— Что это значит? При чем тут осень, отопительный сезон?
Прокурор уже окончательно проснулся, голос его звучал строго и требовательно.
— Через несколько часов все встанет на свое место, Иван Филиппович, — ответил Коваль. — И подлинный убийца Петровой будет известен… или я подаю в отставку.
— Что за мелодрама! Объясните, в чем дело.
— Иван Филиппович, сегодня истекает отсрочка по делу Сосновского. Завтра вы спросите, на каком основании я добивался этой отсрочки. Завтра эти основания будут налицо. Я запомнил, Иван Филиппович, что вы сами говорили на совещании!.. Вы подчеркивали, что если Нина Андреевна перед роковым днем несколько раз приезжала на дачу и муж ее об этом не знал, то следует выяснить, зачем она туда ездила. Одна или с кем-то? К кому? Возможно, к Сосновскому. Но не исключено, что был у нее другой любовник, с которым встречалась она на своей даче. Тогда кто он? А если не было никого, то зачем она все-таки ездила в Березовое одна? Потом вы сказали, что не следует сбрасывать со счета показания старика. Установить, не мог ли приезжать в Березовое Семенов. Если так, то, возможно, были какие-то взаимоотношения между Петровой и Семеновым. Не исключено, что Нина Андреевна знала о Семенове что-то плохое и поэтому он расправился с ней. Фото Семенова она сама могла разорвать и выбросить. Ответы на эти вопросы, сказали вы, может дать повторный обыск на даче Петровых. Я не проводил этого обыска, потому что был целиком и полностью занят Семеновым, а кроме того, откровенно говоря, не был уверен, что есть в этом необходимость, а главное, не хотел преждевременно беспокоить управляющего трестом «Артезианстрой». Но сейчас, по моему убеждению, настало время произвести повторный обыск. Он может помочь нам ответить на важные вопросы. Но только в том случае, если мы проведем его немедленно.
— Но следователь-то сейчас в отъезде. Возьмете это на себя?
Коваль утвердительно кивнул.
— Хорошо, — согласился прокурор. — Но смотрите, не наломайте дров! Объясните Петрову, с какой целью проводится обыск в такое время. Подчеркните, что против него самого мы ничего не имеем.
Спустя полчаса Коваль вместе с лейтенантом-оперативником был на квартире Петрова.
Управляющий трестом встретил подполковника в штыки и, не выслушав его как следует, раскричался:
— Безобразие! Поднимаете среди ночи! Я буду жаловаться вашему начальнику управления, до министра дойду! Черт знает что! Возмутительное нарушение законности! После окончания дела искать что-то еще! Чушь какая-то! Ну, ищите, ищите, что вам надо!
Но городская квартира Петрова была Ковалю ни к чему.
— Одевайтесь, поедем в Березовое, — коротко приказал он.
Продолжая огрызаться и угрожать, Петров все же оделся. Непослушными со сна руками с трудом напялил костюм, плащ и, забыв шляпу, спустился вместе с офицерами милиции во двор, где их ждал газик.
Ехали молча до самого Березового. Газик свернул к крайним домам, остановился, и лейтенант отправился звать понятых.
— Вы понимаете, что делаете? — нарушил молчание Петров. — Я вам не пешка какая-нибудь, товарищ подполковник!
— Понимаю, товарищ Петров, — ответил Коваль, — но обыск провести необходимо. Это и в ваших интересах.
На этом разговор оборвался. И опять наступила тишина, слышно было только, как тяжело дышит управляющий «Артезианстроем». Но вот лейтенант вернулся с понятыми — жителями Березового, и газик снова заурчал на дороге.
На даче Коваль прежде всего бросился в гостиную, где не так давно видел халат Нины. Сердце его радостно забилось: халат по-прежнему висел в углу. В гостиной, как и раньше, царил беспорядок, толстый слой пыли все еще лежал на всех вещах, на батареях парового отопления.
— Еще не топили в этом году? — спросил подполковник управляющего.
— Я здесь не живу, — проворчал Петров.
Коваль приподнял рукав халата.
— Это халат Нины Андреевны?
— Да.
Даже при сравнительно слабом электрическом освещении на правом рукаве халата была заметна полоска сажи.
— Дача отапливается паровым котлом?
