Шлюпки пристали к берегу. Вновь прибывшие сыпали вопросами: что к чему и в чем дело? Сигнал уговаривались давать на случай заварухи, а заварухи-то и нет! Я бегал глазами по лицам, пересчитывая. Сердце мое внезапно провалилось куда-то далеко.

— Ожерелье! — закричал я. — Кормчего нет! И Мачты! И…

Капитан встрепенулся и оглядел, поднимая повыше горящую головню, весь гурт, который вывалился на песок пляжа.

— Где кормчий? — заорал он. — Почему не все?

Скелет, вооруженный абордажной саблей, ответил:

— Где им еще быть? На «Касатке» остались.

— Каких демонов?! — взревел палубный. — Вам что, факелами не сигналили? Всех на берег! Всех!!!

— Не кипятись, палубный, — принялся урезонивать его Скелет сквозь общий галдеж. — Говорено было что? Горючка в костер — все к бою, а пятеро остаются на «Касатке» и держат глаз востро. Так? Ну, мы и решили, сигнал факелами — чтоб подтвердить оговоренное. Так?

— Так? — с горечью передразнил его Руду. — Можешь попрощаться с кормчим и остальными.

Скелет разинул бородатую пасть и захлопал веками.

— Ты чего это, палубный? Почему попрощаться?.. — просипел он.

Я не стал дальше слушать, как они будут выяснять между собой, кто прав. Протиснулся между ними и, оказавшись перед шлюпкой, уперся в нос посудины и принялся сталкивать ее в воду. То, что я решил, — это была верная гибель, но мне было все равно. Когда меня потащили от шлюпки, я начал отбиваться. Пропадите вы все пропадом, но Сову и ребят я на «Касатке» не оставлю. Руки Улиха схватили меня железной хваткой.

— Остынь, Даль, — сказал он, но я молча рвался у него из рук. Тогда он сжал меня так, что перехватило дыхание, и рявкнул гомонящей парочке: — Хватит языком узлы плести! Возьмите мальчишку!

И швырнул меня в пухлые клешни Скелета. Тот облапил меня, но я саданул его локтем под дых и вырвался. Три Ножа перехватил меня, взял за ворот и немилосердно тряхнул.

— Не задерживай меня, Даль, — змеей прошипел он мне в лицо и с силой отшвырнул от себя на песок.

Я упал и врезался подбородком в собственное колено, прикусив язык. Во рту появился солоноватый привкус крови. Три Ножа смотрел поверх меня.

— Крошка, ты как — со мной или нет? — спросил он.

Крошка без слов подошел к шлюпке и одним рывком спихнул ее с песка.

— Нужны еще двое, — сказал Три Ножа.

Возле шлюпки появился Ожерелье.

— Капитан, да ты очумел, — сказал Улих. — Одного меня хватит.

Вперед выбрался Братец.

— Братец, останься, — приказал Ожерелье.

— Почему? — удивились близнецы.

— На мечах вы горазды, а моряки пока из вас хреновые, — пояснил капитан.

Братец задумался. Его оттеснил в сторонку Скелет. Он косо поглядывал на меня, потирая ушибленный живот.

— Ты чего это, Скелет? Или кость какую на «Касатке» оставил? — съязвил кто-то невпопад.

Скелет взъерошился, свирепо блеснув зрачками.

— Нож на камбузе забыл… для твоего брюха, — хрипло рыкнул он.

— Нужен еще один, — невозмутимо сказал Три Ножа.

К шлюпке вышел Петля. Имени его никто не знал. По слухам, он был из Килика, где то ли его хотели повесить, то ли он кого-то удавил. Второе, наверное, будет вернее. Его как-то Петлей обозвали, так и прилипло, сменив старую кличку.

— Я иду, — сказал он.

Я сплюнул слюну себе на ладонь, слюна была красной, в ней плавали маленькие сгустки крови. На Три Ножа я не злился — он прав, просто я совсем голову потерял. Я вытер ладонь о штанину, обтер слюну с разбитых губ и поднялся. Надо было остановить Три Ножа: змей пошел на «Касатку».

— Улих! — крикнул я.

Он посмотрел на меня.

— Поздно! — Я вытянул руку, показывая на «Касатку», мирно качающуюся на слабой волне. — Смотрите!

Сначала не было видно ничего: бухта мирно шевелила волной и играла лунными бликами. Мне показалось, будто возле «Касатки» что-то плеснуло, как если бы за борт вышвырнули мешок, набитый чем-то тяжелым. А потом за «Касаткой» спокойная и безмятежная поверхность воды вскипела, и над ней, как в страшном сне, вознеслась брылястая голова размером со шлюпку в густом воротнике толстых щупалец. Змей выскочил на мелководье. Перепахивая брюхом дно, он шел на «Касатку», держа над водой чудовищное рыло с частоколом длинных зубов. Добравшись до судна, змеюга выпер из воды еще больше. Его рыло зависло над мачтой. На глубине змей такого бы не смог сделать. На какой-то миг он замер, отсвечивая черной глянцевой шкурой, а потом всей своей махиной рухнул на «Касатку». Змеи, они как рыбы, немые — и только бешено бурлившая вода нарушала тишину, повисшую над берегом. Мачта «Касатки» сломалась, как прутик, прямо посередке, а змей, упав на палубу, насадил себя на кол: оставшаяся часть мачты острым концом пробила шкуру чудовища. Тварь забилась в агонии, разнося «Касатку» на щепки. Над бухтой повис оглушительный треск ломающегося дерева. Конечно, зверюга подохнет — обломок мачты пропорол змея насквозь, но нашей «Касатки» больше нет, а на ней остались кормчий, Сид Мачта, Кривой Гуил, Миклан с Этаки и Римургу.

Я отвернулся, чтобы не видеть, как змей доканывает «Касатку», и уперся взглядом прямо во фризружскую матросню. Фризруги стояли шагах в сорока от нас и, раскрыв рты, глазели, как змей беснуется в бухте. Радуясь небось, подумал я со злостью. Радуетесь! И начхать мне было на то, что я готов был их защищать совсем недавно.

Высокий голос, громко читающий нараспев нечто непонятное, заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Я развернулся и увидел Зимородка. Маг стоял напряженный, как струна, подняв к ночному небу лицо и руки ладонями вверх. Я даже не удивился, увидев его. Куда это он так уставился? Я задрал взгляд вверх и увидел… луну, странную такую, бледную, прозрачную, сквозь которую просвечивали звезды. И вдруг она дернулась. И тогда я понял, что это никакая не луна. Да и не похоже на нее вовсе. Высоко над магом парил светящийся слабым желтоватым светом полупрозрачный шар. Он был похож на те огни, что зажигаются на концах мачт перед сильной бурей с грозой, только больше раза в три. Но лишь я подумал об этом, как шар вдруг вспыхнул изнутри и засиял ярко-алым цветом, слепящим глаза. Сияние было настолько ярким, что не один я обратил внимание на чертовщину, происходящую над пляжем: фризруги один за другим тоже поднимали очи горе. Шар, подергиваясь, висел в воздухе. Безмолвный. Я бы не изумился, услышав из него громоподобный глас или что-нибудь еще в этом роде. Но только уже почти крик мага да громкое клокотание воды в бухте разрывали тишину. За своею спиной я услыхал возгласы. Значит, наши тоже заметили шар. Мне вдруг почудилось, что сияющий шар хочет спуститься, а Зимородок не позволяет ему этого. По щекам мага струился пот, волосы его были мокры: казалось, маг окунал голову в воду. Алый шар мелкими прыжками сигал в воздухе на одном месте, будто дрожал и приплясывал от нетерпения. Зимородок оборвал свои непонятные песнопения.

— УЙДИ! — сказал маг.

Боги всемогущи, я никогда еще не слышал, чтобы люди говорили таким низким голосом. Даже утробный рык палубного, который он издает, доведенный до озверения, показался мне звоном цикады по сравнению с тем, что я услышал: это был низкий рокочущий звук, каким гудит твердь под ногами во время землетрясения.

Цвет шара изменился еще раз, став из алого желтым не меньшей яркости, и шар очень медленно, почти незаметно для глаза, поплыл вверх. Тяжело он поднимался, нехотя. Зимородок снова заговорил нараспев, теперь уже низким голосом, пробирающим до дрожи в печенке. Шар резко дернулся, и из него вылетели сверкающими змеями две изломанные молнии. Молнии ударили в столпившихся фризругов. Два истошных вопля были им ответом. Я этих воплей никогда в жизни не забуду. Зимородок загремел яростно, с ненавистью. Шар вздрогнул, взмыл стремительной свечой и взорвался в вышине ослепительными желтыми брызгами. Зимородок на подломившихся ногах осел на песок и обхватил руками голову. Фризруги в полной панике орали не разбери что. Меня тоже трясло, как в лихоманке. Что это было? Откуда? Зимородок медленно опал на спину, лег навзничь и замер неподвижно. Я посмотрел на бухту. Там все еще бурлила вода и вздымались над поверхностью кольца змеева туловища, а от «Касатки» не осталось и следа. Я закрыл глаза, чтобы не видеть всего этого: ни мага, ни бухты, ни фризругов. И зажал ладонями уши, чтобы не слышать тоже.