Силуэт чужой машины обрисовывался все яснее. Она была небольшой. Напоминала собой скорее узкую лодку на несколько пассажиров. Когда она подъехала поближе, я заметил, что она катится на трех колесах.

Одно, еле заметное, выступало из-под заостренного носа, другой спадающего к земле. Два других, непропорционально больших, были прицеплены сзади, уже за кабиной, что была предназначена для пассажиров.

Они не могли меня заметить. Даже если бы сумели оторвать взор от трансера, так как трава была достаточно высокой. Мне же было достаточно немного поднять голову, что бы через редкие стебли видеть все, как на ладони.

Наконец лодкообразная машина замедлила ход, молниеносно гася скорость, словно водитель в последний момент сориентировался и увидел, что дорога закрыта. Я однако не заметил, что ее колеса хотя бы на минуту бороздили, неподвижные по шершавому покрытию. У них должны иметься другие способы. Но их техническое оснащение интересовало меня только с одной точки зрения.

— Стоять! — услышал я голос Моты, ненатурально пронзительный усилением. — Выходите!

Тишина. Прожекторы чужой машины стояли неподвижно, заливая корпус трансера светом. В их блеске глубокой чернотой выделялся приподнятый люк дула спаренного излучателя.

— Выходите! — снова загремел мегафон. — Ничего с вами не случится! И не советую убегать…

На этот раз реакция наступила тотчас же.

Еще не отзвучало последнее это слов Моты, как по переднему панцирю трансера проскочили голубые огоньки. До меня долетел громкий сухой треск, словно ребенок, пробегая, вел палкой по штакетнику…

Секунда тишины, — и звук повторился. Теперь он продолжился несколько дольше. Искорки перескочили выше, достигли башенки.

Следя взглядом за ними, я увидел, что раструб одного из излучателей незначительно изменил положение.

— Эй, там, — резко бросил Мота. — Кое-что вам покажу! Обернитесь…

Я машинально пробежал взглядом перспективу дороги, по которой прибыла машина. Я не нашел ничего, кроме одинокого страусиного дерева, растущего на расстоянии каких-нибудь шестидесяти метров. Я не успел подумать, что речь не может идти о чем-либо другом, как башню трансера и дерево соединило на долю секунды нитка огня.

Пространство прошила одна-единственная вспышка, тысячекратно ярче света прожекторов чужой машины, потом наступила темнота.

Прежде чем я снова обрел способность видеть, я услышал на дороге какие-то голоса. Я протер глаза, и, моргая, приподнялся на локтях.

— Пусть никто не двигается, — прозвучало из громкоговорителя. Я понял, что это «никто» относится в первую очередь ко мне и снова укрылся в траве.

Рядом с лодкообразной машиной виднелись две фигуры. Я не заметил, когда они покинули кабину. Должны были очень спешить. А, впрочем, ничего удивительного. От дерева, в которое ударила единичная серия малого лазера, осталось лишь развевающееся облачко дыма.

— Откройте это! — сказал Мота. Его голос звучал уже нормально.

Пассажиры машины беспомощно шевельнулись.

— Крышка, — пояснил Мота. — Хочу увидеть что там в середине.

Они не тянули время. Один из них повернулся и протянул руку внутрь машины. Покрывающая кабину легкая, словно бы брезентовая крышка тотчас свернулась, исчезая под кожухом колес. Даже с места, на котором я лежал, я мог убедиться, что машина пуста.

— Теперь два шага вперед! — скомандовал Мота. — И раздеваться! Живее, тогда не замерзнете!

Жители Третьей поглядели друг на друга.

Их колебания, однако, длились не более нескольких секунд. Вид стертого с лица земли дерева должен был глубоко врезаться им в память.

— Твоя очередь, Мур, —раздался голос из громкоговорителя. — Только так, чтобы ты не оказался между мной и ими…

Я встал. Лица голых повернулись в мою сторону. Руки они все еще держали поднятыми вверх, сведенными на затылках.

— Отдохните, — сказал я спокойно, направляясь в сторону дороги. Я не спешил, внимательно ставил ноги, стараясь не задевать твердые стебли растений.

