– Налей.

Смирнов направился к пульту голографа, но не успел его включить. Голоэкран развернулся на свою метровую ширину, передавая улыбающееся лицо инженера.

– Не мог не попытаться попрощаться с тобой, Витя, – произнес он. – Рад, что ты не спишь. Не переживай, что на носу бородавка, а уши начинают сворачиваться в трубочку. Я тебя узнаю в любом виде. Удачного вам внедрения. В этой командировке мне будет вас не хватать. До встречи на точке.

– Ты там поосторожней, – напутствовал Шаман.

– Не сомневайся, командир. На встречу даже на пятой точке появлюсь.

– Удачного прыжка.

– И вам того же.

Экран погас.

Шаман пощупал свой нос и правое ухо, а потом подошел к зеркалу.

– Нет, все‑таки за такие приколы стоит надрать ему задницу, – проворчал он, не обнаружив в своем отражении бородавки на носу, да и уши пока сохраняли свою обычную форму.

Психолог, видя, как Шаман внимательно разглядывает себя в зеркале, расхохотался.

– Теперь ты хоть немного понял, как мне тяжело с этим трепачом. Тебе как командиру достаются крохи от его хохмачек.

– Черт с ним, пусть шутит, лишь бы ничего с ним не случилось, – ответил Шаман, беря со стола кружку и делая хороший глоток.

– Узнал, что‑нибудь об этом? – спросил Самум, указывая на два медальона, лежащих на столешнице.

– Этот материал технарям неизвестен. Структура может быть разрушена излучением, так как внутриатомные связи непрочные. Что это может быть за излучение, они не знают. Вредного фона для организма нет. Функции сбора и передачи информации отсутствуют.

– Безвреден, как чужая прямая кишка, – подытожил психолог.

– Поспешный вывод. Вспомни о запахе. Да и сравнение на Мишкино смахивает.

– С кем поведешься.

– Ладно, оставим. Что у тебя с подготовкой? Есть проблемы?

– Только одна. Как сохранить жизни моим парням.

– Попытайся связаться с Босу или вызови Зыкыра. Кстати, не торопись сдаваться в плен. Это может выглядеть подозрительным. Устрой лохотникам небольшую корриду. Пообщайся с нашими знакомцами Шер‑Пашем или Шурой, чтобы гаюнам жизнь медом не казалась.

– Босу может уже не быть на планете. Он же, по твоим словам, собирался увести свой народ. С тех пор уже несколько месяцев прошло.

– Попытка не пытка. Держи. – Шаман вынул из кармана и протянул Самуму знакомый ему перстень с черным камнем.

– Кольцо профессора Боварино? – узнавая вещь, удивленно проговорил психолог. – Оно ведь должно было исчезнуть вместе с информационным кристаллом.

– Как видишь, не исчезло.

– И каким образом оно к тебе вернулось?

– Обнаружил в своем кармане, когда мы были еще на Босаване.

– И молчал. Хитер. Кузмин с Лузгиным о перстне, конечно, ничего не знают.

– Не стал давать лишний повод командованию начать поиски камней на Сохара.

– Молодец Босу. Мишка бы его враз окрестил старым карманником. Может, это знак или пароль, что мы можем обратиться к жрецу.

– Я тоже так думаю.

– Если старец поможет, то можно считать, что проблем у меня нет.

– Думаю, что так оно и будет. Не зря же он вернул камень.

– Ты‑то сам после наших эскулапов как себя чувствуешь?

– Пока нормально, но они обещали «веселые» часы. – Шаман бросил на стол упаковку обезболивающих капсул. – Жду начала трансформации в течение суток.

– Не слишком ли ты рискуешь?

– Ты о чем?

– Томасолы все‑таки не обычные люди. Ты уверен, что справишься с их древними знаниями, которыми они наверняка не только обладают, но и реально ими пользуются?

– Информации об их возможностях почти ноль. То, что мы доподлинно знаем, так это то, что они талантливые гипнотизеры. Ни одного изгоя захватить в плен за весь период войны так и не удалось. Уверен, они умеют использовать скрытые возможности эгрегора. Их император прикрыт сущностными образованиями. Невидимая охрана, которую и мы создали себе на Гемме.

