Встречались в компаниях, у общих друзей, на кинопремьерах, в театре, просто — перезванивались...

Вот тому одно из ярких свидетельств — вдовы актера Олега Даля Елизаветы (в ее интервью Александру Иванову):

Е. Д.: — Следующая моя встреча с Володей (возможно, Олег и виделся с ним) — это 1972 год. Один из первых съемочных дней группы «Дуэль» (к/ф «Плохой хороший человек»). Начинали съемки в Евпатории. И вот, в один день на пляже снимались Олег с Папановым и Володина сцена с гантелями.

Помню монолог костюмерши о том, что «очень трудно шить на Высоцкого, потому что он придирчив к костюму, как женщина. Чтоб, не дай бог, где-нибудь какая-нибудь складочка! И все должно быть в обтяжку. Сшить ему брюки, чтоб он был доволен, — очень сложно».

В следующий раз я его увидела (Олег нас уже познакомил лично), когда мы ехали со съемки из Евпатории, вот с этого пляжа, в машине, и по дороге к нам подсела Ира Печерникова.

А. И.: — Каким образом она там оказалась?

Е. Д: — Не знаю. Может, отдыхала. Может, какие-то съемки у нее были, но она стояла на шоссе, просто голосуя. И очень много смеха было по этому поводу. И был разговор. Володя говорил, что его замучили грузины, к которым он постоянно ездит в Тбилиси, еще там куда-то — поет. Что это очень трудно, потому что вино везде течет рекой и вместе с тем надо работать. Но он уже был «в зашивке». Первый раз. Я тогда этого не знала.

Познакомились Высоцкий и Печерникова давно, еще в 60-х годах. Поэтому любая встреча, а особенно вне съемочной площадки, была радостной для обоих. Это потом будут ссора и разрыв, а пока...

Впрочем, предоставим слово самой актрисе. Она как раз вспоминает не только о съемках в фильме Александра Митты, но и знакомстве с поэтом, общении с ним вне стен киностудии...

«Я, наверное, была единственным человеком в СССР, который не знал о бешеной популярности Высоцкого. Его взлет произошел, когда я жила за границей. Я помнила Володю со студенческих времен, когда он меня ошеломил, спев «Парус». «Надо же, — вырвалось у меня, — такой противный, а сочинил потрясающую песню».

Поэтому, когда мы случайно встретились на «Мосфильме» и я спросила: «А вы еще чего-нибудь, кроме «Паруса», написали?», у Володи глаза сделались как блюдце: «Ты что, ничего не слышала?!» Он сгреб меня в охапку, повез к себе домой в Матвеевское и пел три часа подряд. Мозги отключились. Это было чудо, которое заполнило все. Почему я? Почему я ему нужна? Только после того, как мы поссорились и расстались, до меня начала доходить вся идиотичность моего существования в это время.

Однажды Володя пришел к нам домой и попросил у папы разрешения умыкнуть меня на пару дней. И только в самолете я спросила: «А куда мы летим?» — «А почему ты спросила об этом только сейчас?» — «Мне показалось, что мы падаем». Володя хохотал до конца рейса».

Такого рода опека женщины со стороны мужчины безусловно говорит о его увлечении ею... Если не сказать — влюбленности в нее...

Актриса продолжает, отвечая на наши предположения: «Был ли он в меня влюблен? Не знаю, наверное, немножко, если это длилось несколько месяцев. Каждый день я приходила на спектакль или сидела у него дома. Володя писал «Алису в стране чудес», писал трудно, и я кожей ощущала, что я ему нужна».

Видимо, в тот период поэта — и жизненный, и творческий, — ему просто необходимо было иметь рядом с собой Женщину. Иметь не абстрактно и условно, а физически рядом! Друга ли, Музу, но — жизненно и творчески — необходимо! Тогда выбор пал на Ирочку Печерникову...

Откровенно говорит актриса и о своих чувствах, которые она испытывала в те месяцы к Владимиру Высоцкому: «Я его обожала, даже боготворила, наверное. За то, что со своей горы Афон разглядел меня, посадил на ладошку и опустил рядом с собой на вершине. И потом такое же внезапное падение...»

«Чем выше поднимаешься, тем больнее падать», — говорят в народе. «Разрыв»... Это короткое и хлесткое слово воплотилось в реальность. Что произошло между актрисой и поэтом?