— Да, «титаном».
— Других печей в доме нет?
— Нет, только в котельной.
— Пойдемте в котельную.
Все двинулись за Петровым, который, отыскав на кухне ключи, вышел во двор.
Дверь котельной, к удивлению самого хозяина, оказалась незапертой. Замок висел на одной только дужке как-то косо и небрежно, словно его набросили впопыхах.
Когда Петров включил свет, все увидели большой «титан» с водяным термометром, тоже покрытый густым слоем пыли. Почерневшая от копоти дверца была полуоткрыта.
Коваль молча снял пальто, закатил рукав пиджака и засунул руку в глубь печи. Несколько секунд он копался там, а затем с торжествующим видом вытащил свернутую в трубку, измазанную сажей тонкую школьную тетрадь.
В полной тишине развернул ее.
«Итак, я живу с убийцей! Я не знаю, что мне делать: хочется куда-то бежать, кричать, но я оцепенела от ужаса!
Я любила его. Я целовала руки, которыми он убивал! Боже, какой ужас!
Нет, я не выдержу этого! Я сейчас закричу на весь белый свет. Он убьет и меня, но теперь мне все равно…»
Коваль быстро пробежал первые строки, написанные неровным почерком, и свернул тетрадь. Нашел взглядом Петрова.
Тот, ничего еще не понимая, но уже предчувствуя беду, пытался сохранить невозмутимость; небрежно прислонившись плечом к дверному косяку, сердито посматривал на подполковника.
И снова встретились их взгляды. Словно скрестились шпаги.
— Гражданин Петров, вы задержаны!
— Да вы что, с ума сошли! Дмитрий Иванович! — вскричал управляющий трестом. — Как вы смеете?
Оттирая тряпкой пальцы от сажи, Коваль приказал лейтенанту:
— Обыщите его!
Понятые испуганно посматривали на Петрова, который стоял с поднятыми вверх руками, пока лейтенант методично обшаривал его одежду.
— Ну, за это вы головой поплатитесь, Коваль, — рассвирепел управляющий. — Я с вас погоны сдеру!
Но подполковник, казалось, уже ничего не слышал. Он молча наблюдал, как лейтенант обыскивал задержанного, и на лице его в эти минуты не было ничего, кроме усталости.
Когда обыск закончился, жестом приказал вывести Петрова из котельной и вернулся в гостиную, чтобы составить протокол.
29
Забыв о сне и вообще обо всем на свете, читал подполковник Коваль испачканную сажей школьную тетрадь.
Шаг за шагом раскрывались перед ним последние дни Нины Андреевны Петровой.
«…Сегодня мир, который казался мне таким прекрасным и незыблемым, в один миг полетел в пропасть. Моя жизнь разбита.
То, что я узнала, не укладывается в голове, мысли путаются, солнце погасло, и воцарился мрак.
Я задыхаюсь. Хочу крикнуть: «Люди, помогите!», но… молчу. Слово, одно только слово будет стоить мне жизни. Впрочем, я все равно уже мертва, и никто не может меня спасти…»
Коваль перевернул страницу.
«Зимой прошлого года в нашем доме появился новый человек. Муж привел его и сказал: «Это мой двоюродный брат Владимир».
Я очень обрадовалась, у меня ведь родственников нет — наше полесское село Криницы фашисты сровняли с землей, и все мои родные погибли. Меня спасло только то, что за день до облавы я ушла с запиской в лес, к партизанам. У мужа тоже никого не было, и мы еще когда-то шутили, что, как Адам и Ева, положим начало новому человеческому роду. Но с детьми нам не повезло. Иван сказал, что не хочет ребенка, я искалечила себя и уже не могу больше быть матерью.
В первую минуту, когда Владимир вошел, я замерла от изумления — так он похож на моего мужа.
Потом рассердилась. «Что же ты скрывал, что у тебя есть брат?» — спросила я Ивана.
Он пробормотал, что потерял с ним связь, считал его погибшим и вот только сейчас разыскал.
Владимир старше Ивана на восемь лет, живет он в Брянске и недавно тяжело заболел. Врачи обнаружили у него опухоль мозга. Нужна сложная операция, которую можно сделать только в нашем городе, в клинике известного нейрохирурга.