Раскроем материал, которым Эдуард Яковлевич откликнулся на показанный по телеканалу «Россия» документальный фильм: «Нужна ли нам правда о кумирах? Наверное, нужна, но эту правду, на мой взгляд, должны говорить немножко другие люди. Когда Василий Аксенов в картине начинает откровенно врать, меня начинает тошнить. Складывается ощущение, что он был самый близкий Володе и только с ним тот мог откровенничать Да кто он ему был? Володя ко мне как-то пришел и сказал: «У тебя повесть. Давай ее с моими стихами отдадим
Аксенову в его журнал «Метрополь». Я ответил: «Володя, не вяжись с ним, он провоцирует. Ему надо уехать со скандалом. Все получат по шее, а он уедет со скандалом». И получилось так, как я говорил. Аксенов стал изгнанником, невольником совести. И этот человек сидит, что-то рассказывает про Володю...
Уже после Володиной смерти Белла Ахмадулина как-то приезжала ко мне и вдруг сказала: «Точно так же умер Стасик Нейгауз. Он был в запое, и врачом у него был этот Толик Федотов. Он ему сделал какой-то укол, и Стасик умер во сне». Я даже вздрогнул. А Стасик— сын известнейшего пианиста Нейгауза. Он был запойный. Вот он умер точно так же. Федотов сделал и Володе укол какой-то. Я его спрашивал: «Что ты ему вколол?» Он начал называть какие-то препараты. Но Володя умер во сне, у него просто встало сердце.
Он ведь тогда рвался убежать из дома. Они его поймали между вторым и третьим этажом, догнали, там драка была. Они его избили, затащили обратно. Мне многие люди говорили, что в Москве в это время открыли пункты скорой наркологической помощи. Несколько десятков пунктов по Москве. Туда наркоман являлся в полном отчаянии, если он нигде не мог достать наркотики. И ему там говорили: «Сейчас поможем, сейчас все сделаем, сейчас все вколем, только скажи, где раньше брал». И Володя бы их заложил за милую душу. Потому что муки, которые, наверное, человек при этом испытывает, такие, что никакое похмелье с этим не сравнится. Они боялись, что их посадят. Вот чего они боялись!
Причем буквально после смерти Володи, через два-три месяца, была арестована почти вся верхушка скорой помощи. Там был Игорек Годяев, который покончил с собой в это время. Он вертелся около Володи и таскал ему из скорой наркотики. Там пересажали кучу народа. Если хотите правду, так и говорите тогда правду. Что ж вы вокруг да около? Это сейчас Янклович стал говорить, что он наркотики доставал, а тогда он вообще отрекался. Это сейчас за давностью лет ему ничего не будет, вот он и заговорил. А как Володя перед ним на коленях стоял: «Дай, дай, дай!», а тот говорил: «Вот отыграешь концерт, получишь». Это почему-то он не рассказывает.
По поводу того, что наследники против фильма. Я думаю, что там больше Марина возмутилась, когда увидела Ксению. Она могла видеть картину, она часто прилетает сюда. Здесь же наследственные деньги. Ведь Володю сейчас издают очень много — и диски, и пластинки, и кассеты, и книжки. Даже в «сотовый» магазин на Тверской заходишь, все время новые его книжки появляются. Она вполне могла приехать и посмотреть картину, но, даже если не смотрела, ей мог подробно рассказать о ней Никита Высоцкий. Никита сейчас отлакировывает образ отца. Я не знаю, для чего это все делается, но закон есть закон. Раз такой закон существует, значит, у него такое право есть. Хотя... Была история, когда родственники Чапаева пришли к Сталину. Они стали говорить: «Дорогой Иосиф Виссарионович, этот фильм «Чапаев» — это все неправда, Чапаев был не такой. Мы как родственники...» Он на них посмотрел и сказал: «Кино снимается не для родственников». С тем они и ушли. Но тогда законов об авторских правах наследников не было. А сейчас есть, и наследник по авторским правам имеет право что-то запретить, а что-то разрешить. С одной стороны, он нужный, а с другой — убогий, он позволяет и так поступать, как они сейчас.
