В свою очередь Женя тоже не предпринимала отчаянных шагов: ее газетный сверток все еще лежал нетронутым между комплектами постельного белья. Платова присматривалась к Владе и Геннадию, пытаясь найти в их отношениях доказательства тому, о чем говорила Нина Степановна. Интеллигентный, вежливый, спокойный, добродушный Геннадий Иванович был полной противоположностью взрывной, грубоватой, но открытой и предсказуемой Владе Сергеевне. Женя пришла к выводу, что они дополняют друг друга, и не так-то просто третьему вмешаться в эту идиллию. Этот прочный многолетний союз имел лишь одну брешь: отсутствие детей. Оба делали вид, что эта проблема давно забыта и на повестке дня масса других, требующих внимания. При Жене никогда не велись разговоры о ребенке. Нина Степановна предлагала использовать именно это обстоятельство для того, чтобы, наконец, выкурить из дома нелюбимую невестку. Платова видела в этом только одну проблему: чтобы забеременеть нужно, как минимум, переспать с мужчиной. И не с каким-то абстрактным, а с ее спасителем и благодетелем Геннадием Ивановичем.

В ее отношении к Баринскому наметилось что-то более трогательное и нежное, чем вначале. Учитывая весеннее настроение и физическую жажду любви, Женя понимала, что именно Геннадий может стать в ее воображении тем самым прекрасным принцем на белом коне. Привычная ассоциация, от которой у Жени по коже бежали неконтролируемые мурашки. Приятно, волнительно и даже немного страшно. Платова хотела и боялась того, к чему могут привести ее фантазии. Пока же она, как обычно, выполняла свои обязанности по дому и уходу за больной. Заглянув в холодильник, Женя решила отправиться за покупками. Баринские с удовольствием поручили это ей, потому что в наступившие времена это занятие отнимало массу времени и нервов.

– Нина Степановна, я за покупками! – уже у входной двери Женя вспомнила, что должна поставить в известность свою подопечную. Правда, если по правилам, нужно было зайти к ней в комнату и удостовериться, что Нине Степановне ничего не нужно, но уж больно хотелось как можно скорее оказаться на улице. А эта старая вешалка могла придумать, что ей нужно в туалет или вдруг одолела жажда.

Поэтому Платова быстро закрыла за собой дверь и стремительно спустилась по ступеням. Вышла из подъезда, с удовольствием вдохнула сырой, наполненный запахами наступающей жизни, воздух. Решила сначала пойти на рынок. Десять минут быстрой ходьбы – и вот он, Русановский рынок. Жене казалось, что ее приподнятое настроение передается окружающим. Продавцы с удовольствием шутили, но цен не снижали. Скромные пучки зелени стоили целое состояние, но Платова покупала все, что нужно для ароматного борща, который она варила отменно. Баринские не нахвалятся на ее стряпню. Ради того, чтобы лишний раз услышать их похвалу, Женя была готова не выходить из кухни. Если бы не Нина Степановна, не ее вечное нытье…

Платова давно поняла, что к этой женщине у нее нет жалости. Не представляя, каково это, быть прикованной к постели, молодая девушка относилась к Нине Степановне с пренебрежением и брезгливостью. Поначалу боялась сказать лишнее слово, причинить ей боль, а потом осмелела и перестала контролировать свои слова, движения. Сегодня Женя показала, что в их отношениях главная она. Времени на покупки у нее было вдоволь. Баринские придут после шести, а до вечера она успеет и ужин приготовить, и Нину Степановну успокоить.

– Как хорошо! – шагая к ближайшему магазину, Женя улыбалась. Она не могла сдержаться, но прохожие смотрели на нее с недоумением. В этом коротком обмене взглядами сложился беззвучный монолог, в котором Платова оправдывала свою веселость. – Я молода, у меня все впереди!

Весенний настрой несколько портил пустой магазин, в котором образовалась очередь-змейка за хлебом. Взглянув на плотно заполнивших магазин людей, Женя опытным взглядом оценила ситуацию: придется стоять больше часа. Вздохнув, заняла очередь. Не забыла взять из дома сборник кроссвордов. Геннадий Иванович открыл для нее это интереснейшее занятие. За ним и время пройдет быстрее. Ручку, конечно, забыла, так что приходилось полагаться на память.

