Заиграл оркестр. Пошли танцевать: Альма с Зигмундом, Наташа с Арнольдом.

– Чудесно устроена жизнь! – говорил в ухо Наташе ее кавалер. – Еще сегодня утром я не знал, как буду убивать вечер. Все опостылело, как осень! И вдруг из бассейна выплываешь ты, прелестная Афродита, и уже хочется, чтобы вечер был бесконечным!

Болтая, Арнольд упорно приближал свое лицо к Наташиному.

– Предупреждаю вас, – сказала она насмешливо, – я не терплю вольностей в первый вечер знакомства.

– О! – Арнольд отстранился. – А какой же вечер ты предпочитаешь?

– Тот, когда мне захочется этого самой.

– Птичка, я вижу, у тебя острые коготки!

– И еще: «ты» будет тогда, когда я этого захочу.

После танца разговор как-то не клеился. Наташа этому была рада. Она могла обдумать, как ей действовать дальше. Выпили за Анну Лорх, за то, чтобы ее портрет появился в газетах.

– Альма сказала мне, что вы дьявольски выносливы, – обратился к Наташе Зигмунд. – Для баттерфляя это первое дело. Первое! – Он пристукнул по столу своим громадным чугунным кулаком.

– Не бойся, Анна, он добрый, – засмеялась Альма Гуц, заметив, что Наташа с испугом смотрит на кулак Зигмунда.

– Мы с тобой поступим так, – продолжал Лисовский, исподлобья смотря на Посельскую, – сперва тебя погоняет Альма, отшлифует технику плавания, а потом займусь тобой я.

Альма Гуц захлопала в ладоши:

– Анна, кричи «ура»! За последний год он первый раз сам предлагает свои услуги.

За это нельзя было не выпить.

– Ну а как же будет со мной? – с притворной обидой спросил Арнольд. – Я требую справедливости. Анну надо делить на троих.

– Умолкни! – грубо бросил ему Зигмунд.

Арнольд поднял руки:

– Капитулирую, капитулирую, и никаких претензий! Но как бы не появились претензии у Альмы?

– Умолкни! – уже с угрозой повторил Зигмунд.

Некоторое время все молчали, деловито поглощая еду. Снова заиграл оркестр. Альма пригласила Арнольда, и они ушли танцевать. Посельская ждала, что ее пригласит Зигмунд, но он этого не сделал. Как только Альма с Арнольдом отошли от стола, Зигмунд вытер салфеткой рот и наклонился к Посельской:

– Твой отец – человек Деница? Это правда?

– Я врать не умею. Да, мой отец морской офицер рейха.

– Как его фамилия?

– Надо думать, Лорх, раз он мой отец. Счет становится два – ноль! – Наташа засмеялась, а у самой в это время сжалось сердце от нетерпеливого и настороженного ожидания. Впрочем, проверки она не боялась – отец уже давно был «приготовлен» и жил вместе с Наташей по абсолютно достоверному адресу.

– Ну да, Лорх… конечно… – усмехнулся Зигмунд. – Учишься?

– Да. В инженерно-строительном.

– Будешь строить дома для русских колонизаторов?

– Почему? Для немцев. Только для немцев.

– По-немецки ты говоришь не очень чисто, как и я. Но я по рождению поляк.

– Это вам показалось… – С этой минуты Посельская с утроенным вниманием начала следить за своей немецкой речью.

– Что делает отец сейчас?

– Служит. На суше, конечно.

– Где?

– Как раз у русских колонизаторов. – Сделав этот смелый ход, Наташа ждала, что он даст. Ждать пришлось недолго.

– Вот как! Кем же?

– Честное слово, не знаю.

– Почему вы оказались в советском Берлине?

– Трудно перекатить на Запад наш дом, построенный еще дедом. Отец говорит: «Запад сам придет к нам».

– Вот как! Русские у вас бывают?

– Редко. Отец эти визиты не любит.

– Но все-таки бывают?.. Кто?

– Инженеры какие-то… Один даже в меня влюблен.

– Очень хорошо! – Зигмунд, отстраняясь, смотрел на Наташу.

– Что хорошо?

– Все хорошо, – неопределенно ответил Зигмунд.

К столу вернулись Альма с Арнольдом, и разговор оборвался.

– А, кажется, Арнольд прав. Претензии у меня появятся! – с притворным гневом сказала Альма. – О чем это вы тут так интимно беседовали? Я все видела.

