– Этот ларец станет для ведьмы тюрьмой, мы в него ее саму и злобу ее заточим! – грозно ответил кузнец. – Другого выхода у нас нет. Она все равно житья нам не даст! Надо пробовать! Ну, кто со мной? – и он сдвинул брови, оглядывая толпу.

– Ой, не знаю, не знаю, – попятился худощавый Петька с соседнего двора, посматривая на остальных. – А если твой ларец не сработает? Она всех нас там же и сожрет!

Кузнец не успел ответить.

– Слушайте, мужики, что мы, как бабы, жмемся? – загремел Прохор, первый силач и кулачный боец на деревне. – Попытка не пытка! А ты, Петька, что-то лучшее придумал? Я вот с Митрофаном пойду! Сколько можно эту гадюку терпеть?

– И я! – подхватил дед Антип.

– И я! И я! Я тоже иду! – один за другим стали откликаться сельчане.

– Так я ж сразу и сказал, что идти надо, спору нет! – поддакнул Петька.

Но тут с другого конца деревни раздался визгливый бабий голос.

– Батюшки, милые, детки пропали, – голосила пухлая Фекла. – Я им наказала подле дома играть, а они… Ух, я им задам, когда вернутся! Мужики, кормильцы, поищите внучков, а? – взмолилась Фекла, подбегая к колодцу. – В лес не иначе как ушли, неслухи, а там ведьма, будь она проклята! Еще случится что… – и бабка, погрозив кулаком куда-то вдаль, громко разревелась.

– Ладно, поглядим, – попытался успокоить ее Прохор. – Не реви, найдутся ребятишки, никуда не денутся.

И невдомек им всем было, что как раз в то время, когда люди собирались идти в темный лес, Цестинда колдовала у себя в избушке. Несмотря на сумерки, там было светло – горница освещалась семью толстыми черными свечами, подсвечниками для которых служили отрубленные и высушенные человеческие руки.

Очистив стол от всего ненужного, ведьма нарисовала травяным соком прямо на столешнице нечто, похожее на карту. В середине рисунка из плошки, заполненной песком, торчала толстая сухая ветка, изображавшая дуб, рядом расположился комок глины, формой напоминающий ведьмину избушку. А поодаль, почти на краю стола, выстроились другие глиняные домики – это была та самая деревня, куда вчера забрел Дори.

Остро заточенной человеческой костью Цестинда медленно двигала от «деревни» к плошке с веткой семь маленьких кукол. Уродливо сплетенные из соломы и тряпочек, они тем не менее удивительно напоминали детские фигурки. Ведьма беспрестанно бормотала, что-то подсыпая на стол, водила над фигурками руками, дула, капала всякие отвары…

– Ванька, вон ты где схоронился! Вижу, вижу, за пнем сидишь! Вылазь! Теперь тебе водить! Только, чур, не подглядывать, а то знаю я тебя! – кричала Танюшка, прячась за можжевеловый куст.

– Только ты быстрей нас находи, а то боязно одному сидеть, в лесу-то, – промычал толстый Влас.

– Домой бы пора, – рассудительно проговорила Катька, самая старшая из ребят. – А то бабка Свекла мне все косы повыдергивает…

– Так все равно ж повыдергивает! А домой всегда успеется, – по-взрослому махнул рукой Тишка.

– Я есть хочу, – захныкала маленькая Дуня.

– Ну, еще разок спрячемся – и мигом домой! – заключил Федя, бывший у ребят за главного. – Дунька, не реви! Иди, я тебе покажу, где схорониться можно – Ванька тебя ни в жисть не найдет.

Отряд мужиков, наконец, собрался. Вооружившись кто чем мог – дрекольем, топорами, вилами, запасшись факелами, крестьяне двигались вдоль ручья. Кузнец шел впереди. В одной руке у него был самый большой молот, в другой он нес ларец. Митрофан шагал уверенно, тяжело ступая, пудовый молот в его руке казался невесомым. Два нательных крестика – свой и покойной Любаши – блестели на его груди в распахнутом вороте рубахи. Он надеялся только на защиту любви, своего молота и волшебного ларца, принесенного странным маленьким незнакомцем. Лицо кузнеца выражало мрачную уверенность. Было ясно, что он или победит ведьму, или останется в лесу навсегда.