По мне ничего нового в этом фильме про Володю нет. Что Марина Влади клала его в наркологические клиники? Там тоже вранье. Она клала его только один раз, и он оттуда ушел. А больше им занимался Леня Сульповар, врач скорой помощи. Мы тогда часто к нему в скорую заезжали с Володей похмелиться рано утром. Он нам спиртику наливал и давал закусить ночной картошкой и остывшими сосисками. Очень хороший, кстати, человек, который много раз нянчился с Володей. Марина все время тащила его на переливание крови, когда он запивал. И Леня ей говорил: «Марина, нельзя так часто это делать, это очень сильный удар по сердцу». А она делала ему такую быструю перегонку крови. «Мы надрываем человеку сердце», — говорил ей Леня. «Ничего, он должен завтра быть на спектакле». Она железная, солдат, а не баба. Конечно, если бы они его тогда забрали в Склиф, они бы его, может, и откачали. Но они не решились его брать, потому что он, видимо, был очень плохой».
Такой видится версия событий в доме поэта, предшествовавших его гибели, Эдуарду Володарскому. Это же — его ответ режиссеру-документалисту Виталию Майскому на фильм «Владимир Высоцкий. Судьба поэта».
Накануне 70-летия драматурга журналисты задали вопрос Эдуарду Яковлевичу, который касается нового фильма о последнем годе жизни поэта «Высоцкий. Живой и только».
— Сейчас снимается фильм о Владимире Высоцком. Вы были близкими друзьями. К вам обращались за советом?
— Я написал сценарий, но сыну Высоцкого Никите он не понравился. Сказал, что напишет сам. С тех пор я ничего об этом не знаю. Слышал, что на роль Высоцкого взяли Безрукова, для меня это не плюс... Высоцкий в моей жизни значит очень много. Я именно для него сочинял главную роль в «Проверке на дорогах», но Алексей Герман испугался: он такой непредсказуемый, а я режиссер начинающий, он может меня погубить... И Емельяна Пугачева я писал для Володи, а Екатерину II — для Марины Влади. Председатель Госкино Филипп Ермаш их принимал и обещал запустить фильм в производство, но потом он же и запретил. Подло поступил. В итоге главных героев сыграли благонадежные Евгений Матвеев и Вия Артмане. Хотя пробы Володи и Марины были замечательные...
Эдуард Яковлевич вспоминает интересную историю, произошедшую с его другом Владимиром Высоцким: «Он снимался у Говорухина, в Ялте. В гостинице его обокрали — украли чемодан. Я его встречал в Москве, в аэропорту. Он приехал — на нем лица не было... В чемодане были документы: загранпаспорт, права масса каких-то всяких нужных бумаг... Он очень переживал. Через две недели чемодан пришел. Со всеми вещами. Документы были отдельно сложены в целлофановом пакетике, и лежала сверху записка: «Володя, извините, обмишурились». Была приписка: «Одни джинсы взяли — на память».
Вот тут он раздулся от гордости просто. Мне совал записку и говорил: «Видел! Вот видишь! Меня действительно знают».
Этот случай, как и множество других подобных историй из жизни поэта, вошел в пьесу Володарского «Мне есть, что спеть...», опубликованную в журнале «Современная драматургия» осенью 1987 года.
Публикация этого драматургического произведения, снабженного предисловием Евгения Евтушенко («Пьеса писалась легко, на одном дыхании!..», — писал в нем поэт), вызвала большой резонанс в культурной жизни страны, и в основном — негативный. Особенно были недовольны публикацией пьесы родные Владимира Высоцкого. Больше всех негодовал отец поэта, Семен Владимирович. В газете «Советская культура» он опубликовал гневное и полное недовольства открытое письмо, обращенное к автору пьесы Эдуарду Володарскому. По мнению родственников и отца поэта, произведение «искажает действительность, оскорбляет близких Высоцкому людей и память о самом поэте, певце и актере»...
В одном из интервью 1989 года С. В. Высоцкий куда более откровенно, чем в открытом письме, высказал свое мнение о пьесе и ее авторе: «...Вышел журнал «Современная драматургия» — там пьеса Володарского. Я ее раньше читал — ужасная пьеса! Он там хамит и мне, и Нине Максимовне. И я ему сказал: «Ты — подонок!» — «Семен Владимирович, я же не знал, это мне так рассказали... Извините!» Он мне тогда сказал, что все переделает... А теперь люди говорят, что он все оставил как было. Если это так, то я этого подонка ославлю в прессе. Он когда-то пытался протянуть эту пьесу в театре — я протестовал категорически! Я тогда ему сказал: «Мой милый, если ты постоянно в запоях, то, хотя бы когда трезвый, пиши умные вещи». А то он там пишет, якобы Нине Максимовне приносят сапоги, и они ей не подходят... И я как будто говорю: «Давай мне, моей Дуньке (Евгении Степановне Высоцкой. —А.П.) все сойдет». Ну не идиот ли?!
