— Ведь ты христианин! — вырвалось у меня. — Как же ты можешь бояться Токаласи?

— Токаласи — дух зла, — спокойно ответил Нениа. — Разве можно его уничтожить тем, что я стал христианином? Он всегда там же, где и мы, но сейчас он спокоен.

Старик умолк. Он долго сидел, погрузившись в воспоминания о большой войне, которая оказалась проклятием Токаласи. Возможно, он думал о грандиозных морских сражениях, которые мог наблюдать с вершины горы Поко, или вспоминал деревни, которые были стерты с лица земли желтыми людьми конг-конг, бросавшими с неба непонятные предметы. А может быть, он думал о людях своего рода, убитых и оставшихся без погребения.

Я не стал спрашивать, о чем он думает.

На другое утро мы укладываем вещи и отправляемся дальше. Наш путь лежит в деревню Тсубиаи. Сначала мы идем по удобной лесной тропе, которая приводит нас к реке. Аита здесь не очень глубокая, мы проходим несколько сот метров вброд против течения, поднимаемся на противоположный берег и выходим на тропу. Но идти теперь значительно труднее, потому что земля покрыта сплошным переплетением из корней деревьев и гниющих ветвей.

Продвигаемся мы очень медленно. Вскоре мы снова оказываемся на берегу реки, опять переходим ее вброд и поднимаемся на берег. И так все утро. Раз двадцать мы форсируем эту быструю горную реку и только после полудня добираемся до подножия горы, на вершине которой находится деревня Тсубиаи. Нам надо спешить, мы хотим прийти в деревню до того, как начнется обычный послеполуденный дождь.

Когда мы наконец взбираемся на последний обрывистый склон, нас впервые за этот день встречает палящее солнце. В прохладных джунглях на дне долины, куда не проникают солнечные лучи, идти легче. Там царят тишина и покой. Густые кроны деревьев дарят путнику прохладу, а листва поглощает слишком яркий свет, придавая ему мягкий зеленоватый оттенок.

На Бугенвиле водятся змеи, есть они и в долине, по которой мы шли. Мы даже видели несколько экземпляров. Любой человек, и европеец, и уроженец Бугенвиля, может испугаться при виде змеи, но носильщики из деревни Покойя испугались особенно, а поскольку большинство бугенвильских змей совершенно безвредно, мне было довольно трудно понять причину их страха. Здесь существует лишь два-три вида ядовитых змей, да и те не очень опасны; их яд не относится к сильнодействующим. Однако Дэвид Бретертон объяснил мне, что островитяне боятся не змей, а духов, которые, согласно народному поверью, принимают их облик.

Гораздо естественнее страх местных жителей перед крокодилами. Раньше берега Бугенвиля буквально кишели зубастыми пресмыкающимися. Особенно много их было в заливах Вакунаи и Нума-Нума. В прибрежных болотах им раздолье, они и сейчас сохранились здесь в довольно больших количествах. Охотники и рыболовы, промышлявшие в этих районах острова, неоднократно сами становились жертвой крокодилов. Поэтому многие обитатели Бугенвиля полагают, что крокодилы — не только прожорливые хищники, но и злые духи.

Раз речь зашла об опасностях, которые подстерегают в джунглях путешественника, замечу мимоходом, что кроме крокодилов в прибрежной полосе на Бугенвиле нет опасных животных. Как и на Новой Гвинее, здесь богаче всего представлены пернатые, хотя нет ни одной райской птицы. Из сумчатых есть те же виды, что и на Новой Гвинее, тогда как змей здесь гораздо меньше, а ящериц больше. Бугенвильцы охотятся на всех животных (на змей — очень редко), кроме какого-нибудь одного вида, который считается покровителем данного племени. Охота дает островитянам небольшое количество животного белка, служащего важным добавлением к обычному рациону питания. Ящерица считается лакомым блюдом, а из птиц самая желанная добыча — какаду, птица-носорог и фазан. Возможно, это объясняется их величиной: на большую птицу не жалко стрелы.

В Тсубиаи мы много беседовали с местными жителями. Они оказались очень общительными и охотно рассказывали о своей земле и бескрайних лесах, ее покрывающих. Они не знают никакой другой земли и ни за что на свете не уйдут отсюда. Разве только на побережье… Свой зеленый, пропитанный влагой и заросший джунглями мир они знают как собственную хижину.

