Но главной особенностью книги следовало признать ее способность вторгаться в сны неосторожных или отчаянных читателей. Издание «Блэк Рододендрон Пресс» 1961 года. Тираж 500 экземпляров, 20 из которых были отданы автору в качестве компенсации за рукопись (и, скорее всего, уничтожены «близким другом» после смерти Олдриджа и согласно его завещанию). Менее 200 копий продано. В 1962 году издательство разорилось (по крайней мере, так утверждал Джон Сиритис) и как минимум 150 экземпляров исчезли в том подвальном складе, куда их отправили… почти полвека тому назад. Джон Сиритис стал владельцем одного из первых экземпляров, заполучив его после долгих и трудных поисков в 1995 году. Некоторые особенности текстуры, отличавшие оригинал от репринта, подсказали ему, что теперь нужно искать новое, улучшенное издание.

При всех разочарованиях, которыми Интернет встречал охотников за Олдриджем, ненавистная, но полезная электронная почта позволила Франклину спросить у Джона Сиритиса о том, что его действительно интересовало: «Вы опробовали книгу на практике?»

«Не я, сэр, — ответил Джон. — Боюсь, мне не хватит смелости на подобное».

Сиритис, бывший библиотекарь, поддерживал интерес искателя, публикуя в сети библиографию Олдриджа — последовательно, хотя и без ссылок на биографию; после контакта с ним Франклин начал считать, что заполучил костяк своей будущей диссертации. Это поддерживало его весь первый год преподавания в колледже — его маленькая ниша в великой пещере литературы, задание, державшее его на плаву. Это и его женщина. Каждый семестр из нескольких сотен студентов обязательно находилась пара-тройка небезнадежных. И если небезнадежными оказывались девушки, Франклин поощрял их, поскольку даже исследователю порой хочется секса. Чуть ли не единственный плюс его карьерной лестницы в сфере преподавания. Ему даже не приходилось бросать девушек, они сами прекращали звонить, переходя в другие классы и на новые курсы. Секс с ним был всего лишь частью их обучения.

Серенити — ее действительно так звали — повысила ставки в конце прошлого семестра. Приехавшая из Бразилии, она обладала ненасытным любопытством и так сексуально смущалась, что он просто не мог устоять. Большие карие глаза и грива темных волос заворожили его. Она носила милые круглые очки. Обладала формами греческой статуи и задницей, за которую нельзя было не ухватиться. Записывала в блокноты на спирали глупые песенки и отвратительную девчоночью поэзию. Она была живой, резкой, здоровой нотой в его жизни, пока не отправилась домой в Сан-Паулу. Обычно Франклин легко забывал свои интрижки, но почему-то Серенити не удавалось списать со счетов, она застряла в памяти, словно трагически погибла, а не засыпала его неприятными вопросами о преданной любви и не уехала, холодно пожав ему руку на прощание. Франклин хранил ее фотографию, которую сделал, когда обнаженная Серенити спала в его постели. Возможно, однажды она вдохновит его на написание книги.

В отсутствие Серенити никто не отнимал его свободные часы, и Франклин полностью посвятил себя поискам информации об Олдридже. Его связь с Сиритисом много не дала. Свихнувшиеся поклонники жанра, каким был и его информатор, становились совсем ручными, стоило признать величие их преданности и погладить гениальность их любимого автора. Сиритис был щедр и обязателен (он всегда отвечал на письма в течение суток, один только Зевс знает, чем он зарабатывал на жизнь, бросив библиотечное дело, если вообще зарабатывал). Сиритис последовательно снабжал Франклина не только деталями о первом издании «Пира», но и фотокопиями страниц книги.

Но фотокопии не сработали, сверхъестественное отказывалось проявиться через подделку.

Зато теперь Франклин сам (как и предупреждал Сиритис) понимал, что три рассказа «Пира» отличались — и были заметно длиннее — тех версий, что вошли в издание 1981 года.

