Я встал и прошел на помост. Топнул. Не слишком сильно. Ответило приглушенное тупое эхо. Плита была выложена каким-то мясистым, скользким материалом, похожим на те, из которых делают скафандры для аквалангистов. Я еще стоял, прислушиваясь, когда сразу позади меня раздался сонный и удивительно мягкий голос:
— Ты опоздал…
Я окаменел. Первое, что мне пришло в голову, что меня приняли за кого-то другого. Кого-то, кто забыл о назначенной встрече. Но голос мог с таким же успехом принадлежать и человеку, который ожидал «нашего» одинокого моряка, а сейчас узнал его лодку и пришел пожаловаться.
— Не так уж и поздно, — ответил я на всякий случай, стараясь максимально растягивать гласные. Не помню, чтобы когда-либо мой голос звук так мило.
— Пройди, пожалуйста, — прозвучало в ответ.
Я вздохнул с облегчением. Во всяком случае, этот не из тех, кого я обязан знать.
— Да, уже иду, — сказал я вежливо. Я отвернулся и поднял с палубы приготовленный там сверточек. Это была та серебристая чешуйчатая блуза, которую я взял с собой на всякий случай, не знаю, как жители города одеваются с наступлением ночи. То, что было на человеке из лодки и что сейчас развевалось на моих спине и груди, могло быть костюм, предназначенным исключительно для прогулок под парусом.
Я выпрямился и в этот момент увидел лицо человека, который напомнил мне об опоздании. Оно было взяло в какую-то прямоугольную рамку, замкнутую сверху куполообразный шлемом. Мои движения тотчас же стали плавными. Наверно, им нельзя оставаться на воде после захода солнца.
Речь может идти как об безопасности самих водников, так и опасение, чтобы ночью не подплыл кто-нибудь из конкурирующего города. Если у меня спросят документы…
Я выпрямился, как человек, которому надоело долгое, ленивое времяпрепровождение и, послав человеку в шлеме извиняющийся взгляд, спокойным, но не слишком медленным шагом двинулся в сторону города. Пятнадцать, двадцать метров… Ничего. Тишина. Я глубоко вздохнул. Мне оставалось только питать надежду, что их стражники не имеют обязанности обыскивать подплывающие вечером лодки. Если бы он заглянул в форпик…
Я ускорил шаг. Лампы побережья сверкали все ярче. Их свет открывал каменные укрепления набережной и сразу за ними широкую дорогу, замкнутую, высокой бетонной стеной. С каждым шагом все выразительнее рисовались торчащие из нее тарелки и фермы антенн. Я подумал, что мы были правы, отказывая себе в роскоши двусторонней связи. За мой направленный передатчик-малютку я мог быть спокоен. Тем не менее город не был так доброжелателен к пришельцам, как следовало из рассказов его жителей, отдыхающих сейчас в багажнике трансера.
С помоста на набережную вели удобные широкие ступени с закругленными краями.
Я вышел наверх и потихоньку оглянулся. Я опоздал, нужно было об этом помнить. Насколько хватало взгляда, на всем бульваре, кроме меня, не было ни одной живой души. Я мог торчать и крутить головой, соображая, какое направление выбрать. Сразу, не задерживаясь, я свернул в сторону, где в глубине суши виднелось небольшое, по моей оценке, скопление огней.
Я наискось пересек бетонную плоскость, отделяющую реку от опоясывающей город стены, и оказался в абсолютной темноте…
Свет ламп шел по верху, освещая край набережной и узкую ленту воды. Зато под стеной лежала глубокая тень.
Я шел теперь медленнее, не стараясь даже ступать чересчур тихо. В какой-то момент, без всякой мысли, я вытянул руку, чтобы провести ею мимолетно по стене, как это делают дети, пробегая рядом с изгородью или машиной. Внезапно что-то кольнуло меня. Я отдернул руку и задержался. Потом поднеся пальцы к глазам, я приблизился к черной, словно покрытой сажей стене. Вдруг я почувствовал в подушечках пальцев едва уловимый резонанс, словно я держал их вблизи дрожащей мембраны. Я отступил и попробовал снова. Тоже самое!
