— Вы из каких будете? — спросил он.

— Французы, — отвечал смеючись Ильин. — Вот и Наполеон сам, — сказал он, указывая на Лаврушку.

— Стало быть, русские будете? — переспросил мужик.

— А много вашей силы тут? — спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.

— Много, много, — отвечал Ростов. — Да вы чтó ж собрались тут? — прибавил он, — праздник что ль?

— Старички собрались, по мирскому делу, — отвечал мужик, отходя от него.

В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в бедой шляпе, шедшие к офицерам.

— В розовом моя, чур не отбивать! — сказал Ильин, заметив решительно подбегавшую к нему Дуняшу.

— Наша будет! — подмигнув сказал Ильину Лаврушка.

— Что, моя красавица, нужно? — сказал Ильин улыбаясь.

— Княжна приказала спросить, какого вы полка и как ваша фамилия?

— Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.

— Бе...се...е...ду...шка!.. — распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.

— Осмелюсь беспокоить, ваше благородие, — сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера, и заложив руку за пазуху. — Моя госпожа, дочь скончавшегося сего 15-го числа, генерал-аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц — он указал на мужиков — просит вас пожаловать... не угодно ли будет, — с грустною улыбкой сказал Алпатыч, — отъехать несколько, а то не так удобно при... — Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.

— А!.. Алпатыч... А! Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. — говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных мужиков и улыбнулся.

— Или может это утешает ваше сиятельство? — сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенною за пазуху рукой указывая на стариков.

— Нет, тут утешенья мало, — сказал Ростов и отъехал. — В чем дело? — спросил он.

— Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из именья и угрожает отпрячь лошадей, так что с утра всё уложено, и ее сиятельство не могут выехать.

— Не может быть! — вскрикнул Ростов.

— Имею честь докладывать вам сущую правду, — повторил Алпатыч.

Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою, так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованью Алпатыча, и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтоб ехать, мужики вышли большою толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещевая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.

В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.

— Батюшка! отец родной! Бог тебя послал, — говорили умиленные голоса в то время, как Ростов проходил через переднюю.

Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что-то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая-то странная судьба натолкнула меня сюда!» думал Ростов, слушая ее и глядя на нее. — «И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении!» думал он, слушая ее робкий рассказ.

Когда она заговорила о том, что всё это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно-испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.

— Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, — сказал Ростов, вставая. — Извольте ехать, и я отвечаю вам своею честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, — и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.

Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.

Княжна Марья поняла и оценила этот тон.

— Я очень, очень благодарна вам, — сказала ему княжна по-французски, — но надеюсь, что всё это было только недоразуменье, и что никто не виноват в том. — Княжна вдруг заплакала. — Извините меня, — сказала она.

Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.

— Ну чтó, милà? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут... — Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.

Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.

— Я им покажу, я им задам, разбойникам, — говорил он про себя.

Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.

— Какое решение изволили принять? — сказал он, догнав его. — Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.

— Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! — крикнул он на него. — Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех... — И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствоватьим, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.

— Я им дам воинскую команду... Я их попротивоборствую, — бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной, животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе, И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.

После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские, и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.

— Ты мир-то поедом ел сколько годов? — кричал па него Карп. — Тебе всё одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши домà, али нет?

— Сказано, порядок чтоб был, не езди ни кто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, — вит она и вся! — кричал другой.