— Хорошая штука — Зырок бережно отложил мешочек с порошком в сторону. — Только дорогая. Богатый, как видно, у тебя дед, раз такое средство банками считает. Я слышал, как об этом порошке другие говорили, но сам его ни разу не видел. Ладно, проверим его в самое ближайшее время…
— Я… — Дариан прокашлялся, — я хочу сказать… Вернее, попросить… Можно, я с вами останусь?
— А домой, значит, не хочешь вернуться?
— Там все одно прибьют…
— Это нам знакомо… Не, ну надо же, как тебя отфигачили!.. — снова поглядел на его спину Зырок. — Не слабо… Пацаны, чего скажете? Оставим его у нас, или нет? Сразу предупреждаю: зимой здесь холодно. Мерзнем, как дворовые собаки. А в эту зиму вообще холода стояли такие, что мы лишний раз отсюда нос на улицу старались не высовывать, целыми днями лишь тем и занимались, что всей кодлой только у костра сидели, грелись. Но все одно семеро из наших умерло. Простудились. Замерзли…
— Не страшно. Смотрите — Дариан протянул вперед руки. — Видите, пятна? И вот на шее такие же… На ногах тоже имеются. Это обморожения… Так что меня холодом не напугать.
— Как погляжу, у тебя всего хватает. Только имей в виду: у нас разносолов нет, едим то, что сумеем надыбать. А бывают и плохие времена. Зимой, случается, и крыс жрать приходится.
— А я уже ел крыс. Когда к деду шел. Тогда тоже больше нечего было есть…
— Врешь.
Это сказал кто-то из мальчишек. Напрасно они не верят. Еще в рабском бараке Дариан не раз видел, как рабы по вечерам разделывают пойманных крыс, и жарят их на огне. Все же не очень сытно кормили людей в бараке, вот некоторые и добавляли жареных крыс себе в меню, так сказать, на закуску… Вначале Дариану было противно даже смотреть на подобное, потом привык… Но увиденное пригодилось ему на тяжелой дороге к деду. Тогда ему тоже от голода приходилось ловить крыс и есть их. Только вот потрошить зверьков приходилось при помощи острого обломка камня…
— Можете проверить. Если поймаете парочку — принесите мне, разделаю их на ваших глазах. Или хотя бы просто покажу, как я это делаю. Заодно научу, как их лучше жарить…
— Так что, тебе, и верно, крыс жрать доводилось? — при полном молчании спросил Зырок.
— Да. Я и гусениц ел.
— Ну и как? — чуть удивленно спросил его один из мальчишек. Конечно, у них тоже несладкое житье, но вот до того, чтоб есть гусениц — до этого, как видно, пока что не доходило.
— Да как с крысами — чуть пожал худыми плечами Дариан. — Вначале смотреть не хочется, потом привыкаешь к этой мысли, а через какое-то время глотаешь их, будто так и должно быть. Даже нормальным кажется. Когда живот от голода подводит, то сойдет и крыса, и гусеница… Правда, тут надо смотреть, что именно проглотить собираешься. Не знаю, как здесь, в Валниене, а там, откуда я шел, водятся и ядовитые гусеницы. Отравиться можно так, что не сразу в себя придешь, а есть после того вообще не сможешь несколько дней — будешь только воду пить без остановки…
Теперь стоявшие вокруг Дариана мальчишки уже по-иному смотрели на него. Этот невесть откуда взявшийся пацаненок, вначале совсем не понравившийся им, оказался вовсе не таким, каким всем им показался вначале.
В этот момент раздалось жалобное мяуканье котенка. Как видно, забившись в кучу хлама, наваленного у стены, он или не смог оттуда выбраться, или просто чего-то испугался. С малышами это случается. Дариан бросился на голос, опустился на колени у кучи мусора.
— Киса, выходи, не бойся! Кис-кис-кис…
У него за спиной раздался дружный смех мальчишек. Уж очень необычной была разница между предыдущим разговором, и тем, как трогательно и забавно этот парень с исхвостанной в клочья спиной звал испуганного зверька. Но детский смех был не злой, а, скорее, дружелюбный. Эти бездомные мальчишки в глубине души уже признали его своим. Тем временем Дариан сумел вытащить запутавшегося в обрывке веревки котенка, и гладил дрожащее тельце.
— Не бойся, маленький…
— Ладно, оставайся, жалельщик кошачий — согнал со своего лица улыбку Зырок. — Может, и сгодишься на что… Только учти: этого кошака, если оставишь при себе, будешь кормить сам, из своей доли. Всех бродячих животин на отдельное довольствие я ставить не собираюсь. Понял?
— Да.
— Вот и хорошо, Кис.