Не думаю, чтобы прикосновение к стене грозило кому-либо незнающему ее свойств, поражением. Быть может, ее поверхность представляла собой своеобразную сигнальную аппаратуру? Серьезное нарушение электромагнитного поля давало им знать, что на набережной появился чужой! Так или иначе, но мне повезло. По крайней мере везло до сих пор!
Я двинулся дальше.
Все было как минуту назад, только эхо моих шагов раздавалось немного громче. В какой-то момент я потер лоб и убедился, что он влажный. А ведь это только начало!
Сверху, из-за стены пришел какой-то звук. Словно кто-то легонько толкнул свободно висящую металлическую плиту. Я задержал дыхание, но не сменил темпа шага. Звук не повторился. Но только его появление заставило меня осознать, что вся набережная погружена в идеальную и ненатуральную тишину. Если учесть, что всего в одном шаге, тут же за этой дрожащей стеной, лежал почти миллионный город, было в этой тишине что-то внушающее ужас. Влага на моем лбу собралась в капли. Я почувствовал на виске первую холодную струйку. Но я шел дальше.
Через несколько минут дорога передо мной начала светлеть. На реке появились посвечивающие пастельными лампочками буи, набережная расширялась, образуя обширную, полукруглую площадь. Чуть позднее показались очертания волнолома. Он окружал значительно больший бассейн, чем тот, в который вплыл я… когда это было? Час назад? Два?
Машинально я посмотрел на часы. Девять минут. Именно столько времени прошло с той минуты, когда я ввел захваченную на противоположном берегу лодку к ее материнской пристани. Надо признать, что до сих пор успел я немного. Но ведь это только девять минут!
Передо мной был порт. У низких серпообразных помостов толпились цветастые яхты. Но за ними маячили пузастые и приплюснутые очертания каких-то больших барок или кораблей. Две ближайшие были опоясаны светящимися бусинками окон. Первый признак жизни на этой застроенной пустыне.
В круге света, под одной из ближайших ламп показалась фигура человека, увенчанная шлемом, напоминающим изогнутый полукругом цилиндр с прямоугольным вырезом для глаз, носа и рта. Стражник! Он должен был заметить меня порядочно времени тому назад.
Я отошел от стены и вышел на освещенное пространство. Только теперь я увидел перед собой широкие ворота в замыкающей набережной стене. К ним вел поднимающийся к городу пандус, наверняка плоскость, по которой спускались на воду лодки и небольшие корабли. Быть может, были проходом и для пешеходов. Как бы то ни было, ворота были закрыты все равно. Их гладкие плиты поблескивали в свете рефлекторов. В одном из двух крыльев я заметил чуть приоткрытую калитку. Не было больше сомнений, что я попал наконец-то в нужное место. Но стражник знал об этом так же хорошо, как и я. Когда я чуть-чуть изменил направление, он шевельнулся и сделал два шага в мою сторону, особо не спешил.
— Уже поооздно, — запел он мягко. — Очень поооздно…
Я послал наилюбезнейшую из моих улыбок, делая одновременно правой рукой широкий жест, который должен был объяснить ему, откуда я тут взялся. Не ожидая результатов этих операций, я повернулся и пошел прямо в направлении ворот. Через несколько шагов я снова оглянулся и снова улыбнулся, потом незаметно ускорил шаг. На ходу я ломал голову, когда он двинется за мной. Пандус поднимался мягко, я уже видел широкую, покрытую какой-то тканью ручку у замка, узкую щель, из-за которой шел слабый свет, золотистые, словно полированные планки. Тишина. Стражник не двигался со своего места на набережной. Наконец, я почувствовал под пальцами губчатое покрытие ручки, толкнул легко дверцу и поставил ногу на широкий, едва обозначенный порог. В тот же самый момент, я увидел перед собой знакомый шлем и услышал певучий голос, полный мягкого упрека.
— Ты опоздааал…
На этот раз я оказался не на высоте.
Я шарахнулся назад, как от удара, врезался плечом во фрамугу калитки, роняя сверточек, который все время стискивал подмышкой, и с размаху уселся на бетонной плите. По крайней мере, хотя бы раньше, чем я еще осознал, в чем дело, я смог спеть тоном чуть выше, чем применяемый обычно:
