Бывший офицер‑легионер приказал им раздеться догола.

Тот заговорщик, что вернулся из Германии, Калвентий Квиет, начал свысока возражать ему, но Сулла, не говоря ни слова, ударил его по лицу. Остальные беспрекословно подчинились и, снимая одежды, обнаружили кинжалы. Персы собрали их и по приказу Суллы сложили в корзинку для бумаг, которая стояла под столом.

– Сейчас мы пойдем той дорогой, которой хотели пройти вы в полночь, – объявил галл, – и вы сами положите это оружие к ногам Тита Цезаря.

Обнаженность не прибавила красоты их далеко не атлетическим фигурам. Сулла взял корзинку для бумаг, и все вышли.

* * *

Сулла вошел в обширную прихожую императорских покоев. На пороге вестибула, ведущего в его кабинет и спальню, стоял сам Цезарь, беседовавший с Мунатием Фаустом, во всем его воинском великолепии, и с Лукрецием Фронто, залитым кровью смертельных ран, которые он нанес Стабилию. Верные императору преторианцы и легионеры, переодетые в ночных стражей, стояли на почтительном расстоянии от императора. Домитилла сидела на скамейке около брата, уже окруженная заботами его молодых служанок, которые обмахивали ее веерами.

Мунатий представлял Цезарю молодого Клувия Стефана и уже заканчивал рассказ о том, как этот молодой офицер встретил Суллу, спустившегося с триремы, которая в самый последний момент выбралась из порта Помпеи, и как благодаря Стефану он узнал обо всем, что готовилось.

Галл прошел через прихожую, все присутствующие повернулись к нему, и установилась тишина, но при виде шестерых идущих за ним обнаженных мужчин раздались восклицания, скоро перешедшие в смех. Галл отдал каждому его кинжал, персы подняли луки, готовые к любой неожиданности, и заговорщики стали класть на мраморный пол к ногам Тита свое оружие.

Все присутствующие смогли увидеть их висящие члены и задницы, и то, что находилось между ними, то есть полное унижение, которому они подверглись.

* * *

Сулла стоял против Цезаря, в его кабинете, куда император Рима тотчас же увел его, чтобы поговорить с ним наедине.

– Сможешь ли ты когда‑нибудь меня простить, – сказал Тит, – за то, что я заставил тебя выйти на арену и отправиться на рудники, принимая во внимание то, что империя велика и правитель не может знать и понимать всего, что его окружает?

– Конечно смогу, – сказал Сулла, – раз я здесь.

– Твой ответ обязывает меня, но и у тебя может остаться горький осадок. Что ты теперь собираешься делать? Ты опять вступишь во владения тем домом, что ты унаследовал от Менезия? Не смог бы ты отныне остаться в моем окружении? Не хочешь ли командовать преторианцами? Или возьмешься управлять провинцией?

– Я благодарю тебя за предложение. Но я хотел бы вначале вернуться на мою ферму в Галлию и поразмыслить обо всем, что произошло со мной с тех пор, как я ее покинул, откликнувшись на просьбу Менезия.

Он вынул из своего кармана табличку, отнятую у Кассия Лонгина, и протянул ее Цезарю, который ее прочел.

– Так, значит, вот из‑за этого послания все и случилось... включая события сегодняшнего вечера, эти кинжалы, про которые ты узнал... Действительно ли они скрывались в покоях моего брата? Нет ли тут ошибки?

– Никакой. Не хочешь ли послушать Лацертия? Он сказал нам все то, что мы уже узнали от наших агентов в Помпеях.

Тит задумчиво посмотрел на табличку, которую все еще держал в руке.

– Итак, все произошло силой дружбы... – сказал он.

Он вспомнил о годах, которые сам провел в легионах, где встречал таких людей, как Менезий и Сулла, и с грустью подумал, что вместо дружбы, подобной той, что соединяла их, ему приходилось чувствовать со стороны брата лишь зависть только потому, что он был правителем.

– Да, – сказал галл. – И, помня об этой дружбе, я, вступив во владение наследством, поклялся отомстить тем, кто похитил у моего друга жизнь. А они оказались теми же людьми, которые теперь покушались на тебя.

