Найти выход гневу было непросто, ибо кюре обитал в мире, куда Иоанне доступа не было. Она не могла до него добраться, а он отказывался ступить на порог обители. Единственная возможность хотя бы косвенно прикоснуться к жизни священника возникла, когда Мадлен де Бру явилась в монастырь навестить свою племянницу, пансионерку монастырской школы. Войдя в гостиную, Мадлен увидела мать-аббатису, поджидавшую ее по ту сторону решетки. Мадемуазель де Бру вежливо поздоровалась, а в ответ на нее обрушился поток ожесточенной брани: «Шлюха, прелюбодейка, богохульница, совратительница!» Осыпаемая проклятиями, Мадлен в ужасе бросилась вон.
На этом возможности мести, казалось, были исчерпаны. Матери Иоанне теперь оставалось только одно: примкнуть к стану заклятых врагов Грандье. Без промедления настоятельница послала за человеком, который считался злейшим среди всего местного духовенства врагом приходского священника. Каноник Миньон, хромой от рождения, бездарный, уродливый, всегда завидовал красоте, уму и удачливости Урбена Грандье. К этой изначальной антипатии со временем добавились более весомые причины для ненависти: издевательские шутки Урбена, скандальная история с Филиппой Тренкан, приходившейся канонику кузиной, а в последнее время еще и судебное разбирательство между церковью Святого Креста и приходом Святого Петра. Не послушавшись совета коллег, Миньон затеял судебный процесс и проиграл его. Он все еще не оправился от обиды и унижения, когда получил внезапное приглашение от игуменьи урсулинской обители. После пространного разговора о благах духовной жизни беседа повернула на скандальное поведение приходского кюре, а закончилась предложением принять урсулинок под свою опеку. Миньон сразу же согласился стать исповедником монахинь, довольный тем, что в лагере врагов Грандье появилась новая союзница. Каноник еще не знал, как ее использовать, но, подобно дальновидному полководцу, решил укрепить свой резерв.
Ненависть, которой ныне пылала аббатиса к Грандье, странным образом не избавила ее от прежнего наваждения. И во сне, и наяву Иоанна грезила все о том же мужчине, только теперь он превратился из прекрасного принца в страшного и соблазнительного инкуба, который способен доводить своих жертв до греховного, но бесконечно сладостного экстаза. После смерти престарелого отца Муссо настоятельнице несколько раз снилось, как старик возвращается на землю из Чистилища, чтобы просить своих бывших духовных дочерей помолиться за него. Однако внезапно лицо покойника менялось, и «я уже видела перед собой не своего бывшего наставника, а Урбена Грандье, заводившего речь о любовной страсти и осыпавшего меня поцелуями и ласками, в равной степени непристойными и кощунственными, так как я не могла отдать ему то, чем более не распоряжалась, ибо я посвятила свое девство Жениху Небесному».
По утрам игуменья рассказывала о своих ночных видениях монахиням. Рассказы эти были настолько красноречивы и впечатляющи, что в скором времени еще две молодых монахини — сестра Клэр де Сазийи (кузина кардинала Ришелье) и еще одна Клэр, послушница, — тоже стали видеть соблазнительные видения, в которых им являлись сатироподобные священники, нашептывавшие девицам на ухо всякие похабные словечки.
Событие, которому было суждено погубить Урбена Грандье, началось с глупого озорства. Несколько молодых монахинь, которым помогала часть воспитанниц, решила попугать трусоватых пансионерок, а также благочестивых урсулинок старшего поколения. Шутка была задумана в духе страшных и смешных розыгрышей, обычно устраиваемых накануне Дня Всех Святых. Поскольку дом, в котором располагалась обитель, имел репутацию «нехорошего места», сама атмосфера монастыря отлично подходила для спектакля. Поэтому непосвященные пришли в ужас, когда вскоре после смерти старого каноника, в мрачных коридорах монастыря появилась фигура в белом саване. Теперь двери келий на ночь запирались на засов, однако призрак таинственным образом умудрялся проникать и внутрь — то ли проходя сквозь стены, то ли пользуясь помощью самих воспитанниц. С кого-то ночью сдернули простыню, кому-то по лицу провели ледяными пальцами. Из-за потолка доносились стоны и звяканье цепей. Девочки пищали от ужаса, почтенные монахини сотворяли крестное знамение и взывали к святому Иосифу. Увы, это не помогало. Призрак возвращался вновь и вновь, так что и школа, и монастырь были охвачены паникой.