На Женю окружающие смотрели со сдерживаемой яростью, готовой вот-вот выплеснуться. Раздражение перерастало в свою последнюю стадию. Спокойное, отрешенное лицо Жени не вписывалось в атмосферу нарастающего напряжения. Кто-то уйдет из магазина без хлеба – единственного товара, который завозили в магазины того времени. Только хлеба на всех не хватало. Перспектива искать другой магазин, выстаивать еще одну очередь казалась ужасной. Осиротевшие без привычного ассортимента прилавки смотрели на теряющих надежду покупателей холодным светом.

Женя все-таки купила хлеб, с неудовольствием обнаружила, что в кошельке осталось очень мало денег. Баринские выделяли все меньшие суммы на расходы, а Платова хотела, чтобы у нее оставалось поле для фантазии. Куховарить она любила, но раньше делала это вместе с бабушкой, а та старалась как можно меньше времени тратить на приготовление еды. Женя напротив: не жалела на это сил. Платова успела открыть закон: чем больше времени тратится на приготовление блюда, тем быстрее оно съедается. Но принимать восторженные похвалы Геннадия Ивановича и Влады Сергеевны стало необходимостью. Женя словно пыталась им доказать, что без нее они больше не справятся, что без нее их холодильник снова будет полупустым. Она варила борщи, супы, пекла пирожки, пряники, лепила вареники, жарила блины с припеком, запекала грибы в сметане.

Несколько раз Влада с ревностью принимала такие разносолы. Она вдруг стала доказывать, что тоже может приготовить нечто подобное, но у нее на это не остается времени. Геннадий, видя, что Женя обижается, сглаживал ситуации с присущей ему дипломатичностью.

– Ну, хватит вам соревнование устраивать, дорогие женщины. Обе хозяйки хоть куда. Это я вам как лучший эксперт заявляю со всей ответственностью!

На этот раз Женя возвращалась домой, неся в хозяйственной сумке самое необходимое. И оно теперь было в дефиците, и за ним приходилось стоять в очередях, перекупать с рук чуть дороже. Многие использовали кризис в своих целях. Кто-то страдал, кто-то наживался на этих страданиях – все объяснимо.

Кризис коснулся всех. Особенно больно ударил по тем, кто с трудом воспринимал перемены и не желал принимать как реальность бесповоротность произошедшего. Одна большая, некогда великая страна перестала существовать, обрушивая на своих бывших граждан бурный поток проблем. Многие все еще не могли поверить в то, что ничего не будет как прежде, что нужно привыкать к новому положению вещей, пока проявляющемуся в обнищании одних и быстром возвеличивании других. Надежды на возврат к прошлому таяли, а будущее пока представлялось весьма противоречивым и туманным.

Ресторан, в котором трудилась Влада, работал без прибыли. В больнице Геннадия не выплачивали зарплату, отправляли персонал в отпуска без сохранения содержания. Всем приходилось перестраиваться, меняться, изворачиваться, приноравливаться. Женя принадлежала к тому меньшинству, которого всеобщий кризис не коснулся: она получала свое вознаграждение в прежнем объеме, а Нина Степановна – заботу в возрастающем. Правда, общаться с ней становилось все труднее. Мать Баринского принадлежала к тем, кто не хотел смотреть в глаза реальности. Когда Женя говорила, что в магазине нет яиц, нет молока, а за хлебом нужно выстаивать невероятную очередь, она делала круглые глаза, смотрела с недоверием, отмахивалась, когда сын говорил, что лекарства – ему, врачу – достать практически невозможно, а массажист требует за свою работу сумму, в три раза большую, чем договаривались ранее.

– А ты почему не просишь поднять тебе зарплату? – поинтересовалась Нина Степановна. Она сидела в инвалидном кресле, наблюдая за четкими, отлаженными движениями Жени. Та как раз перестилала ей постель и замерла с чистой простыней в руках. Ей даже в голову такое не приходило. Она бы и без денег работала, лишь бы подольше оставаться в этом доме. Она так и не успела ничего ответить, как старуха злорадно произнесла: – Ничего, вот умру, быстро тебя из дома наладят. Тогда пожалеешь, что отказалась от моего предложения!