Церкви наши, начиная отъ католической до Сведенборгіанской, проповѣдуютъ очень многое, самыя необыкновенныя, самыя нелѣпыя ученія: и о томъ, что Бога надо ѣсть, что Богъ одинъ и три, что Богъ сдѣлалъ самое лучшее для людей дѣло то, что послалъ своего сына, и т. п., что есть дьяволъ и ангелы и чудотворныя статуи и мощи и еще многое и многое, но не проповѣдуютъ ни одна изъ нихъ того, что христіанское ученіе исключаетъ

[ВАРИАНТЫ К СТАТЬЕ «ДЛЯ ЧЕГО ЛЮДИ ОДУРМАНИВАЮТСЯ?»]

* № 1

К главе I.

<Духовное существо это, которое есть наше разумное сознаніе, проявляющееся въ видѣ совѣсти, какъ и сказано, ничего не предписываетъ, не дѣлаетъ ни малѣйшаго насилія надъ животнымъ существомъ, но не переставая указываетъ ему его отступленiе отъ требованій добра, и это указаніе парализируетъ дѣятельность существа. Точно также какъ отклоненіе компаса отъ линіи, опредѣленной компасомъ, не насилуя того, кто руководится имъ, парализируетъ его дѣятельность, и сознаніе отклоненія отъ истиннаго пути выражается страданіемъ. Сознаніе же совпаденія съ истиннымъ путемъ даетъ радость и увеличеніе энергіи жизни.>

* № 2.

К главе I.

<Всѣ мы съ дѣтскихъ лѣтъ знаемъ радостное чувство сознанія того, что ты сдѣлалъ то, что отъ тебя ожидали, и что старшie довольны тобой. Такъ это въ дѣтствѣ гдѣ мѣсто совести занимаетъ одобреніе другихъ. Въ молодости же и въ зрѣлыхъ годахъ, во время которыхъ одобреніе старшихъ получаетъ меньше и меньше значенія и на мѣсто его является собственное разумное сознаніе. Всѣ мы знаемъ, что нѣтъ болѣе радостнаго воспоминанія, какъ воспоминаніе о тѣхъ временахъ, когда ты зналъ, что сознательно дѣлалъ то, что должно было. И всѣ мы знаемъ, что нѣтъ болѣе тяжелаго воспоминанія, какъ о тѣхъ временахъ, когда ты зналъ, что надо было, и не дѣлалъ этого, или зналъ, что не надо было дѣлать то, что ты дѣлалъ, и всетаки дѣлалъ это.

Не счастье — счастье слишкомъ неопредѣленное выраженіе, но благо, главное благо жизни — въ соотвѣтствіи своихъ поступковъ требованіямъ своего сознанія, и худшее, несчастливѣйшее состояніе — это чувство несоотвѣтствія своихъ поступковъ требованіямъ своего сознанія, — разногласіе между ними.

Чѣмъ меньше разногласія, тѣмъ счастливѣе человѣкъ, чѣмъ больше это разногласіе, тѣмъ человѣкъ несчастнѣе.

Согласіе жизни и требованій сознанія есть блаженство. Разногласіе между требованіями сознанія и жизнью есть страданье, и страданье такое сильное, что человѣкъ не можетъ долго переносить его и такъ или иначе выходитъ изъ него.

Выходить же изъ этого разногласія есть два способа: одинъ — это приближеніе своей жизни къ требованіямъ сознанія; другой — это затемнѣніе сознанія.>

* № 3.

К главе I.

Способы внѣшніе — скрытіе указаній совѣсти посредствомъ отвлеченія вниманія — безконечно разнообразны. Таковы всякаго рода забавы, увеселенія, собранія, балы, охоты, карты, шашки, шахматы, кости. Таковы всякаго рода зрѣлища, цирки, спорты, парады, скачки, выставки, театры, всякаго рода чтенія безъ опредѣленной цѣли: газеты, романы, таковы ненужные наряды, ненужныя путешествія, ненужныя работы физическія и умственныя, отъ вышиваній въ пяльцахъ до рѣшенія вопросовъ о происхожденіи видовъ, таковы заботы о пріобрѣтеніи собственности и славы людской. Способовъ этихъ очень много, и всѣ они дѣйствительны, но не всегда достаточны.

* № 4.

К главе II.

