месту сборища политиков.

Продавцы снеди, подходившие к каждому прохожему со своими корзинками или переносными лотками, закрепленными на шее, оглушали их своими криками. К ним приставали нищие: несмотря на получаемые с утра до вечера удары палками или ногами, они были готовы на все, чтобы не умереть с голода, – такова была судьба у миллионов жителей самого богатого города мира.

– Привет, Мерсенна! – сказал, улыбаясь, краснолицый пузатый человек, который внезапно возник перед Изгнанником. – Я рад тебя видеть! Мне сказали, что ты тогда вечером у Главка выиграл состояние, разорил всех его гостей... Разве теперь ты не раскошелишься на кампанию Лацертия? Ты знаешь, что он верный друг и твои дела пойдут в гору, как только он будет избран. Если ты действительно благороден, – тонко закончил краснолицый.

«Лацертий!» – воскликнул про себя Сулла. Так звали того, кто выставил свою кандидатуру против Менезия на должность трибуна. Это же имя произнес высокопоставленный чиновник, делясь самым сокровенным в соседней каюте, его услышал Сулла, когда плыл по Роне; это же имя повторил в свою очередь и Изгнанник, назвавший себя Мерсенной: ставленник Домициана.

– Мой дорогой Скрабон! – пошутил Мерсенна. – Твой хозяин больше не нуждается в моих деньгах, потому что его конкурент Менезий мертв. Лацертий и так будет избран. А это, случайно, не вы подсыпали яду?

– Ну, ну! – запротестовал агент Лацертия, глядя на Суллу в костюме варвара, приехавшего с границ империи. – Это серьезное обвинение, которое ты предъявляешь мне перед благородным иностранцем, Мерсенна! Мы добропорядочные граждане, уважающие законы и своих противников.

– Не бойся! – ответил ему Изгнанник, взяв Суллу за руку с покровительственным видом. – Мой друг первый раз в нашем городе и не понимает нашего языка...

– Тебе лучше поприсутствовать на вскрытии завещания Менезия, – продолжил тот, кого назвали Скрабоном. – Именно там ты найдешь тех, кто был заинтересован в его смерти!

– Вот это верно! – сказал Изгнанник. – Я об этом не подумал.

– Вот видишь, – воскликнул Скрабон, – мы, кто делает политику в этом городе, обязаны думать обо всем! Итак, Мерсенна! Сколько ты внесешь на предвыборную кампанию Лацертия? На какую сумму я должен тебя записать?

– Подожди! Сначала я должен убедиться, что Менезий не оставил все свое состояние твоему хозяину, перед тем как умереть... Где будут вскрывать завещание?

– У Квириллия конечно же, нотариуса Клодиев и всей знати! Разве его жена Порфирия не из семьи Невиев? – Он понизил голос, подмигнул и сказал: – Между нами, Мерсенна, рассуди, так у нее был последний шанс получить наследство! Ее бракоразводный процесс плохо начался, согласись! Видимо, у адвокатов Менезия была целая тележка с показаниями мужчин, которые с ней спали. Этим детинам она хорошо платила, как говорит Авикула, парикмахерша, которая теперь с ней в ссоре и рассказывает об этом всему свету. – И Скрабон разразился хохотом. – Я запишу тебя на тысячу сестерциев! – закричал он, видя, как фальшивый Мерсенна удалялся вместе с Суллой. – Пришли мне чек завтра!

– Что я тебе говорил, галл, – бросил Изгнанник своему спутнику. – Именно здесь все обделывается и все про всех знают, за исключением того, конечно, что я был консулом, а ты ходишь по Риму с фальшивыми волосами и хочешь отомстить за твоего друга Менезия...

* * *

В конторе нотариуса Квириллия стояла ужасная духота. Согласно закону вскрытие завещания происходило публично, а помещение было слишком маленьким и не вмещало всех набившихся туда любопытных, в особенности профессиональных свидетелей. Они обычно кишмя кишели на улице Агрикола вокруг здания Гражданского суда, в котором располагались кабинеты адвокатов и конторы нотариусов: они были готовы за сто сестерциев, и даже за меньшую сумму, клятвенно удостоверить все, что угодно.

Но Мерсенне было не впервой раздаривать улыбки и бронзовые монеты в десять ассов у входа в контору писцам‑рабам. Их провели по тайной лестнице до того этажа, где должны были зачитать последнюю волю человека, отравленного прямо на глазах у галла.

Галл стоял, подпирая стену, рядом с наставником и смотрел на патрицианку. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не слишком крупный нос и начинающие заплывать жиром черты лица. Та сидела на табурете, покрытом подушкой. Сквозь просвечивающее платье из голубого прозрачного муслина можно было видеть ее еще безупречные ноги. Она высокомерно поглядывала на присутствующих, играя перламутровым веером, и то и дело прикладывала к глазам платок из дорогой ткани.

– Несомненно, Порфирия, – шепнул Изгнанник, наклоняясь к уху Суллы. – Потный толстяк, который сидит с другой стороны пюпитра первого клерка, – Кипарисное, грек. Он отвечал за предвыборную кампанию и за связи с общественностью. Все слетелись, как пчелы на горшок с медом... Вот будет спектакль, когда нотариус откроет крышку!