– Это правда, – сказал Тит. – Тебе, должно быть, известно, что я, принимая трон у моего отца, объявил, что не пролью кровь ни одного римлянина...

– Я знаю. Однако ты не побоялся вводить смертную казнь, когда служил в легионах...

– Точно... Так и было. Но я переменился с тех пор. И поскольку ты получил посмертные полномочия от твоего друга, то я хочу поручить тебе наказать виновных. Вместо меня...

Цезарь подошел к стене, у которой стоял его письменный стол, и потянул за висевший шелковый шнурок. Вскоре в кабинет вошел секретарь с письменным прибором и папирусами.

– Я продиктую указ, – властно сказал он. – «Бывший офицер Сулла, ушедший со службы, получил задание найти и наказать, как он считает нужным, всех тех, кто замышлял смерть патриция Менезия, а также готовил заговор против меня».

Секретарь посмотрел на императора, подождал немного, но продолжения не последовало. Тогда он быстро пошел к себе в каморку, чтобы по всем правилам записать указ и поставить на него императорскую печать.

– Когда ты диктовал: «Всех тех, кто готовил заговор», – ты подразумевал, что слово «все» не исключает никого, или все‑таки есть какое‑то исключение?

Тит горько улыбнулся:

– Я бы хотел, чтобы ты наказал всех без исключения, так как я не могу этого сделать. Но я думаю, что у тебя нет сомнений и ты понял, что между нами существует договоренность о том, что по крайней мере один из виновных не попадет под действие этого указа.

– Я к этому готов.

– Ты меня осуждаешь?

– Стараюсь не делать этого. Так как у меня нет брата, то я не знаю, что бы испытывал на твоем месте, поэтому я предпочитаю не высказывать своих суждений.

– Это способ согласиться со мной, – заметил Цезарь.

Секретарь вернулся с указом, и Цезарь поставил свою подпись.

– Позволишь ли ты мне удалиться? – спросил Сулла, держа указ в руке.

– Ты все можешь себе позволить. Но может быть, скоро и мне придется отправить тебе табличку, похожую на ту, которую ты получил от Менезия...

Сулла улыбнулся и пошел к выходу.

– Valete, – сказал ему император Рима.

– Valete, Цезарь. У меня больше нет врагов, но у тебя они остались.

Сулла пошел к конюшням дворца, взял там две лошади, для себя и молодого Калена Корбулона, которого он попросил сопровождать его. Он позвал Котия и велел отправить Лацертия и префекта Кассия в закрытых носилках и в сопровождении охраны к нему навстречу, к Пренестинским воротам[109]

[1] Лугдунум – современный Лион, бывшее кельтское поселение.

[2] Вьенна – современный Вьенн.

[3] Римляне называли кельтов галлами, а области по обе стороны Альп, заселенные галлами, – Цизальпинской и Трансальпинской Галлией.

[4] Редонцы – галльское племя, жившее в окрестностях города Рен (Бретань).

[5] Xарон – в греческой мифологии старик, переправлявший души умерших через реку Ахерон в потусторонний мир.

[6] Асс – денежная единица у древних римлян, четыре асса составляли один сестерций.

[7] Брака – штаны у древних галлов.

[8] Стиль – заостренная палочка для письма на дощечке, покрытой воском.

[9] Маны – души умерших предков у римлян.

[10] Претор – высшее должностное лицо римского города.

[11] Календы – в римском календаре первый день каждого месяца.

[12] Бибракта – кельтское поселение, расположенное недалеко от Отена.

[13] Нарбон – современный Нарбонн.

[14] Парка – одна из богинь судьбы у греков.

[15] Паннония – римская провинция, находившаяся между Восточными Альпами, Дунаем и Савойей; занимала часть территории современных Венгрии, Югославии и Австрии.

[16] Батавы – западногерманское племя, жившее в устье Рейна.

[17] Турма – конный отряд из 30‑40 всадников. В состав каждого легиона входило более 10 турм.

[18] Баллиста – метательная машина.

[19] Даки – северофракийские племена, жившие к северу от Дуная.

[20] Аллоброги – кельтское племя, жившее между Роной и Изером, одним из главных городов которого была Вьенна.

[21] Битуриги – кельтское племя, главным городом которого был Аварик (современный Бурж).