Каноник Миньон был осведомлен о том, что происходит на самом деле, потому что участницы проделок обо всем рассказывали ему во время исповедей. Слушая про призраки, про инкубов и прочие «сверхъестественные» явления, пастырь вдруг понял, что само Провидение пришло к нему на помощь. Все складывалось самым наилучшим образом. План составился сам собой. Духовник сурово корил озорниц, однако запрещал им признаваться в своих прегрешениях. Тем же, кто не знал о розыгрыше, Миньон толковал, что это не призрак, а сам дьявол является им по ночам. Матери-настоятельнице и сестрам, страдавшим от непристойных видений, каноник объяснил, что все это не сон, а вполне вещественные домогательства Сатаны.
Теперь настало время провести совещание в узком кругу о дальнейших действиях. Самые влиятельные враги Грандье собрались в загородной усадьбе господина Тренкана, расположенной в одной лиге от города. На военном совете Миньон рассказал о монастырских событиях и объяснил, какую из них можно извлечь пользу. Диспозицию разработали во всех деталях, с использованием тайного оружия, психологии и сверхъестественных сил. Заговорщики были окрылены. На сей раз гнусному Грандье отвертеться не удастся.
Согласно плану, Миньон отправился к кармелитам. Он сказал, что ему нужен специалист по изгнанию злых духов. Нет ли у святых отцов достойного кандидата? Аббат с превеликим удовольствием выделил не одного, а сразу троих: отца Эвсеба от Святого Михаила, Пьера-Тома от Святого Карла и отца Антуана от Благодати. Вчетвером они обсудили, как браться за дело. И приступили к своей непростой работе, да с таким успехом, что всего через несколько дней уже все монахини, за исключением двух или трех, совсем престарелых, начали принимать у себя по ночам дьявола, принявшего обличье приходского священника.
По городу поползли слухи о проклятье, постигшем монастырь. Вскоре все горожане заговорили о том, что святым сестрам нет житья от наглых бесов и что бесы эти одолевают их по наущению отца Грандье. Больше всех обрадовались протестанты. Еще бы — католический священник оказался слугой Сатаны, который замыслил
совратить целый монастырь урсулинок! Отличный реванш за падение Ла-Рошели. Что до священника, то он в ответ на слухи лишь пожимал плечами. В конце концов, он в глаза не видывал ни самой настоятельницы, ни ее полоумных питомиц. Что бы ни говорили про него эти истерички, это всего лишь продукт их болезни — меланхолии, соединенной с бешенством матки. Лишенные мужского общества, бедняжки воображают себе сношения с инкубом. Когда канонику сообщали скептические замечания Урбена, он лишь улыбался и говорил: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним».
Труды по изгнанию демонов были столь тяжелы и малорезультативны, что после нескольких месяцев героической битвы с бесами пришлось вызвать подкрепление. Первым пригласили отца Пьера Ранжье, приходского кюре из Веньера. Этот пастырь пользовался в епархии огромным влиянием, а также всеобщей нелюбовью, потому что являлся тайным шпионом и секретным агентом епископа. Каноник специально пригласил Ранжье, чтобы к его затее в верхах отнеслись без скептицизма. Все будет официально, в строгом соответствии с правилами.
Затем к Ранжье присоединился еще один святой отец, совершенно иной породы. Господин Барре, кюре прихода Сан-Жак из соседнего города Шинона, принадлежал к числу тех христиан, кому дьявол представляется существом куда более реальным и интересным, чем Бог. Барре повсюду видел отпечатки раздвоенных копыт, во всех странных, необъяснимых или слишком радостных событиях сразу же узнавал почерк Сатаны. Больше всего святой отец любил скрестить мечи с нечестивым Велиаром или Вельзевулом, и потому почти все свои дни посвящал одному и тому же занятию: сначала выдумывал бесов, а потом с успехом их изгонял. Благодаря усилиям этого пастыря город Шенон был переполнен одержимыми девчонками, заколдованными коровами, жертвами сглаза, а также несчастными мужьями, которых колдуны и колдуньи покарали импотенцией. Во всяком случае, в этом приходе жизнь никак нельзя было назвать скучной. Кюре и Дьявол не давали прихожанам ни минуты покоя.