Оттого и говорится и повторяется это <скверное> слово писанія (какъ жаль, что помнятъ больше всего такія слова), что вино веселитъ сердце человѣка (хотя вино собственно не веселитъ, а только уничтожаетъ ту тоску и страданіе, происходящіе отъ сознанія несогласія своей жизни съ требованіями совѣсти, и потому даетъ ходъ жизни, такъ какъ при сознаніи несоотвѣтствія нельзя жить, какъ нельзя идти, не зная дороги). Вино дѣлаетъ то, что перестаетъ быть стыдно, совѣстно, скучно и мучительно, и потому кажется, что оно веселитъ.

* № 5.

К главе II.

<Къ несчастью, въ писаніи есть случайное слово: вино веселитъ сердце человѣка, и какъ всегда, умныя, важныя слова забыты, глупыя и неважныя помнятся и привидятся.>

* № 6.

К главе II.

<Про себя знаю, что когда я пилъ вино — я рѣдко напивался — раза два въ жизни — то я дѣлалъ, не будучи тѣмъ, что называется пьянымъ, подъ вліяніемъ его такіе поступки, говорилъ такія вещи (а въ нашемъ быту главные наши поступки — слова), которые и не подумалъ бы сдѣлать и сказать безъ вина.>

* № 7.

К главе II.

<Морфинистъ требуетъ однаго спокойствія физическаго, безболѣзненности, и наркотикъ даетъ ему это. Сознаніе ѣдока или курильщика опіума и хашиша требуетъ удовлетвореній похоти, которые невозможны ему, и наркотикъ погружаетъ его въ состояніе галлюцинаціи, при которомъ ему кажется, что онъ имѣетъ то, чего ему хочется. Разница хашиша, опіума отъ алкоголя и табака та, что табакъ разрѣшаетъ судью и критика умственнаго, распускаетъ преимущественно умъ и рѣчь, алкоголь — преимущественно чувство, морфинъ, хашишъ и опіумъ преимущественно воображеніе. При первомъ — табачномъ опъяненіи усыпляется задерживающій размахъ и произволъ ума, при алкоголе — задерживающее чувство, при морфине, опіуме, хашишѣ — воображеніе>

* № 8.

К главе II.

Всѣ знаютъ, что страстные потребители морфина, опіума, хашиша, предаваясь своему пороку и живя въ мірѣ воображенія, въ который ихъ переноситъ пріемъ одуряющаго вещества, все болѣе и болѣе становятся равнодушными къ жизни, не стараясь уже измѣнять ни себя, ни условія своей жизни соотвѣтственно требованіямъ своего сознанія, и становятся тѣмъ, что называется невмѣняемыми. Ненормальность этихъ людей признается всѣми, и мы совершенно справедливо относимся къ нимъ, какъ къ больнымъ людямъ, съ которыми нельзя разсуждать, но которыхъ надо лѣчить. Почему же люди нашего міра, постоянно пьющіе вино и курящіе, представляются намъ совершенно нормальными, и намъ и въ голову не приходитъ, что люди, потребляющее алкоголь и табакъ, точно также люди не нормальные и больные, какъ и морфинисты или ѣдоки и курильщики опіума и хашиша? —

Если можно установить различіе между послѣдствіями потребления опіума, хашиша, морфина, алкоголя и табаку, то только въ особенностяхъ нарушенія цѣльности душевной дѣятельности: одно вещество нарушаетъ одну сторону душевной дѣятельности, другое — другую; но всѣ одинаково нарушаютъ нормальность этой дѣятельности, а потому всѣ одинаково достигаютъ цѣли скрыть отъ человѣка требованія его сознанія. Я не испыталъ дѣйствія морфина, опіума, хашиша и могу судить о дѣйствіи ихъ только по тому, что слышалъ и читалъ, а потому и мнѣнiе мое о томъ, на какую сторону душевной дѣятельности дѣйствуютъ морфинъ, опіумъ, хашишъ, я высказываю только какъ предположеніе, тогда какъ дѣйствіе алкоголя и табаку, которое я испыталъ на себѣ и постоянно наблюдаю, я утверждаю, какъ несомнѣнное данное опыта и наблюденія, всегда могущее быть провѣреннымъ и подтвержденнымъ. Дѣйствіе морфина и опіума, мнѣ кажется, состоитъ преимущественно въ уничтоженіи въ человѣкѣ сознанія его физической слабости, дѣйствіе хашиша — въ уничтоженіи руководителя воображенія. Такъ я предполагаю. Дѣйствіе же алкоголя состоитъ въ уничтоженіи сознанія чувства хорошаго и дурнаго; табака — въ уничтоженіи сознанія разумнаго и безсмысленнаго. Опіумъ и морфинъ уничтожаютъ, какъ бы, совѣсть тѣла, хашишъ — совѣсть воображенія, алкоголь — совѣсть чувства, табакъ — совѣсть ума. —