Айвор не делал никакой тайны из своих убеждений, хотя часто слышал за своей спиной колкости. Если бы кто-нибудь рискнул бросить насмешку ему в лицо, он смеялся бы не меньше, а потом, тоже в шутку, надел бы на голову шутнику деревянный буфет. Когда у того перестало бы звенеть в голове, Айвор схватил бы такого человека в охапку и разъяснил, что если не испытываешь твёрдой веры сам, то надо уважительно относиться к чужой.

Его воины могли не верить в Кири-Джолита, но все они верили в самого Айвора. Все они знали, как он удачлив в бою, сотни видели его подвиги на поле брани. Солдаты наблюдали, как барон открыто молится Кири-Джолиту перед каждым сражением, хотя ни одного знамения, что Бог услышал молитву, никогда не было.

– Не должен генерал объяснять каждому кривоногому солдату планы на сражение! Ха-ха-ха! – смеялся Безумный Барон. – И уж конечно, не дело Бессмертного генерала объяснять свои планы мне!

Солдаты, каждый день смотрящие в лицо смерти, страшно суеверные люди. Почти все они носят защитные амулеты вроде кроличьих лапок, заговорённой земли или локона своей девушки. И не один из них шёл в бой, неся под сердцем клочок кожи бизона – животного, посвящённого Кири-Джолиту. По крайней мере, вреда ни от одного из амулетов замечено не было.

К Безумному Барону и направлялись Карамон с Рейстлином, чтобы поступить на службу. Карамон как главную драгоценность носил под одеждой мешочек с рекомендательным письмом от Антимодеса. С этим письмом были связаны все надежды на будущее. Архимаг не стал много рассказывать им о бароне, – в частности, он не упомянул про его прозвище, опасаясь, что это смутит молодых людей.

Поэтому они были весьма удивлены, когда, высадившись на побережье и спросив, как добраться до поместья Лэнгтри, встречали лишь улыбки и понимающее покачивание головой: «Смотри, вот ещё несколько душевнобольных, что едут на службу к Безумному Барону».

– Мне не нравится это, Карамон, – сказал Рейстлин как-то под вечер, когда до замка барона оставалось около двух дней пути. Он только что выслушал прохожего крестьянина, который убеждённо заявил, что Безумный Барон «сделает из них горчицу».

– Слушай, я думаю, он просто пошутил, Рейст, – ответил брат. – Мне кажется, он хотел сказать, что нас ждут тяжёлые испытания при вступлении в отряд.

– Да я понял, что он имел в виду! – раздражённо бросил Рейстлин. Он отвлёкся, чтоб помешать в горшке кроличье рагу. – Я не об этом. Мне не нравится, как все вокруг ведут себя, когда мы упоминаем имя Айвора Лэнгтри. А ты ничего не слышал в городе?

Рейстлин не любил города за то, что каждое его появление там становилось маленьким праздником для местных жителей. Собаки лаяли, дети кричали и показывали пальцами, изображая Рейстлина, кашляющего и судорожно разевающего рот. Поэтому близнецы взяли за правило устраивать лагерь в лесу рядом с дорогой, недалеко от города или деревни. Рейстлин мог хорошо отдохнуть или спокойно пройтись в поисках необходимых ему трав для заклинаний и кулинарии. А Карамон шёл в город за новостями, припасами, а также чтобы убедиться, что они не сбились с дороги.

Сначала Карамон не хотел оставлять брата одного надолго, но Рейстлин убедил его, что любой грабитель, разглядев, как блестит на солнце его золотая кожа и сверкает кристалл на посохе, вряд ли рискнёт приблизиться. К разочарованию близнецов, за всё время поездки им так и не представился случай попробовать свои военные таланты в деле. К тому же у них закончились деньги и они были вынуждены питаться один раз в день, и только тем, что смогут поймать.

– Ну что, готово? – жалобно спросил Карамон у брата. – Я жутко голодный, а кролик уже вроде в самый раз…

– Я только что бросил лук и картошку, а значит, он должен стоять на огне ещё полчаса, – заявил Рейстлин.

Карамон тяжело вздохнул и попытался забыть про урчание в животе, отвечая на вопрос брата:

– Да, кой-чего слыхал. Каждый раз, когда я спрашивал об Айворе Лэнгтри, все начинали улыбаться и всячески шутить, ну, ты знаешь, на тему Безумного Барона. Но вроде бы ничего совсем плохого о нём не говорят.

– Нет, вроде не говорят… – Рейстлин посмотрел на брата с негодованием – он очень слабо доверял наблюдательности Карамона.

– Ну, мужчины улыбаются, а женщины заверяют, что он весьма милый, – продолжил Карамон. – Если это называется «безумен», то многим землям в Ансалоне не мешало бы заразиться каплей такого безумия. Дороги в идеальном состоянии, люди живут в хороших домах и весьма неплохо питаются. Никаких разбойников на дороге, поля просто лопаются от урожая. Вот я и думаю…

– Ты ещё и думаешь! – фыркнул Рейстлин. Карамон не услышал, он замолчал и сверлил глазами котелок, помогая кролику тушиться.

– Так что ты там думаешь? – не выдержал Рейстлин.

– А? Сейчас вспомню… Я думаю, может, они называют Айвора Безумным, так же как мы – Мэггин? Я-то всегда думал, что она с приветом, но ты мне объяснял, что она притворяется больной…

– Симулянтка она, – строго уточнил Рейстлин.

– Да, точно, – кивнул Карамон. – Это то, что я хотел сказать.

Рейстлин смотрел на дорогу, по которой даже к ночи двигались люди – пешие и конные, многие двигались в сторону замка Лэнгтри, туда, где находился главный лагерь барона. Юноша легко различал в толпе затянутых в кольчуги стариков ветеранов, испещрённых многочисленными страшными шрамами и с хорошим оружием в руках. Несколько из них столкнулись на обочине и, узнав друг друга, сердечно обнимались и подбрасывали мечи, чтобы полнее выразить свою радость,

Карамон тоже глядел на них.

– Ты только посмотри! – воскликнул он. – Вот это шрамищи! Когда-нибудь…

– Тихо! – зашипел Рейстлин. – Я хочу узнать, о чём они говорят. – Он даже скинул капюшон, чтоб лучше слышать.

– Да ты неплохо сохранился за зиму, – говорил один из ветеранов, показывая на круглый живот другого.

– Слишком хорошо, – говорил другой, утирая пот со лба, хотя солнце уже почти село и воздух был прохладен. – Провёл зиму между жратвой у Марии и элем в таверне. Так вот, скажу тебе, что моя кольчуга к весне ужалась?

Слышащие это солдаты весело заржали:

– «Ужалась»! Ну, ты сказал!

– Так вот почему так происходит! – огорчённо заголосил другой. – Вы помните осаду под Манстоном, когда мне чуть ли не неделю выпадало стоять в карауле под проливным дождём? Моя кольчуга тоже ужалась, тогда мне так сказал знакомый горняк. Вот вы думаете, почему кузнец макает мечи в воду, когда куёт их? Можете мне ответить? Верно вам говорю, он просто заставляет металл сжиматься!

Воин впился глазами в остальных, наблюдая за их реакцией.

– Держу пари, – сказал один из них, – тот горняк сказал тебе немедленно выбросить старую и севшую кольчугу и заказать новую?

– Естественно, – сурово ответил тот. – Не мог же я предстать перед Безумным Бароном в поношенной и севшей кольчуге.

Солдаты из последних сил сдерживались, чтоб не захохотать.

– И, кроме того, в ней нашлись дырки от моли.

Один из ветеранов осел на дорогу, не в силах сдерживать смех.

– Дырки от моли! – стонали все.

– Это была особая, железная моль, – пояснил солдат с достоинством. – Когда я нашёл дырки в кольчуге, хотел вздуть кузнеца, но шурин мне растолковал, что бывает такая специальная, железная моль…

Это было уже слишком. Сразу несколько человек упали на дорогу, извиваясь в пыли от смеха, ещё один обессилено обнял ближайшее дерево.

– Железная моль, надо же, – благоговейно произнёс Карамон, незаметно для брата ощупывая собственную кольчугу. Она была совсем новенькой, он купил её, когда они уезжали из Гавани, и страшно гордился ею. – Слушай, Рейст, а глянь вот здесь…

– Да тише же ты! – метнул в брата разъярённый взгляд Рейстлин.

Карамон пристыжено замолк.

– Ну ладно, – хлопнул толстого друга по спине другой солдат, – скоро всё будет в порядке. Мастер Квиснелл быстро сгонит с тебя лишнее сало!

– Мне ли этого не знать, – тяжело вздохнул тот. – Что-то принесёт для нас этот сезон… Где мы вскоре окажемся…