Со страхом он начал думать, что, возможно, она нашла эту дорогу раньше его, и что ночью, во время грозы, она ушла, спасая хотя бы одну из лошадей, когда он остался пешим и не способным догнать всадника. Он стал прикидывать, какое из направлений его мыслей может быть ложным, и побрел, прокладывая путь прямо через кусты. В полдень он добрался до первых камней. Он приложил все усилия, чтобы найти остатки течения, и не нашел ничего. Измотанный, он прислонился к дереву и вытер грязные руки о штаны, пытаясь привести мысли в порядок. Такое отчаяние овладело им, что он закричал от гнева и горечи. Невозможно, чтобы она была где-то рядом, иначе она услышала бы его, и бесполезно было звать ее по имени, зная, что ответом будет только тишина. Возможно, она двигалась где-то впереди него, найдя дорогу. Им необходимо достичь Абараиса как можно быстрее. Если молитвы слышны на небесах и помогают Моргейн, она сможет найти его. Он бы ждал ее сколько нужно у Врат Абараиса, спасаясь от людей, от Роха, от чего бы то ни было, до тех пор, пока будет жив…
Вдруг он почувствовал жуткую боль в груди. Горло болело, жар сжирал его. Ему и раньше случалось болеть в дороге, но тогда не боялся продолжать движение, полагаясь на силу лошади, которая несла его. Теперь можно было надеяться лишь на свои дрожащие мускулы, а неизвестные существа уже поджидали его падения под темной поверхностью воды. Вейни брел вдоль дороги, пытаясь найти хоть какие-то признаки земли, но затем решил: если Моргейн идет по следам Роха, то ему лучше вернуться назад. Он отломил изогнутую ветку дерева, обточил и окунул оба конца в грязь, оставив знак, который любой из Эндара-Карша мог прочитать: «следуй», и подписался знаком клана Нхи. Это сохранится до тех пор, пока воды не побегут опять. Еще он подобрал камень и сделал отметину на дереве, стоящем у тропы. Он стал придерживаться дороги, больше боясь потерять ее, чем быть обнаруженным.
Но наступил момент, когда силы его иссякли, у него вдруг перехватило дыхание. Он прислонился к дереву и присел, осторожно дыша, чувствуя, что его ребра словно бы сломаны. И страх опять стал переполнять его. Когда-нибудь он узнает, что же произошло с ней. Затем он опять встал на ноги и пошел дальше, уже ни о чем не думая. А потом было еще много таких моментов, когда он не мог понять, что с ним. Наконец он дошел до места, где канал заканчивался. Он в растерянности присел у края воды, пытаясь вспомнить, как боролся, чтобы не утонуть, и силы оставили его. Бессонная ночь полностью лишила его способности двигаться.
Вдруг на него упала тень, он услышал шуршанье ткани. С трудом придя в себя, он увидел босые ноги и кусок коричневой юбки. В следующий момент что-то ударило его по руке. Удар пришелся бы по голове, если бы его реакция не была достаточно быстрой. Он бросился на нападающего, придавил его весом, почувствовал человеческую плоть. Она присела, все еще пытаясь достичь его лица, но он держал ее на расстоянии. Джиран. Он понял это, когда вгляделся в ее лицо. У нее могли быть сведения о Моргейн. Но вдруг он испугался, что убил ее, и стал трястись в отчаянии.
— Где она? — спросил он неузнаваемым шепотом.
Джиран сопела и боролась, не переставая бормотать, что ничего не знает. Наконец он понял, что она говорит правду и, весь дрожа, разжал руки. Когда он выпустил ее из своих объятий, она рухнула на грязный берег, тяжело дыша.
— Я не знаю, не знаю, — продолжала она причитать сквозь слезы. — Я плыла до тех пор, пока не выплыла из течения. Вот и все.
У него появилась надежда, что Моргейн жива, потому что она умела плавать. Ведь девочка выжила, и он тоже. Встав на ноги, он поднял оброненный Джиран посох и с его помощью попытался нащупать дно. Глубина была ему по пояс. Ощупывая дно посохом, он перебрался на другой берег. Сзади раздался всплеск воды. Он повернулся и увидел Джиран, пробирающуюся через канал вброд, с юбкой, развевающейся по течению. Она боролась против течения, стоя в слишком большой для нее глубине. Измотанная, достигла берега и начала на него забираться.