Я был поражен и в то же время восхищен, когда услышал от этих людей, что в джунглях всякая живая тварь приносит пользу. Они прекрасно понимают, что любое животное, каким бы отвратительным оно ни казалось, имеет свое предназначение в великом мире природы.

Разумеется, я не пытался убеждать этих людей в том, что в лесу, если не считать тысяченожек и москитов, нет вредоносных тварей вроде злых духов и другой нечисти. Почему? Да потому, что по молчаливому соглашению мы с самого начала решили ограничить нашу беседу кругом предметов, о которых знали, что они существуют наверняка.

Есть много путей к сердцу бугенвильца. Самый трудный — через мир духов, самый легкий — через детей. Достаточно выйти из дому и нарисовать на песке несколько фигурок или вынуть кинокамеру или другую интересную вещь, как вокруг вас тотчас же соберутся ребятишки, выставив набитые сладким картофелем животы и широко улыбаясь. Следом за детьми придут их папы и мамы, и скоро вы окажетесь посреди веселой, шумной толпы. Во всяком случае, так было во всех деревнях на побережье, которые мне приходилось посещать.

Однако в Тсубиаи все было иначе.

В этой деревне и климат был прохладнее, и люди — холоднее. Как обычно, перед заходом солнца мы с Дэвидом обошли всю деревню; это самое лучшее время, чтобы поболтать с приятелем на веранде или у костра. Но деревня словно вымерла, а те немногие, кого мы встретили, были гораздо сдержаннее, чем жители побережья. Конечно, здесь с нами тоже беседовали на самые различные темы в послеобеденные часы, и здесь тоже приветствовали нас очень радушно, когда мы пришли в деревню. Но никто при этом не улыбался! И у нас не было ощущения, что мы — желанные гости.

Многие жители деревни отворачивались при встрече, и лишь самые решительные отважились сопровождать нас во время нашей первой прогулки по Тсубиаи. «Как добиться их расположения?» — неотступно думал я.

Мужчины были одеты в яркие лап-лап (набедренные повязки), некоторые юноши — в шорты. Все ходили босиком, без каких бы то ни было украшений. Лишь однажды я видел человека, у которого в носу был продет кабаний клык. У мужчин, подростков и многих мальчиков в носу была просто просверлена большая дыра.

Перепись населения и медицинский осмотр мы начали на следующее утро. Несмотря на дождь и холодный ветер, все жители деревни — мужчины, женщины и дети — собрались на обширной площадке перед домом, в котором мы остановились. Мы поздоровались. Мужчины ответили, женщины смущенно заулыбались, а дети спрятались за спины мам. Потом несколько мужчин пошли собирать хворост для нашего очага, а женщины принесли из реки воду в толстых стволах бамбука.

Жизненный уклад здешней семьи определяется строгими правилами, и в Тсубиаи не может быть и речи о равенстве между мужчиной и женщиной. Если бы не администрация в Вакунаи, здесь до сих пор оставались бы в силе древние племенные законы.

Когда-то здесь свирепствовал кровавый террор. Страх перед ним до сих пор отражается в глазах некоторых обитателей Тсубиаи, особенно женщин. Еще два десятилетия назад их объединял только страх — страх перед врагами, перед силами природы. И он жив и поныне.

Из боязни оскорбить духов женщина никогда не произносит вслух слово «мужчина», никогда не отвечает громко на вопрос, кто у нее родился — мальчик или девочка. Здесь обо всем говорят тихо-тихо, шепотом или по крайней мере вполголоса, а на некоторые вопросы вообще не отвечают.

Теперь законы стариков нарушаются все чаще и чаще. Однако, пока есть люди, в памяти которых живы старые времена, живут и старые обычаи. А если вспомнить, что последний случай каннибализма в Тсубиаи происходил не так уж давно, то вывод напрашивается сам собой: исторический прогресс совершается здесь не слишком быстрыми темпами.

Впрочем, культура целого народа не может радикальным образом измениться за несколько лет или приспособиться к требованиям времени, когда, при полном отсутствии современных коммуникаций, здешние деревни полностью отрезаны от внешнего мира, как это было его и двести лет назад.