Кис. Значит, он теперь Кис… А почему бы и нет? Дариан остался в прошлом, сгорел в том страшном костре вместе с мамой, и сейчас он никто, один из тех никому не нужных детей, что помогают выжить друг другу в этом равнодушном к ним мире. Кис… Имя не хуже и не лучше остальных. И потом, он всегда любил кошек, и, возможно, оттого кличка сразу же прилипла к нему… Правильно: новую жизнь надо начинать с новым именем…
Вторая буква «с» в его имени стала появляться спустя несколько лет, когда у прежде милого и беспомощного домашнего котенка стали отрастать когти, появилась сила, уверенность в себе и хватка. Кисс — камышовый кот, хищник, которого не стоит гладить даже по шерсти…
…Незадолго до своего отъезда Вен попытался рассказать мне то, о чем он говорил с Киссом, но это выходило у него скомкано и не совсем понятно:
— Понимаешь, моя бабка по отцу была сестрой герцога Белунг. Получается, что этот парень (и тут уже неважно, Кисс его звать, или Дариан), но он — мой кузен, пусть и весьма дальний по родне… Что-то вроде троюродного брата. Я его узнал лишь в тот момент, когда увидел с растрепанными волосами. Вот тогда я стал кое-что понимать… Да мне еще вчера даже в страшном сне не могло присниться, что этот человек — мой родственник! Я все еще перевариваю эту новость… Жаль, моя бабушка не дожила до этого известия — ну, что ее племянник жив… Раньше, еще в том, достопамятном рабском караване, мне его лицо вовсе не показалось знакомым — нитка усов здорово изменяла его внешность. Но сейчас…
— Что сейчас изменилось?
— Знаешь, с убранными назад волосами он — вылитый герцог Белунг, тот, что изображен на фамильном портрете, висящем в галерее нашего замка, а когда волосы распущены — удивительно похож на графа Д'Диаманте… Как все это сочетается в одном человеке — непонятно! Кстати, чтоб ты знала: граф, он же папаша Кисса — это такая редкая сволочь, что нормальному человеку трудно себе представить, и которую совершенно невозможно описать обычными словами, а ведь он, мерзавец, относится к одному из древнейших и знатнейших семейств Юга, и в их роду было немало очень достойных и по-настоящему уважаемых людей! Его благородные предки от такого потомка в гробах должны переворачиваться, не иначе! И печальная история Кристелин, матери Дариана, всем хорошо известна. Лия, тут есть еще одно обстоятельство…: Ведь именно из-за графа Д'Диаманте, этого сукина сына, и пострадала бабушка Дана, вдовствующая королева Мейлиандер. Он был одной из причин того, что ее изгнали… Вернее, основной причиной. Но это отдельная история, и рассказывать о ней надо отдельно и долго. Вот так-то!..
— А что ты ему сказал? Вы с ним долго беседовали…
— Много чего… В нашей семье всегда считали, что Тъерн, дед Дариана, поступил излишне сурово со своим незаконным внуком. Парень оказался лишним в своей семье и чужим у деда. Невеселая участь бастарда… Попытка барона Обре и моей бабушки (вечная ей память), которая очень любила Кристелин, свою племянницу, отыскать сбежавшего ребенка ни к чему не привели. Бабушка, как мне помнится, много плакала, вспоминая о той давней истории, переживала за невесть куда пропавшего парня… Впрочем, остаться ненайденным — в то время для мальчишки это было наилучшим выходом.
— Почему?
— Просто потому, что герцог Белунг никогда не менял своих решений, пусть даже, в конечном счете, это оказывалось в ущерб ему самому. Старый герцог к концу своей жизни стал не просто упрямым, а упертым. Если что вбивал себе в голову, то переубедить его было уже невозможно. И не слушал он никого, кроме себя. Так что отыщись тогда Дариан — вновь был бы отправлен к своему отцу.
— Да, парню не позавидуешь.
— Знаешь, герцог так никогда и не простил свою дочь. Даже в своем завещании, которое было оглашено после смерти герцога, было указано, «передать некоему Дариану, называющему себя сыном его дочери Кристелин, если тот отыщется и подтвердит свое имя, причитающуюся ему долю наследства — одну золотую монету». С него, мол, вполне достаточно, да и остальное этому человеку не положено — по мнению герцога, никто из рода Д'Диаманте не заслуживает большего. Не знаю, кого он больше хотел унизить: своего внука, которого герцог не любил, и злился за него на то, что мальчишка пошел против его воли, или несостоявшегося зятя, которого старик люто ненавидел вплоть до своего смертного часа… Впрочем, надо признать, что у старого герцога для подобного чувства были все основания. Не могу судить, как подобное решение о наследстве выглядело в отношении графа, но вот что касается внука, Дариана… На мой взгляд, это просто оскорбительно. Впрочем, за золотым так никто и не пришел. Все были уверены, что парня давным-давно нет на свете…
