Дэниел покачал головой. Сегодня голос того, «другого» Дэниела казался ему странно знакомым. У кого еще была эта манера разговора? Кто еще мог быть таким безжалостным?
Загорелась лампочка, сообщая о приходе Саймона. Дэниел закрыл папку и встал. Джастин. Вот почему ему приснился тот сон. «Другой» Дэниел был копией Джастина!
Одно осознание этого придало ему сил. Дэниел потянулся, выдохнул. Прошептал: «Джастин, убирайся к черту из моей головы». Затем подошел к двери, чтобы впустить Саймона.
Остаток дня Дэниел оставался самим собой. Его записи отличались последовательностью. Он был точен и лаконичен с клиентами. Затем позвонил Рейле, чтобы сообщить, что их беседа ему помогла. Но это ее явно не успокоило. В перерыве между клиентами, которым было назначено на 17:00 и 19:45, он просмотрел свои старые файлы в поисках записей о Джастине. И увлекся, читая некоторые. Дэниелу нравились собственное непредвзятое простодушие и увлеченность того времени. Файл Джастина обнаружился в последнем ящике его первого года практики.
Визит 1 — Джастин Кук; возраст — 18 лет. Направлен Калифорнийским департаментом по делам несовершеннолетних преступников. Имеет приводы за многочисленные случаи хулиганства. Родители обратились ко мне по направлению Марка Мура.
Джастин высок, хорошо сложен. Его лицо с возрастом обещает стать привлекательным, но пока сохраняет детскую округлость. Джастин постоянно хмурится. На вопросы отвечает саркастически, односложно либо молчит. Спросил его о том, на кого он злится, в ответ он рассмеялся: «На кого я только не злюсь! На всех, с кем когда-либо имел дело. На родителей, семью, учителей, других детей. Все обращаются со мной так, словно я псих». Я спросил, действительно ли он «псих». Он снова рассмеялся. Кажется, ему нравится думать, что он меня «достает» или что у него есть секрет, который я хочу узнать и которым он не собирается делиться. Я повторил вопрос. «Нет, меня просто все достали». Я отметил, что это всеобщая проблема. Он спросил, что достало меня, и я перевел разговор на него — как он считает, что меня достало? Он был предельно точен! Ссылался на контроль, власть, неадекватность. Я улыбнулся и объяснил ему: когда пациент рассказывает о том, что у меня не в порядке, он отражает свои собственные проблемы. Кажется, ему хотелось сказать, что мои стандартные приемы с ним не работают. Следующие десять минут он играл в молчанку. Наверное, на моем лице отразилась скука, потому что затем он накричал на меня с требованием уделить ему внимание. Я попросил его рассказать о своем детстве. Он начал о писывать сцены ужасного насилия, одну за другой. К этим рассказам я отнесся скептически. На мой взгляд, они слишком наиграны. На вопрос, собирается ли он снова со мной повидаться, он посмотрел на меня, и я на миг увидел в нем ребенка, понявшего, что он кому-то не безразличен; затем это чувство исчезло. Он ответил: «Уменя нет другого выбора, если я хочу отделаться от департамента по делам несовершеннолетних».
Дэниел вспомнил. К нему вернулось все. Злость с вкраплениями страха, ложь, приправленная правдой. Ему так и не удалось добиться контакта с Джастином, и он посчитал парня социопатом. В конце предписанного судом периода визитов родители Джастина попросили продолжить сеансы с их сыном. К удивлению Дэниела, Джастин согласился.
Он перечитал все, что успел, до прихода следующего клиента, и вернулся к ним после. Искал намеки, не осознавая до конца, что именно хочет найти. Был ли Джастин гомосексуалом? Свидетельствовало ли его вызывающее поведение о страхе быть непонятым? Для этого он воздвиг вокруг себя такую стену враждебности? Если да, то как мог Дэниел этого не заметить? Он отыскал номер телефона родителей Джастина и позвонил. Час был поздний. Оставалось лишь надеяться, что они еще не спят.
Неверный номер. Они переехали. Джастин перестал к нему ходить почти двадцать лет назад. Дэниел позвонил своему другу Гилу, работавшему в полиции Лос-Анджелеса, и попросил разыскать Эсперансу и Фрэнка Куков. В любом случае ждать придется до утра.
