Волны синего Дуная

радостно шумят.

Вдаль «Радецкий» проплывает,

на борту отряд.

Погляди же — Козлодуя

берег недалек,

и на палубе, ликуя,

затрубил рожок.

Молча слушают юнаки

тот простой напев,

в их глазах огонь отваги,

на кокардах — лев.

Все глядят на атамана,

ждут, чтоб дал сигнал.

Он подходит к капитану,

обнажив кинжал:

«Я болгарский воевода,

слушай речь мою:

мы спешим, чтоб за свободу

кровь пролить в бою.

Мы Болгарии готовы

в трудный час помочь,

мы собьем с нее оковы,

мрак прогоним прочь!

Прямо к берегу веди нас, —

пусть не по пути,

но должна моя дружина

на берег сойти!»

Немец хмурится, не хочет

курс свой изменять;

Ботев гневно поднял очи,

говорит опять:

«Что же медлишь ты причалить?

Ведь приказ мой дан!

Знай — здесь все вы в плен попали,

я здесь капитан!

Мстит народ врагу лихому

за отчизну-мать.

Так вели же рулевому

к берегу пристать».

Атаман стоит в молчанье,

страшен, как гроза;

немец отдал приказанье,

опустив глаза.

Пароход свой курс меняет —

вот и отчий край!

За кормой, гремя, играет

пенистый Дунай.

Веет ветер над пучиной,

с шумом волны бьют,

словно рады, что дружину

к берегу несут.

И дружина распевает

боевой напев,

ветер флагами играет,

а на флагах — лев.

Пароход уже подходит

к милым берегам,

и снимает шапку Ботев,

говорит бойцам:

«Все за мной! Враги не дремлют,

так смелей сойдем!

Поцелуем эту землю

и на ней умрем!»

И дружинники под сенью

знамени со львом

опустились на колени,

бьют земле челом.

«Братья! — крикнул воевода,

словно грянул гром, —

скоро встретимся с народом,

вместе в бой пойдем.

Скоро мы Балканы

громом огласим

и на турок, как лавина,

в битве налетим.

Мы неопытны в сраженьях,

мало нас числом,

но сердца пылают мщенья

праведным огнем!

Будут недруги разбиты,

мы им смерть несем,

правда служит нам защитой,

лев — поводырем!

Эту клятву боевую

слышит весь народ —

за Болгарию родную,

на врага — вперед!»