– Зигмунд задал мне миллион вопросов.

– И все глупые? – воскликнул Арнольд. – Значит, какой же теперь счет? Миллион – ноль?

– У нас был серьезный разговор, – задумчиво сказала Наташа. – Очень серьезный.

– Зигмунд – и серьезный разговор? Не верю! – вскричала Альма.

«Кривляйтесь, господа, кривляйтесь! – думала в это время Посельская. – Вы прекрасно знаете, о чем должен был говорить со мной Зигмунд. Вы же специально для этого ушли танцевать…»

Больше в течение всего ужина Зигмунд не сказал Наташе ни слова. Она тоже не заговаривала с ним, понимая, что ей нужно быть предельно осторожной и терпеливой.

Ровно в час ночи Посельская встала:

– Друзья, извините меня, но мне пора.

Все начали уговаривать ее остаться.

– Я этого не допущу! – кричал Арнольд.

– Почему вы решили, будто вы единственный мужчина, с которым я знакома? – Наташа, подняв брови, насмешливо смотрела на Арнольда.

– Анна, вы портите нам весь вечер! – сердито сказала Альма.

Наташа, наклоняясь к ней, тихо сказала:

– Я ничего не могу сделать. У меня есть друг, и он ревнив, как все. Он сказал, что заедет за мной в час ночи. Можете быть спокойны: в течение недели я дам ему отставку – он уже порядком мне надоел и своими вздохами и своей ревностью.

– Позовите его сюда, – предложила Альма.

– Тогда будет драка… – Наташа засмеялась и серьезно добавила: – Этого делать не надо… понимаете, не надо… – И Альме шепотом: – Он – русский.

Посельская быстро распрощалась со всеми и ушла.

Через минуту из-за стола поднялся Зигмунд. Он догнал ее около гардероба. Подавая пальто, тихо сказал:

– О нашем разговоре никому ни слова.

– Разговора не было, – в тон ему отозвалась Наташа.

Зигмунд вместе с ней вышел на улицу. Автомашина мнимого друга Посельской стояла шагах в десяти от подъезда. Наташа остановила Зигмунда:

– Я дойду до машины одна, иначе мой поклонник устроит мне скандал. До свиданья.

Наташа подбежала к машине, быстро села в нее, и тотчас машина скрылась в темноте. Сидевший за рулем молодой человек в шляпе, по-американски сбитой на затылок, спросил:

– Как ты думаешь, он номер машины видел?

– Наверняка. Он был ярко освещен.

– Прекрасно. Все-таки я малость струсил, ожидая, что все они выйдут вместе с тобой.

– Ничего страшного не случилось бы. Ты бы сыграл роль молчащего от ревности поклонника – и все.

– А с другой стороны, неплохо было бы всех их развести по домам и узнать адреса.

– У одного из них есть своя машина, – сказала Наташа.

– А! Это, наверно, тот старичок «вандерер», что стоял у подъезда.

– Наверно.

– Я его на всякий случай сфотографировал… Посмотри, они за нами не едут?

Наташа оглянулась:

– Нет.

– Тогда домой!

Машина круто свернула в переулок.

Машину вел Владимир Субботин, которого после неудачи на коммерческом поприще, полковник Семин подключил к Наташе Посельской. С сегодняшнего дня он уже был русским инженером, обладателем холостяцкой квартиры, автомашины и поклонником Анны Лорх.

Наташа засмеялась:

– Воображаю, какой эффект вызвало у них мое сообщение, что у ресторана меня ждет русский! Впрочем, тот, кто провожал меня, был уже подготовлен. Я ему сказала раньше…

Рычагов забеспокоился, что Дырявая Копилка, опьянев, сорвет интервью с майором Хауссоном. Адрес, названный американцем шоферу такси, Рычагов не расслышал и теперь пытался запомнить улицы, по которым они проезжали. Это было нелегко. Такси мчалось очень быстро, а город уже окутывали ранние осенние сумерки. Путь оказался совсем не таким коротким, как говорил Стиссен: ехали двадцать семь минут. Дом, у которого остановилась машина, был обычным жилым домом, тесно зажатым с обеих сторон такими же зданиями. Отто Стиссен, который в дороге успел вздремнуть, встрепенулся, удивленно оглянулся по сторонам, потом, видимо, вспомнив, почему он здесь, молча вылез из такси и пошел к подъезду.

Рычагов, расплачиваясь, спросил шофера: