Люк грузовой камеры трансера был раскрыт настежь. Из нее торчали три головы, лишенные какого-либо выражения лица.

Яхтсмен и та двойка, которая наткнулась на нас ночью.

— Влазьте внутрь! — бросил я в сторону Новых, показывая на багажник. — Быстрее! И чем скорее вы будете иметь это позади, тем для вас лучше!

Они огляделись. Быть может, искали те батареи и отряды, которые я приказал Моте держать наготове. Я не стал объяснять им их ошибку. Может, благодаря этому им удастся сохранить хоть каплю уважения к самим себе?

Я как раз с удовольствием приглядывался к ним, когда услышал позади себя шаги.

К багажнику приближалась два протеже Виандена. Я что-то буркнул и показал им задние сиденья вездехода. Когда они занимали места, я перехватил брошенный Мотой украдкой взгляд. Он наблюдал за мной с высоты башни. По его лицу промелькнула улыбка, потом он быстро повернул голову.

Я пожал плечами. То, что эта двойка, которая вернулась со Второй, поедет с нами, было очевидно.

Я захлопнул люк багажника осторожно, чтобы не расплющить кому-нибудь голову, потом кивнул Моте.

— Вперед! — крикнул я.

Над горизонтом как раз показался солнечный диск. Очередной день нашего пребывания на Третьей. Последний! По крайней мере, в этой экспедиции.

Дорога проходила нормально. Температура воздуха упала на два-три градуса, ветер шевелил страусиные перья деревьев, только трава торчала надутая, неподвижная как обычно.

Я машинально поправил наушники и спросил:

— Ты все время слышал меня хорошо?

— Угу, — буркнул он. — Особенно, когда ты жаловался, что у тебя нет лииле…

Невольно я вынужден был усмехнуться.

— Что это такое, Виан? — спросил я, — какие-то деньги? Чековая книжка?

— Понятия не имею, — буркнул он в ответ. — У меня не было случая, платить за что-либо…

Улыбка исчезла с моего лица. Я снова почувствовал холод на шее и спине.

— Ты ни разу не был в городе?

— В городе! — Вианден зашипел, словно обжегся. — В городе! — повторил он. — Я услышал, быть может, десять предложений. За четыре года. Ничего, только мой собственный голос. Особенно, когда я считал эти годы… месяцы… часы… Для того, чтобы не сойти с ума…

Мы довольно долго молчали. Наконец Мота откашлялся и спросил:

— Они держали тебя в бункере?

— Зачем же? — в голосе Виандена зазвучала горькая ирония. — В моем распоряжении был целый дом… Там даже было дерево… И ванная, окна… и это все. Ни единого стула. Ни малейшей мебели. Ничего. Гладкие стены. На полу полметра матраца… вы не имели понятия, что это значит — не иметь возможности время от времени постоять на чем-нибудь твердом. Куда ни посмотришь — стена. Порядочная стена, высотой метров в пять. Впрочем, что тут говорить? Не иметь четыре года хоть обрывка чего-нибудь, чтобы вычистить зубы. Починить скафандр. Сам не знаю, как вышло, что я не разучился говорить. Наверно потому, что разговаривал сам с собой.

— Они ничего не хотели знать? — спросил я чуть погодя с недоверием. — Ни о чем не спрашивали?

Он промолчал. Мне нечего было и ожидать что он ответит.

— Вообще-то они были вежливы, —продолжал он через некоторое время. — По-своему, конечно… Следили, чтобы не дотронуться до меня… я регулярно получал еду. Присылали ее мне по какому-то наклонному колодцу, проделанному в стене. Уходили с моей дороги… если какой-нибудь из них оказывался поблизости. Так они приходили убирать, а как же? Были вежливы… — повторил он особенным тоном.

— А те, двое? — спросил Мота.

— Не знаю. Я их не видел ни разу. Думаю, что их дела шли несколько хуже.

— Как это было, — спросил я, — когда они прилетели на Вторую? А может, ты устал говорить?

— Тут нечего много рассказывать, — в его голосе зазвучало раздражение. — Устал? Поверь, я выспался на всю жизнь! Четыре года на матраце… — он замолчал. Молчал секунду, потом продолжил нормальным тоном. — Как было? Что ж, мы проводили геологические раскопки, исследования на плоскогорье…

— Все трое? — прервал его Мота.

— Да, так как мы вызвали Теллера, который оставался в базе, чтобы он привез резервный комплект зондов. Нам не хотелось возвращаться, а поскольку на всем континенте царило идеальное спокойствие…

— На чем он приехал? — спросил я. — Там же был один вездеход…

— Прилетел на моторке. Она оставалась на воде… не знаю, что с ней произошло…

— Зато я знаю, — пробормотал себе под нос Мота. — С того времени над плоскогорьем прошло по меньшей мере пятьдесят бурь. Говори дальше…

— Мы не заметили, как они высадились. Я имею в виду первый корабль. Мы увидели только вспышку… не слишком далеко. Может, километрах в пятидесяти. Ясное дело, мы поехали туда. Тем временем, это еще не был конец игры. Теллер и Мыкин пошли вперед… там были люди. Кто-то стоял на коленях и призывал нас, размахивая руками…

— Живые? — прервал я в полном изумлении.

— Конечно, живые. Я остался, чтобы страховать, но видел, как они двигались. Пробовали встать. Тогда мне показалось, это ужасающим. Понимаете, у них были открыты головы… Подбежали к ним Теллер и Мыкин, подбежали в тот момент, когда я заметил второй корабль. Еще высоко. Виден был только огненный хвост стреляющей дюзы… они шли на химическом топливе… но вы же все уже знаете. Я увидел их и не успел даже никого предупредить, когда произошел второй взрыв. Видимо, остался какой-то бак. Ну и все. Я очутился в кабине их корабля… они упали, знаете? Взрывная волна была слишком сильной. Утратили стабилизацию и…

— Да, — буркнул я. — Это их специальность.

— Но каким-то чудом им удалось стартовать. Это я уже знаю по их рассказам. Они вернулись, но не точно туда, куда намеревались. Упали в реку… и они нас уже имели. Это все.

— Все… — как эхо повторил Мота.

Я положил голову на спинку и ускорил ход. Как это он сказал? Были вежливы! Да, те и эти… На свой лад.

От гор шел режущий глаза блеск, словно бы целый их хребет покрыл свежий слой льда. Солнце стояло в зените. Лужицы светились. Могло показаться, что на их дне поразмещали зеленоватые лампы.

Панцирь «Рубина» стал почти белым. Люк грузового лифта отбрасывал узкую прямоугольную тень, которая вскоре исчезла. Машины и автоматы расположились в грузовых отсеках.

Платформа экипажа все еще неподвижно лежала на траве. Тишину нарушало только добегающее из устья дюзы потявкивание переключателей. Автоматы вели последний осмотр перед стартом. Мота наверняка торчал уже в своем кресле перед главным экраном. Около него были заняты еще два места. Когда мы с Вианденом въедем наверх, сделается тесновато. Но не так, как в багажнике трансера во время его последнего путешествия.

Они стояли друг подле друга напротив, не дальше чем в пяти шагах от нас. Если мы должны сдержать слова, им нужно уйти. И не задерживаться, пока они не достигнут скальных ворот, замыкающих долину.

Я отвернулся и шагнул на плиту лифта.

— Пойдем, Виан, — пробормотал я. Облокотился на поручень и в последний раз пробежал взглядом окрестные вершины. Они были прекрасны. Но, по сути дела, ничто не тянуло меня к ним. Красота — это еще не все!

— Ну, иди же, — буркнул я нетерпеливым тоном.

Он даже не дрогнул. Стоял передо мной, повернувшись ко мне спиной и всматривался в молчавшую группу жителей тихого города. Не обычных зрителей. Следящих за соблюдением права. И участвующих в его создании, наверно.

Я услышал бормотания. Голова Виандена медленно закачалась влево и вправо, словно он чему-то удивлялся. В этом жесте не было возмущения. Я расшифровал его скорее как проявление недоверия. Такого, с которым принимаешь к сведению нечто поразительное, но что, тем не менее, существует в действительности.

Внезапно он дрогнул. Я снова услышал его голос. Из протяжного ворчания мне удалось выловить слова: «…были вежливы».

Он наклонился вперед и застыл. Секунда, две, три… Я его уже не подгонял. Ждал.

Сверху дошел короткий металлический звук, закончившийся глухим стуком. Мота втянул антенны.