Так толком ничего и не узнали «мукузины чада» о вере их соседей. Но с годами, особенно после того как многие мужчины взяли себе жен из огнелюдовских девиц, некоторое знание пришло. И было то знание странным и тайным.
Непосвященные могли подумать, что огнелюды поклонялись Огню. Отчасти это было правдой, но огнелюды были иными, чем все прочие огнепоклонники (коих, к слову сказать, на Руси к тому времени осталось мало). Огнелюды признавали и почитали единого и истинного Бога Творца, почти как иудеи, магометане и даже христиане. Только, учили огнелюды, у Бога не было никакого Сына, а была Дочь, воистину рожденная Им до начала всех времен, и именно на Дочери почил Дух Бога Творца. С помощью Дочери, которая была к тому же Огнем истинным, созидающим, Творец создал мир и все, что в мире. Но когда Дело дошло до сотворения человека, Дочь воспротивилась Отцу. Он творил людей по Своему образу и подобию, взяв для основы прах земной, и это не устраивало Огневдохновенную Дочь. В качестве протеста Дочь тоже сотворила существ – по своему образу и подобию. Отец для создания человека взял прах земной, Дочь же, поскольку сама была Огнем, взяла чистый огонь для создания своих существ, и плотью их стало пламя. Существа эти, по виду схожие с людьми, но по сути представляющие из себя чистое пламя, были наречены пламенгами (или фламенгами), а также огнелюдами. И если первый человек был поселен в Эдеме, то пламенги вынуждены были заселять самые скудные и неприютные места земли. Потому что Отец разгневался на Дочь за такое самоуправство и изгнал ее с небес к демонам преисподней… Но Дочь вышла из преисподней и поселилась в самых отдаленных землях вместе с созданными ею пламенгами – там, куда, как учили огнелюды, не смотрел глаз Бога.
Пламенги, или огнелюды, в первоначальном своем состоянии представляли из себя чистый, все поглощающий и все созидающий огонь. Но они также могли и принимать человеческий облик, становиться «людьми из праха земного», хотя разум их при этом все же оставался неизмеримо выше и значительнее, чем разум homo sapiens.
Принимая человеческий облик, пламенги как творения Дочери, а значит, как производные вселенского женского начала становились прекрасными девами, чьи глаза завораживали и манили к себе серебряно-ртутным блеском. Девы-пламенги хранили и в точности исполняли заповедь той, что их сотворила: заключать плотские союзы с мужчинами человеческого племени, дабы рождавшееся от таких союзов потомство обладало хотя бы частично способностью стать пламенем и производить очищающий Огонь, а еще дабы созданное из персти творение Бога Отца было таким образом усовершенствовано. И кто знает, не стали ли греховные связи между сынами человеческими и зага-дочными «дочерьми пламени» настоящей причиной Великого потопа?
Потоп не погубил пламенг. Они продолжали распространяться по не обжитой еще земле, вливались в дикие племена и смешивали со своим невещественным пламенем человеческую кровь и семя… Прошли века и века, создавая, разрушая и вновь создавая цивилизации. И во всякой цивилизации, во всяком этносе, если присмотреться внимательнее, имелась тоненькая линия нечеловеческого бытия с огненным лицом. Многие поколения пламенг вступали в связь с людьми, и в этих поколениях сила изначального Огня постепенно угасала, хотя знание о нем и вера в него оставались неизменными. Но были и такие девы Небесной Дочери, что соблюдали чистоту своего вида, не имели плотских сношений с людьми и потому не растратили изначальной силы своего пламени. Оттого же оставались они неизменными, не подверженными никаким социальным и природным катаклизмам и, в отличие от своих частично очеловечившихся сестер, были бессмертными и чрезвычайно могущественными. Со временем этих бессмертных пламенг их менее совершенные соплеменницы стали почитать как божества – наравне с Божьей Дочерью. Сами же полулюди-полупламенги обладали способностями не только к тому, чтобы воспроизводить особое, свое пламя и испепелять даже то, что в принципе гореть не может, но также неподвластны были огню обычному. Правда, от поколения к поколению способности эти слабели – человеческая персть земная вытесняла понемногу нечеловеческий и неземной пламень.