«Когда очень долго пребываешь в состоянии полета, невольно зарождается ощущение, что так не может быть, — говорит Ирина. — У Володи шел какой-то свой процесс, и ему вдруг захотелось разрушить созданный им же самим волшебный мир Почему? Не знаю. Я и Володю не знаю, со мной он разговаривал иначе И вел себя как фокусник со шляпой и кроликом. Может, я казалась ему похожей на Алису из страны чудес. Не знаю. Я всегда была дитя иллюзий. И до сих пор готова поверить в чудо...

Должна была прилететь Марина Влади. Я так обрадовалась: «Господи, как хорошо!» Но Володя стал каким-то другим, и отношений ему захотелось других. Я спросила: «Ты любишь Марину?» — «Люблю». И все. Наше Зазеркалье мгновенно разлетелось на мелкие стеклышки. И я вместе с ним. Володю это жутко злило. В первый раз я его увидела таким. Он все время был щедрый, талантливый, не человек — Бог. Все это было безумно страшно, больно, и я исчезла...»

Что тут думать и говорить? И у актрисы оказались завышенными самомнение, амбиции и запросы. И поэт не смог совладать со своими чувствами. Он — мужчина, и не мог и не хотел больше ждать и что-то предпринимать со своей стороны... Как там в его стихотворении «Из дорожного дневника»: «Ожидания длились, а проводы были недолги...»

Совместные съемки в фильме Александра Митты о крестнике Петра Ибрагиме Ганнибале стали для Ирины Печерниковой и Владимира Высоцкого переломным моментом в их личных, да и творческих отношениях...

«Потом мы встретились на съемках картины «Сказ о том, как царь Петр арапа женил», — вспоминает актриса. — У меня опять был перелом ноги со смещением. Это просто беда какая-то, я все время ломала ноги на съемках. Целый месяц искали другую актрису, но мои костюмы, как Золушкин башмачок, ни на кого не налезали. В конце концов режиссер фильма Митта приехал ко мне: «Ира, сможешь сниматься?» — «Сниматься-то я смогу, боль уже отступила, но мы же там бегаем по лестницам, а я еле-еле на одной ноге стою?» — «Ничего, Владимир Семенович на руках будет носить». — «А вы его спросили?» — «Это наши дела».

Мы снова встретились с Володей. Он носил меня на руках с гипсовой ногой и молчал. А вот сцена безумной страсти в постели у нас никак не получалась. Мы довели бедного режиссера до белого каления: «Вы уже семь дублей запороли!» Тогда мы что-то сыграли. Но так и не заговорили...»

Да, безусловно, это был конец. «Все разбилось, поломалось, нам осталась только малость, только выстрелить в висок иль во врага!», — пел когда-то яростно Владимир Высоцкий, впрочем, — по другому поводу... А нынче повод был один: расстаться. Расставались, как оказалось, — навсегда...

«Еще раз я видела Володю много лет спустя. Я уже вышла замуж за Борю Галкина. Мы шли с ленинградской «Стрелы», увидели Татьяну Ивановну Пельтцер и сказали, что побежим, займем очередь на такси.

И вдруг на стоянку приводит ее Володя с каким-то приятелем. Я что-то сказала и вместо ответа получила заряд ярости. Я потом неделю болела. Вот так Не простил меня Володя...»

«Что тут говорить...» Прямо как в песне Олега Митяева: «Некого винить...»

Совсем недавно популярный журнал «Караван историй» опубликовал огромное интервью, своеобразную исповедь женщины и актрисы. В этой исповеди Ирина много внимания хак же уделила много внимания своим отношениям с Владимиром Высоцким...

«А с Володей Высоцким у нас странные были отношения. После окончания студии я очень дружила со старшекурсниками. Мхатовцы люди удивительные — они обладают способностью всегда создавать свой театр. И вот образовалась такая компания — Жора Епифанцев, Высоцкий, Сева Абдулов. Под руководством Геннадия Яловича они создавали театр, а я в этом участвовала. Часов в 11 ночи, после спектакля, приходила в клуб КГБ, где они репетировали. Я как сын полка у них была — все меня любили, звали, просто чтоб была рядом. Вот там я первый раз увидела Высоцкого — и возненавидела его всеми фибрами души. Он такой был... Все время цеплялся, острил, издевался. Я его презирала со всей моей детской категоричностью. Как-то раз пришла на репетицию и вдруг слышу — кто-то здорово поет хрипатым голосом: «Парус, порвали парус». Я влетаю — опоздала немножко, — все кучей стоят, слушают. Проползла между ними и вижу, что это тот самый, ненавистный мне... И ляпнула: «Ой, надо же...» Он как раз петь закончил, посмотрел на меня: «Ну, что?» Я говорю: «Надо же, такой противный — и такую песню спел». Он расхохотался.