Стеклянный стол был завален записями о Джастине. Дэниелу было сложно их читать. Выходки пациента, его жестокое обращение с животными и детьми наводили ужас. Дэниел пролистал их до записи о последней встрече.
Визит 221–14.05. Джастин выглядит апатичным, скучающим. Я видел его таким всего несколько раз. В таком состоянии он более податлив. Самое время для вопросов. Я расспросил его об инциденте в супермаркете, когда он уронил младенца. Джастин выхватил ребенка у женщины, отчитавшей его за разговор с продавцом, отвлекающий от работы. Затем подбежал к поручням, ограждающим площадку второго этажа над пролетом, и занес над ними ребенка. Он кричал на женщину, требуя извинений. Она же от потрясения могла только рыдать. Охранники супермаркета попытались вмешаться, и тогда Джастин уронил малыша. Тот приземлился на кучу мульчи в большом цветочном контейнере и отделался лишь синяками и царапинами.
Джастин пожал плечами.
— Если бы люди знали, что могут потерять что-то ценное из-за того, что ведут себя как кретины, они делали бы в два раза меньше глупостей. Я лишь дал ей понять, что ее отношение ко мне может стоить ей жизни ребенка.
Я спросил, было ли ему известно, что малыш, упадет на мягкое. Он улыбнулся. Мой черед отгадывать. Я сказал: «Я знаю, ты все просчитал». Он всего лишь хотел преподать людям и животным урок, привлечь их внимание. Мое предположение ему понравилось. И тогда я забросил наживку. Спросил, почему он никогда не причиняет боль себе, только окружающим. Вопрос был неприятен, клиент начал ерзать! Я наконец-то нащупал слабое место. Испросил его, что он чувствует. Он не знал. Возможно, он мог почувствовать хоть что-то, лишь причиняя боль другим. Он был закрыт. Я похвалил его за проницательность. Затем он спросил меня, что он должен с собой сделать. Должен ли он наказать себя за всю боль, которую причинил другим? Я заметил, что все наши поступки так или иначе возвращаются к нам. Он заплатил за свои выходки тремя с половиной годами колонии для несовершеннолетних. Не закончил среднюю школу, пропустил выпускной бал. Возможно, когда-нибудь кто-нибудь поступит с ним так же, как он поступал с остальными. И тут он изменился, стал злым, раздражительным.
— Никто больше ничего мне не сделает. Я этого не допущу.
Я спросил, как он может быть уверен в своей безопасности. Сказал, что никто не защищен от случайностей жизни, от других людей. Он отвел взгляд в сторону и побледнел; похоже, эта ужасная мысль впервые пришла ему в голову. Чувство ответственности? На этом наш сеанс закончился. Я с нетерпением жду следующего.
На следующей неделе Джастин не пришел, и Дэниел позвонил ему домой. Родители сообщили, что Джастин убежал из дому; в случае его возращения они проследят, чтобы мальчик снова обратился за помощью. Но звонка так и не последовало. А Дэниел не стал настаивать. Дела у него шли все лучше, и он как раз собирался сменить свой приемный кабинет на другой, поудобнее.
Когда он вернулся домой, Рейла уже спала. Он забрался в кровать рядом с ней и поцеловал в обнаженное плечо. Она завозилась. Дэниел прошептал: «Я тебя люблю». И улыбнулся, надеясь, что она не проснется. Она перевернулась на другой бок и вздохнула, продолжая крепко спать. Он же лег на спину и принялся изучать потолок.
Дэниелу снова приснился сон. Такой же живой и яркий, как вчерашний. Во сне он стоял в грязной пляжной уборной. Сквозь вонь дерьма и мочи пробивались запахи соленого воздуха и мокрого песка. На нем были пляжные шорты и плавки, на загорелых плечах — полотенце. Настоящий Дэниел ни за что не надел бы плавки и не выставил бы на общее обозрение свои худые ноги. Во сне эта мысль вызвала только ухмылку.
— Эй, док!
Дэниел обернулся на голос. На сидении унитаза стоял Джастин с петлей на шее. Он был обнажен, покрыт песком и грязью, словно специально вывалялся в них, выйдя из воды. Песчинки на ресницах сверкали в ярком свете ламп.