— Отправляйся назад, — сказал он хрипло. — Иди домой, где бы ни был твой дом. И считай, что тебе повезло.
Но она продолжала карабкаться вверх по склону. Все ее лицо было в синяках, со свежими красными подтеками. Это сделала его рука. Волосы свисали прядями. Она достигла подножья холма и закинула волосы за плечи.
— Я иду в Шиюн, — сказала она, с трясущимся подбородком. — А ты иди куда хочешь. Это моя дорога.
Он глянул в ее переполненные слезами глаза, ненавидя ее упрямство, потерянный и отчаявшийся. Тишина вокруг и плеск бегущей воды могли кого угодно свести с ума.
— Если Абараис находится в Шиюне, — сказал он, — я тоже пойду этим путем. Но я не намерен ждать тебя.
— И не будешь ждать ее?
— Она придет сама, — сказал он и вдруг с невероятной поспешностью пошел прочь.
С посохом идти было гораздо легче, и он не хотел расставаться с ним, меньше всего заботясь о том, нужен ли он Джиран. Она шла босая, но боль его собственных ног, стертых намокшими сапогами, была еще хуже. К тому же он умудрился вывихнуть сустав. Он не подавал руки, чтобы помочь ей, непрестанно мучился от боли и был в отчаянии. И в течение этого долгого пути он все время думал о том, что у нее нет никакого повода желать ему добра. Если он бросит ее, то она сможет найти его спящим и сделать то, что уже пыталась. Он мог привязать этого ребенка к дереву и оставить на милость наводнения, но честь дай юйо запрещала ему поступать так с человеком. Иногда он смотрел на нее сверху вниз, желая, чтобы она вообще никогда не рождалась, а когда она смотрела снизу вверх на него, он начинал нервничать под этим упрямым взглядом. «Сумасшедшая, — думал он, — ее собственные родичи выгнали ее, потому что она сумасшедшая. Какая другая девчонка отважится пуститься в путь одна за каким-то чужим мужчиной?»
Но в конце концов он утратил бдительность и шел, уже не думая о том, что случилось. Усталость ослабила его ноги так, что он едва не валился без чувств. Джиран тоже еле держалась на ногах.
— Мы должны отдохнуть, — сказал он суровым голосом и так холодно, как только мог.
Обхватив девочку за талию и не обращая никакого внимания на ее яростное сопротивление, он стащил ее с дороги к корням деревьев, удобным для отдыха и не таким холодным как камни. Она дрожала.
— Я не причиню тебе вреда, — сказал он, — успокойся и отдохни.
На всякий случай все еще не отпуская ее, он прислонил голову к торчащему из земли корню и закрыл глаза, пытаясь немного вздремнуть. Она оставалась спокойно рядом с ним, и тепло их тел помогло им согреться.
Вейни проснулся от того, что у нее вырвался крик.
— Успокойся, — приказал он ей, — успокойся.
Он рефлекторно сжал руку, затем ослабил ее, и чувство усталости стало казаться даже исцеляющим, когда все ужасы оказались позади. Джиран смотрела на него, положив голову ему на грудь. И, встревоженный ее взглядом, он спросил:
— Есть ли кто-то, кто беспокоится о тебе?
Девочка не ответила. Тогда он понял, что она не поняла его вопрос.
— Мы должны были отослать тебя назад, — сказал он.
— Я бы не ушла.
Он поверил ей. Искренность в этом маленьком хриплом голосе была абсолютной.
— Ты сказала, что Хиюдж затопляется. Но это лишь предположение. Здесь ты могла утонуть с таким же успехом.
— Моя сестра уже утонула, — ответила она. — А я не собираюсь.
Дрожь пробирала ее, а глаза с ужасом уставились на что-то за его спиной.
— Хнот становится все сильнее, и луны, и приливы, а я не хочу видеть это снова. Я не хочу быть в Хиюдже во время этого.
Ее слова взволновали его, хотя он не понимал их смысла. Ужасные луны, при виде которых он, скорее всего, содрогнется.
— А Шиюн? — спросил он. — Может быть, там еще хуже?
— Нет, — ее глаза встретились с его. — Шиюн — это то, куда идет золото, где растут злаки, где никто не умирает от голода.
Он сомневался в этом, видя Хиюдж. Но он не задумывался о причине ее иллюзий, поскольку была вероятность, что никто из них так и не узнает правды.