Разумеется, на протяжении всей своей истории, проходящей параллельно с историей человеческой Цивилизации, пламенги и их сообщества существовали скрытно, не привлекая к себе малейшего внимания. Те же люди, которые попадали к пламенгам, поневоле принимали обет молчания, потому что никто не поверил бы их разговорам о существах, состоящих из невещественного пламени. А если б таким разговорам и поверили – к примеру, во времена повсеместной охоты на ведьм, – добром бы это не кончилось. Не только для пламенг, но и для человечества вообще… Общины пламенг были рассеяны во многих странах, но жизнь в таких общинах протекала скромно и незаметно. И чем больше цивилизация опутывала своими золотыми нитями человечество, тем стремительнее отступали от цивилизации и скрывались в не познанной еще человеком глуши пламенги, они же огнелюды. Была еще одна причина, по которой пламенги предпочитали не афишировать свое существование. С точки зрения любой из признанных религиозных концепций такие существа были не чем иным, как носителями зла, выходцами из преисподней, демонами и исчадиями ада. Вступать же в теологическую дискуссию пламенги не стремились, справедливо опасаясь, что в горячке подобной дискуссии могут в буквальном смысле слова испепелить своих оппонентов… К тому же пламенги хранили свою веру, и вера их – в Дочь-Творца – была тверда и непоколебима.
Но как ни таись, а растущие государства и конфессии неизбежно вторгались в полупартизанское существование огнелюдов. К тому же нечеловеческое пламя все сильнее размывалось человеческой кровью, способности слабели, а страх – спутник всякого, кто таится, – становился сильнее. И постепенно общины огнелюдов практически исчезли из обеих Америк, Азии и Западной Европы, по преимуществу сосредоточившись в малоизученных частях Африки и Австралии…
Однако же случилось, что ко времени разделения Русской и Римской Церквей в местах суровой русской тайги, где доселе радовались вольному житию только поклонники бога Мукузы, появились огнелюды и создали свою обшину.
Начальница их общины Фарида безо всякого труда выучила местный язык, да и остальным огнелюдам удалось это легко. Молодые мужики из «мукузиных чад» скоро пленились огнелюдскими красавицами-девами, и с согласия старейшин стали меж поклонниками Мукузы и почитательницами Дочери-Творца заключаться браки. От тех браков нарождались дети, способные в горсти вскипятить воду, а глазами светить в ночной тьме так, будто то были не глаза, а две спустившихся с небес звезды… Такие дивные таланты поклонники Мукузы сочли благим знаком и решили не чинясь, что, почитая своего Мукузу, они тем же самым почитают и дающую Небесное Пламя Дочь-Творца. Так две общины, два племени слились в одно, обогатив свой пантеон и к тому же разбавив кровь пламенем… И отныне назвали свою веру ярой верой, а себя яроверами, притом что некоторые из особо посвященных считали, будто четырехликий Мукуза есть не кто иной, как супруг Огненной Дочери…
Правда, когда слияние племен состоялось окончательно, случилось некое знамение. Стоял тогда ясный зимний день, звенящий от лютого мороза, когда на лету замерзали птицы и падали на пушистый снег… И вдруг среди этого морозного дня затянуло ледяное яркое небо грузными черно-синими тучами, пахнуло оттепелью, оттаявшей землей, прораставшей травой, а над поселением начали бесноваться такие молнии, что и в летнюю грозу сроду не увидать… И в этих-то молниях ушла на небо, в чернильные тучи, прекрасная серебряноглазая Фарида, заявив прежде, что теперь ее помощь и совет соединившимся племенам не надобны, но, случись такая нужда, она вернется с небес и поможет, и рассудит, и спасет…
Но, видно, благодаря особой небесной милости объединенная община, назвавшая себя яроверами (куда благозвучней звучит, нежели «мукузины чада»), жила без особых нужд и треволнений. И стойко противилась всякому вторжению любых проявлений цивилизации, будь то солдаты царской армии, миссионеры церкви либо какой-нибудь секты или (позднее) революционно настроенные братишки с ленинскими декретами в башке. Однако ведь не в полной пустыне яроверы жили. К тому же осваивать тайгу и без них нашлось немало желающих. Так что как ни прячься в глуши, как ни гони от себя непотребную цивилизацию, а все выходило, что придется с цивилизацией смириться. В двухстах верстах от поселения яроверов сначала был заложен, а потом и вырос небольшой, но энергичный городок Щедрый. Городок Щедрый со временем обзавелся пригородами, поселками, деревнями, население его уже всерьез тревожило таежный покой яроверов. Старейшины общины тогда даже стали подумывать о том, уж не дать ли настырным соседям огненного вразумления, но тут было новое знамение. В общину снизошла с небес неизменно прекрасная серебряноглазая дева Фарида и повелела соблюдать мир и терпимость. Только один завет положила пламенная дева: никоим образом не допускать в общину тех, кто верит в распятого и носит на своем теле крест… Уж этот-то завет соблюсти было легко, решили общинники. И так оно и было до поры до времени…