Медленно, словно опасаясь ловушки, они опустили руки. Когда я был уже близко, один из них, повыше ростом, сделал полшага вперед.

— Что это значит? — тихо спросил он. Тон, который он применил, противоречил сказанным словам. Они были твердыми, но звучали так, словно кто-то умирающий от жажды просил о маленьком глотке воды.

— Через минуту узнаете, — буркнул я и добавил помягче. — Ничего особенного. Вы попросту встали нам поперек дороги. Это плохо, но что ж… Вам ничего не грозит…

Я приказал им отойти на несколько шагов потом обыскал их одежду. Она была сделана из старинного материала, покрытого словно бы мелкой чешуей. В зависимости от того, как я ее держал, она то свисала как мятая тряпка, то снова становилась твердой, что я никаким способом не мог выпутать руки из его изгибов. Но кроме этой странной особенности материала, в ней не было ничего; чем я должен был бы заняться.

— Возьмите свои вещи, — сказал я отступая на шаг. — Что дальше? — спросил я, повысив голос.

— Закрой их в грузовой камере… или нет, подожди! Я выйду помочь тебе, — слова Моты сопровождал лязг открываемого люка. Через секунду над куполом башни показалась его голова.

— Вынь излучатель! — бросил он резко, окинув нас резким взглядом.

Я не думал, чтобы это потребовалось, но повиновался.

— Еще одно… — замурлыкал он, снова исчезая в кабине. Он не пробыл там больше минуты. Когда я увидел его снова, он держал на плече плотно свернутый шнур из стекловолокна. Он выбросил его не панцирь и соскочил. Потом, взяв конец шнура обеими руками, он подошел к людям, которым мы так беспардонно прервали ночную поездку.

— Отвернитесь, — бросил он. — И вытяните руки назад.

Я не был этим восхищен. Одно дело те создания, на Второй, а другое — существа, представляющие тут земную цивилизацию, даже если только в собственном представлении и в отрыве от прошлого. Кроме того, эти, в противоположность к чужакам, находящимся в нашей станции, были здесь в конце концов у себя.

Они позволили себя связать без сопротивления. Я заметил, что более высокий из них, тот, который уже раз дал нам пробу своего голоса, несколько раз открывал рот и держал его так некоторое время, словно в замешательстве. Может, он удивлялся, что ничто не приходит ему в голову.

С его товарищем дело обстояло несколько иначе. Он дословно трясся от страха. Трясся это слабое определение. Его тело дергали какие-то неритмичные судороги, со лба и висков стекали широкие струйки пота и видно было, что он из последних сил держался на ногах. Поначалу я не обращал на него внимания, но потом это начало меня раздражать.

— Что с тобой происходит? — бросил я, когда он проходил мимо, ведомый Мотой и трансеру. — Я же сказал, что мы ничего вам не сделаем. Возьми себя в руки. Жизнь состоит не только из приятных вещей, — добавил я философски. — Я предпочел бы сейчас слушать музыку, чем позволять накалывать этой вашей траве. Пока что мы должны взаимно друг друга. Потом пойдем туда, откуда пришли, вы и мы. Перестать щелкать зубами, для этого нет повода! Подумай о дантисте!

Мне не показалось, что эта неделовая все же тирада произвела на него хоть какое-то впечатление. Впрочем, мои последние слова достигли их, когда они уже сидели в грузовой камере. Сразу же за этим Мота с размаху захлопнул люк и отряхнул ладони, словно измазал их чем-то.

— Займись травой, — буркнул он.

— Хорошо. Езжай теперь первый!

Несмотря ни на что, я хотел иметь перед собой эту грузовую камеру с ее непоседливым содержимым.

Мота исчез в башне. Трансер дрогнул и легко покатился на несколько метров вперед. Он еще не остановился, когда снизу из-под него высунулась изящная лапа манипулятора. Через две минуты странная машина была прикреплена к заднему панцирю.

Я был в половине пути до вездехода, когда меня ударил горячий ветер из дюзы. И шумя всеми двигателями, трансер шел прямо, словно выстреленный из ружья, на север. Я вскочил в кабину вездехода и двинулся.