– В таком случае приближаться к нему нельзя. Риск не оправдан. Ты можешь пройти проверку у изгоев, но сущность тебе не обмануть.

– От сущности можно прикрыться сущностью. Я использую их же эгрегор против них самих. Даже не заикайся. Никогда не откажусь от возможности раскрыть секреты этой закрытой касты.

– Тебя не переубедишь, – тяжело вздохнул Самум. – Знаешь, меня что‑то в сон потянуло. Я лягу здесь, на диване.

– Отдыхай. Я выспался, посижу тут, подумаю, – ответил Смирнов, устраиваясь в кресле с кружкой кофе в руке.

Когда спустя шесть часов психолог проснулся, Шаман сидел на прежнем месте все с той же кружкой, только напиток в ней был свежим. В каюте стоял запах свежесваренного кофе.

– Ты что, не ложился? – спросил Самум.

– Спал как младенец.

– И что приснилось?

– Кольцо жрецов с Геммы. Картинка такая, будто оно вставлено в стену в виде коробки дверного проема, а я то вхожу, то выхожу из него, почему‑то все время оглядываясь назад.

– Мне тоже снилось кольцо. Несу я его на спине, как несли его, наверное, монахи несколько веков назад к отверстиям сифонов выхода Зеленого Суя. Степь, жара, в горле пересохло. Подхожу к отверстию не работающего сифона и кладу на него кольцо. В этот момент происходит выброс этой зеленой дряни. Я бегу от нее, а она падает сверху на меня дождем.

– Интересные сны, – задумчиво произнес Шаман. – У обоих на одну и ту же тему. У наших пращуров в далекие времена была поговорка «Не поминай черта на ночь».

– Своими разговорами перед сном мы всколыхнули подсознание, вот оно и выдало нам картины прошлого, – пояснил Самум.

– Похоже на то.

Вскоре психолог ушел к своей группе, а Шаман остался в каюте, которую теперь не имел права покидать. Трансформация тела уже началась, кости и суставы ломило, кожа лица и головы нестерпимо чесалась. Пытаясь отвлечься, нетрац подсоединился к закрытому каналу. Он в очередной раз просматривал на голографе имеющуюся информацию об устройстве общества гаюнов, непосредственно связанную с изгоями, пытаясь моделировать возможные варианты общения.

С момента отлета Колдуна прошла неделя. Внешность Смирнова за это время претерпела значительные изменения. Голова стала абсолютно лысой и покрылась крупными шишками, кожа на лице собралась глубокими морщинами. Тыльные части кистей рук заросли густым рыжим волосом. Крылья носа увеличились в несколько раз, а голос стал хриплым. В довершение картины на спине стал расти горб. Ходил Шаман вразвалку, так как кости ног значительно искривились, а ступни превратились во что‑то напоминающее ласты. Боли понемногу стали отпускать нетраца, по мере того как трансформация подходила к концу. Он постоянно тренировался пользоваться своим новым телом и с легким беспокойством в первые дни ежечасно контролировал состояние своего мозга. Здесь все было в полном порядке. Память работала, четко выдавая по приказу воспоминания давно минувших лет и дел.

Возвращавшийся в каюту Самум делал вид, что внешние изменения командира его никак не трогают, и по вечерам они играли в трапс, очень сложную логическую головоломку. Победу почти всегда одерживал Шаман, что в очередной раз убеждало его, что собственное «я» под воздействием принятых препаратов не претерпело никаких изменений.

Нетрац не остался без внимания и со стороны шефа биологической лаборатории. Тот ежедневно появлялся в каюте. Раскрывал свой чемоданчик, прослушивал и выстукивал пациента, одобрительно кивал самому себе, делал очередной укол и, похлопав пациента по плечу, молча исчезал.

Раз в день каюту обязательно посещал Лузгин. Задерживался не более получаса. Задавал два‑три вопроса, будто советуясь с нетрацем, и, под предлогом занятости, быстро исчезал.

Неуклюжие проверки и беспокойство друзей за его здоровье вызывали у Шамана только легкую внутреннюю улыбку.

На восьмой день заточения трансформируемого в каюте полковник пришел вместе с завлабом. Старичок быстро пробежался сканером по телу новообращенного изгоя.