В «Жертве» женщина страдала от неизвестной болезни и разговаривала с обручальным кольцом, оставшимся от погибшего возлюбленного, а кольцо, как ей казалось, отвечало странными нерифмованными стихами «голосом, каким мог бы говорить цветок из сказки». Можно было смеяться над стилем, но десять человек погибло жуткой смертью, пока не настал час этой женщины покинуть мир живых.

Олдридж попробовал и общую жвачку авторов того времени, написав «Выстрел Чехова» — рассказ в виде длинного внутреннего монолога самого депрессивного протагониста на планете. Когда выстрел наконец раздался (две пули перорально, как положено), персонаж понял, что уничтожение мозга не прервало деятельности сознания.

«Сирены Весткотта» в оригинальном издании были почти на треть длиннее. В рассказе описывалась химическая динамика сексуального влечения, но основной темой являлась проблема неверного выбора, основанного на физической привлекательности. Главный герой Херман Бэнкс, неухоженный люмпен, убеждал себя, что ищет настоящую любовь, а не только секс, но истинное удовольствие получал, когда ему удавалось затащить в постель женщин, которых прежде отталкивала его непрезентабельная внешность. Как только женщины сдавались и полностью покорялись ему в постели, они переставали его интересовать. После некоторые жертвы решились сравнить свои впечатления о «самом сильном сексуальном переживании» в их жизни… но для этого им пришлось втянуть в попытку разоблачения соблазнителя первую красавицу города. Сиритис писал в своей рецензии: «Если секс сравнить с адом, рассказ проведет нас по всем его кругам к вечному проклятию».

Все три рассказа получили уйму протестующих писем от читателей, заявлявших, что изначально они печатались в «Эсквайре» и «Плейбое». Первый рассказ представлял собой бессовестное руководство по убийству любимых. Второй точно так же можно было рассматривать как инструкцию к самоубийству. Третий рассказ, изначально напоминавший сексуальную фантазию, на самом деле оказался истинной жутью. Все тексты были полны непонятных намеков. Франклин и сам ощутил, что с каждым прочитанным рассказом вздрагивает, а каждый абзац вызывает у него озноб.

Он листал копии страниц, которые Сиритис отсканировал по развороту на лист и переплел пружиной по левому краю. Перечитывал «Тени в клетке». «Промыть, прополоскать, повторить» — рассказ, довольно известный благодаря тому, что был взят компанией Альфреда Хичкока за основу сценария для одного из популярных в то время сериалов, который, однако, так и не был снят. Олдридж добился публикаций в журнале, посвященном Хичкоку: вышли три рассказа — «Сорвавшийся человек», «Ученик гробовщика» и «Ящик номер 262». Последний вызвал поток писем от возмущенных читателей, и поток этот еще долго не утихал.

Неопубликованный рассказ, вошедший только в сборник «Пир», назывался «Доктор Шекель и мистер Лай» — первая искренняя попытка Олдриджа написать юмористическое произведение, но то, что творила упомянутая в названии парочка со своими жертвами, вызывало любые чувства, кроме желания засмеяться. Они то попросту работали кулаками, то хладнокровно убивали и расчленяли тела. Рассказ опередил появление фильмов-слэшеров почти на два десятилетия, но Франклин считал, что лучше всего автору удался кумулятивный эффект. Дело было не в том, с какими пышными прилагательными и какой хирургической точностью он описывал элементы бойни, стараясь придать им даже некий лоск. Дело было в профессионализме, но не писательском: автор брался за тему, которая в литературе считалась табу, и описывал ее крайне профессионально — не как писатель, а как тот, кто знает отвратительно много о доминировании и подчинении. Во всем.

Его «Идея красоты» и «Необходимое зло» тоже подверглись крайне жесткой цензуре. Олдридж, уже узнав вкус славы благодаря журналам, вдохновил целую армию последователей, плагиаторов и пересмешников, которые, впрочем, не написали ничего более талантливого, чем обычные порнорассказы. Каждый брался за «проблемы» и делал «предположения». И было совершенно ясно, почему в начале шестидесятых ни один издатель не брался за работы Олдриджа. Секс являлся неприкасаемой темой, последователи низвели ее до полной профанации, а мир того времени тяготел к теме насилия, после одной войны и надвигающейся — «холодной» — другой.