Остальные повесили на себя чеснок, перевязали волосы нитками (считая, что это отпугивает ведьм), взяли с собой иконки. Кое-кто запасся и склянками со святой водой.

Шли молча, лишь изредка переговариваясь. Темнело, свет факелов отбрасывал на лица крестьян резкие тени. От этого лица мужиков казались еще решительнее.

Дори почти бежал рядом с Митрофаном, не успевая за его широкими шагами. Ему тоже передалась от кузнеца уверенность в победе, и он только изредка вспоминал, что в случае неудачи так и останется в этом мире навеки… Если не случится еще чего похуже. Однако сын правителя гнал от себя такие мысли и изо всех сил старался не отстать от своего могучего товарища.

– Скоро уже придем! – сказал он кузнецу.

Митрофан молча кивнул.

А Цестинда острой костью подталкивала детские фигурки все ближе и ближе к избушке.

– Ну куда вы все спрятались? – чуть не плакал Влас. – Ну вылазьте, боязно мне тут одному!..

– И впрямь пойдемте домой, смеркается уже, – поддержала его Танюшка.

– Сдаешься? – крикнул откуда-то Тишка.

– Да сдаемся, сдаемся, только пойдемте отсюда быстрее! – кричала Катя. – Совсем заигрались, вон уже ночь на дворе… Ох, и попадет же нам!..

– А куда идти-то? – спросил Ваня. – Вы знаете дорогу?

– По светлу-то яснее было… Но, наверное, туда. Айда за мной! – Федя решительно направился к кривой березке, ребятня побежала следом.

И впрямь стемнело, да как быстро! Только что был белый день, и солнечные лучи пробивались сквозь листву, как вдруг весь лес погрузился во мрак. Стало страшно, да не просто страшно – жутко! Где-то ухала сова, деревья в темноте казались невиданными чудищами, которые тянут к тебе свои руки-ветви и вот-вот схватят… Дрожа от страха, дети все теснее жались друг к дружке.

Вдруг впереди хрустнула ветка, густые кусты раздвинулись, и детские глаза резко ослепил непонятно откуда появившийся яркий свет…

– А-а-а-а-а! – дружно заорали дети не своими голосами.

Цестинда услышала вопль ребятишек и довольно потерла руки. «Дело почти сделано. Еще чуть-чуть…» – злорадно усмехнулась она. Острая человеческая кость в ее руке начала расти, превращаясь в подобие длинного ножа. Поправив косу, ведьма направилась к двери.

– Вот они где! А ну, пострелята, марш домой! Бабка Фекла уже вся извелась, – донеслось вдруг снаружи.

Это еще что? От изумления Цестинда даже выронила нож. Такого поворота событий в ее колдовстве не предполагалось.

– Выходи, ведьма! – доносились снаружи громкие мужицкие голоса, звучавшие совсем рядом с избушкой.

– Выходи и сдохни, убийца наших детей! – крикнул кто-то.

– Ведьма! – зычный крик кузнеца Митрофана перекрыл остальные голоса. – Выходи и ответь за свое черное колдовство! За мою жену!

– За моего отца! – добавил Прохор.

– За мой скот!

– И за моего сына!

Ведьма резко повернулась к столу. Детские фигурки сами собой разлетелись, и теперь их нигде не было видно. Вот досада! Как же не вовремя приперлись эти глупые людишки!.. Впрочем, кого-кого, а уж их Цестинда не боялась. Вышла на порог посмотреть, в чем дело, и увидала, что перед ее избушкой собралась толпа мужиков. Одни держали пылающие факелы, другие – острые вилы, третьи – какие-то дубины. Рваные, грязные, неотесанные – как же она ненавидела этот сброд!

Оглядев толпу зловещим взглядом, ведьма скрипуче проговорила:

– Видно, у вас была веская причина, раз вы явились сюда среди ночи.

И засверкала глазами, захохотала зловеще, точно зная, что от ее вида и смеха у этих жалких козявок сразу со страху душа в пятки уйдет.

Так и вышло. Мужики испугались, отпрянули. Дори спрятался за спину кузнеца и задрожал. На Петьку злобный взгляд ведьмы подействовал сильнее всего, он замер, словно вкопанный, и не мог сдвинуться с места. Кое-кто из мужиков уже собрался было дать деру, но голос Митрофана их остановил: