— Что было вчера на педсовете? — спросил Максим во вторник.

«Надо же, помнит» — удивилась Таня и ответила:

— Поставили на вид.

— За что? Что за дураки у вас там работают?

— Никакие не дураки, — обиделась за коллег Таня. — За безответственность, отдала деньги ученику, и не проверила, передал он их родителям. А если бы мать не зашла в школу, и обман бы не открылся? Если бы он написал контрольную хорошо, даже на три, что для него не мало, она бы подумала, что я отрабатываю эту злосчастную десятку.

Таня сама не ожидала от себя, что будет так подробно рассказывать Максиму о своих делах. За его вопросами скрывалось искреннее участие, и звучал гнев на тех, кто посмел обидеть его недотрогу.

— А мамаша присутствовала?

— Конечно. Но ее так запугали, что она взяткодательница и совсем забросила ребенка, и что может лишиться родительских прав. Она только оправдывалась и обещала исправиться. Плохо, что, испугавшись комиссии по делам несовершеннолетних, она изменила свои слова, и сказала, что Дима отдал ей деньги, но она забыла об этом, и только сейчас вспомнила. Получается, что ему все сойдет с рук. Это может спровоцировать его на новый обман. Вдруг и во второй раз повезет? Мне с ним и до этого было трудно, а что будет дальше, я не представляю. Он почувствует безнаказанность. Мне поставили на вид, чуть не объявили выговор, мать теперь боится лишиться родительских прав, а он оказался чист. К нему нужно найти подход, как-то заставить понять, что он натворил, а не то он совсем отобьется от рук.

— Самое лучшее средство — это порка.

— Ну, это мы уже слышали. Плохо, конечно, что он пришел из другой школы, я не знаю его первую учительницу. В начальных классах он учился в первой школе, они жили где-то в центре.

— Это моя школа, я проучился там с первого по десятый класс. Он у тебя учится первый год?

— Весь класс у меня первый год. Они учились по программе один-три, и после третьего класса пошли в пятый. Димка в классе новенький, ни с кем не дружит, и еще, видимо, сказывается влияние старшего брата, который осужден условно.

— На этом педсовет закончился?

— Нет, но, я думаю, тебе не интересны сугубо педагогические вопросы.

— Отчего же. Я бы на вашем месте сделал из этого следующий вывод, — Максим поднял вверх указательный палец.

— Какой?

— Детей надо лупить.

— Ты опять за свое.

— Я вполне серьезно. Вспомни, каких учителей в детстве ты считала лучшими? Тех, кто строго спрашивал, если наказывал, то за дело. «Строгий, но справедливый», так мы характеризовали любимого учителя. А сплошное благодушие — это, прежде всего, равнодушие. Если родитель или воспитатель наказывает, значит, он неравнодушен к ребенку, хочет его научить жизни. И ты правильно сказала, что пацан отобьется от рук. Он захочет проверить, насколько вам всем на него наплевать, и где та граница, за которую переходить нельзя.

— Но наказание — это же не значит порка.

— А эффективных методов воспитания вообще нет. Знаешь, что сказал Фазиль Искандер? «Парадокс воспитания заключается в том, что хорошо поддаются воспитанию как раз те, кто в воспитании не нуждается».

— Какая эрудиция! — притворно восхитилась Таня.

— Вся эрудиция почерпнута из настенного календаря. Это моя настольная книга.

— И черпаешь ты из нее большой ложкой.

После этого разговора, Максим иногда спрашивал о Диме. А Дима, как и предсказывала Таня, стал все больше наглеть, начал пропускать ее уроки и уже прямо дерзил ей. Шла последняя неделя четверти, повсюду царило предпраздничное настроение, на уроках Таня сбавила темп и строго не спрашивала. И потому особенно обидно было, когда на ее уроке Ильин, не скрываясь, стал слушать плеер, надев на голову наушники. Таня изъяла плеер у мальчика, а после уроков хотела серьезно поговорить с ним, прежде чем отдать магнитофон.

После пятого урока в класс пришли дежурные мыть пол. Ильин не появился. Дежурившая девочка старательно мыла доску, а ее напарник медленно ставил стулья на столы. Поставив один стул, он долго стоял, тупо глядя на него, потом шел к другой парте, еле волоча ноги. Выполнив эту работу, мальчик взял ведро и пошел в туалет за водой. Таня спросила ученицу, не остался ли Дима на дополнительные занятия по русскому языку. Девочка ответила отрицательно и продолжила:

— Татьяна Викторовна, Димка сказал, что не придет к вам. Что он вас не боится, и вы ему ничего сделать не можете. Что вы не имеете права отбирать его вещи, что плеер дорогой и вы сами прибежите к ним домой с плеером, — глаза у девочки округлились от ужаса, что она повторяет эти кощунственные слова.

Дежурные ушли, а Таня осталась поджидать Диму, хотя и знала, что он сегодня уже не придет. Она потеряла верный тон с детьми, утратила контакт с ними. Но что тут удивительного, когда она потеряла себя, лишилась независимости.

Таня просидела в кабинете до трех часов, проверяя тетради, мальчик так и не появился. Она заперла тетради в шкафу, положила плеер в сумку и пошла домой.

Они встретились с Максимом возле подъезда, он шел из института.

— Чем это ты занимаешься на уроках? — удивился он, когда она дома вытащила из сумки плеер и положила на стол.

— Конфисковала на уроке у ученика.

Максим взял плеер и надел наушники.

— Максим не трогай, вдруг сломаешь, — попросила Таня.

— Тут и ломать нечего, — включил он магнитофон. — Надо же послушать, чем увлекается современная молодежь.

— Так, это Наутилус Помпилиус. Последний альбом. Правильно сделала, что конфисковала, тут — или Бутусова слушать, или задачки решать. Это кто там у тебя такой борзый? Уж не этот ли самый, как его? — Максим щелкнул пальцами, вспоминая имя.

— Тот самый, моя головная боль. Я не знаю, что мне с ним делать. Оставила его после уроков — он не пришел. Мать после педсовета видит во мне врага, решит, что я придираюсь к ребенку, ищу повода поставить его на учет в комиссию по делам несовершеннолетних.

— А, по-моему, у тебя появилась возможность найти с ним общий язык.

— Какая? — безучастно спросила Таня.

Максим вытащил из плеера кассету и покрутил ей перед собой.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Можешь отдать ему плеер, но кассету не отдавай, — заинтриговал Максим.

— И?

— Скажи, что обожаешь Нау и Бутусова, давно хотела иметь этот альбом «Князь тишины», и попроси кассету переписать. Заодно можешь поинтересоваться, нет ли у него «Шестого лесничего» Алисы или «Ордена Сатаны» Коррозии Металла.

— Ты серьезно?

— Абсолютно. Вот увидишь, как он тебя зауважает. А когда ты спросишь о Коррозии металла, Крематории, ДДТ, Зоопарке он поймет, что и ты его уважаешь.

Таня с недоверием отнеслась к предложению Макса, она практически ничего не знала об упомянутых группах.

— Я знаю только Нау и ДДТ, а о других группах я не слышала.

— Темная ты женщина, Татьяна Викторовна. Можешь упомянуть Кино, Аквариум, Воскресенье. Этих ты, надеюсь, знаешь? Но, мне кажется, Коррозия металла и Крематорий будет круче. Да еще назовешь альбомы.

— Я даже не запомнила названия альбомов.

— Я тебе напишу.

Таня засомневалась:

— А ты не хочешь меня подставить? Вдруг таких альбомов нет, или они поют что-нибудь матершинное. Вот смешно я буду выглядеть.

— Ты мне не доверяешь? Или тебе не нравится сама идея?

— Я даже не знаю. Я ведь не слышала, о чем многие из них поют. Тут же важно содержание текстов, это же не танцевальная музыка, не попса. Рок-музыка может нести установку на добро, высшие ценности, заставить фанатов искать свой путь в жизни, а может, напротив, воспитывать такие качества, как цинизм, нигилизм, потребительство.

— Ты говоришь какими-то штампами, как настоящая училка, заметь — не учительница, а училка. А по мне так: есть музыка хорошая и фуфло.

— В его возрасте еще трудно отличить хорошее от плохого. А Дима и так сложный мальчик, расположенный к конфронтации с окружающими, во всем усматривающий посягательства на свою независимость.