— Я не понял. Ты бросаешь меня. — Несмотря на солнце его пробила холодная дрожь. — Что мы должны делать.

— Я остаюсь у двора этого мужчины, — тихо прошипела она. — В любом случае, Вейни, что бы это не означало, ты не должен возражать, ты понимаешь меня?

— Давай возьмем меч и пойдем через весь дворец пока не найдем его—. — Сердце превратилось в кусок льда. — Только это имеет смысл.

— Мы его никогда не найдем. Он может укрыться в воротах. Может оставить нас здесь. Разве ты забыл?

— Ты не можешь сражаться с ним, лио, во имя Небес, ты не можешь думать о—

— Я сделаю то, что должна сделать. И повторяю тебе: не делай ничего против него. Прошу тебя. Я не хочу помогать тебе в этом. Или мешать. Ты говоришь, что ты все еще илин. И помнишь клятву, которую принес мне. Очень давно я не просила у тебя ничего. И вот сейчас прошу. Ради меня. Ради тебя.

— Скажи мне, что мы должны сделать.

— Ради твоей клятвы. Ничего. Я все сделаю сама.

— И я скажу тебе — я отдам за тебя бессмертную душу и мое спасение — но если он захочет повредить тебе—

— Если дойдет до этого, я отдам тебе меч. И ты будешь владеть им. Ты должен будешь довериться Чи и остальным, если что-нибудь случится. Но, если любишь меня, сделай все, что я тебя прошу. Ты ведь любишь меня? Ты сделаешь все, что я тебя прошу?

Только теперь он сообразил, что именно она просит его, смысл ее просьбы. На мгновение он перестал дышать. Это не то, на что может согласиться мужчина, который любит женщину. Умереть за нее легче, чем согласиться оставить ее умирать.

— Да, — сказал он, потому что любое меньшее было бы предательством. — Да, я понимаю. И исполню клятву. — Он с неудовольствием посмотрел на своих товарищей, которые, возможно, ожидали предательства, потому что не понимали язык Эндар-Карша.

— Мы идем дальше, — сказала им Моргейн и отвела Сиптаха от воды.

— Куда? — спросил Чи.

— Разве я обещала, что буду знать? — ответила Моргейн и повела серого через двор-конюшню дальше, к пустым рядам.

— Все это совершенно бессмысленно, — сказал Хесиен. — Здесь должны быть слуги — или, хотя бы, служители. Где весь народ?

— Только небеса знают, — ответил ему Чи, и подумав, решил, что фраза вполне подходящая. В самом центре его сознания сидел рассерженный юноша, заблудившийся, как и он, в этом месте, которое управляло жизнью их обоих и уничтожило их семьи — и которое оказалось пустотой, к котором живет только эхо. — Сюда приходят благородные кел, — сказал он, обращаясь к леди, которая оказалась старой знакомой Скаррина. — Сюзерену служат Стражи. Что случилось с ними?

Она не ответила.

— Возможно он держит их где-то в другом месте, — еле слышно сказал Хесиен, бросив беспокойный взгляд на Чи.

Смерть, вот что сказала леди, молча; по меньшей мере в этом дворе должны стоять лошади, быть какие-то свидетельства жизни — Чи собрал рассеянные воспоминания взрослого мужчины, правда человека и испуганного—

Гаулт, его держали здесь, когда, похитив, привезли через ворота рядом со стенами. Гаулт помнил. Была ночь, и там были и другие, помимо него, слуги в черном, этот двор кипел жизнью, горели факелы, раздавались крики, а друзья Киверина волокли его, упирающегося и сопротивляющегося, к аду над этими стенами.

— Даже лошадей, — вслух сказал Чи-Гаулт-Киверин, обнаружив, что дрожит: ужасное чувство, как если бы под светом солнца все пошло наперекосяк, стерильная пустота, — нет даже лошадей. — Он ускорил шаг, потянув за собой чалого, которого вел на поводу, и схватил Вейни за руку. — Здесь было множество народа. А теперь нет даже лошадей. Что-то здесь не так. Это ловушка. Заставь леди выслушать меня.

Вейни вырвал руку. Мрачное лицо, быстрое подозрение и темная угроза. Обрезанные волосы упали на глаза и напомнили ему о прошлом, о многочисленных ужасных ошибках и плохих расчетах. Он покрепче сжал челюсть.

Но если и был в их компании осторожный и рассудительный голос, то он принадлежал этому Человеку, Чи верил в это: так говорил ему опыт мальчика и инстинкты Киверина, поражая его самого — и совпадавшего с тем, что говорил парень: этот человек всегда настороже, и всегда готов отложить в сторону все, что не касается насущных проблем.

Доверься ему, посоветовал парень. Расскажи. Остальное — его дело.

Парень, молча сказал Киверин, если и есть что-то, что лежит между нами, то только одно: раньше ты был полный дурак.

— Это все только ради нас всех, — сказал он вслух. — Я клянусь вам, Нхи Вейни, мы идем в ловушку. Каждый наш шаг — ловушка. Он опустошил это место. Даже лошади. Даже лошади. Я не знаю где.

— Ворота, — сказал Вейни, глядя вниз, на худое тело Чи, находившееся совсем рядом.

— В Теджос? — спросил Чи. — Или еще куда-нибудь?

Вейни бросил взгляд на Моргейн, которая с бледным и напряженным лицом шла перед ними к еще одним воротам в этом лабиринте.

— Все возможно, — сказал он.

Человек, который ныл, который повторял Моргейн одно и то же, не испарился.

Но человек с таким лицом и таким голосом никогда не говорил с ними…

… и не говорил иди с ним.

Убеди меня, что в этой вселенной есть что-то другое…где-то…

Более древний, чем катастрофа, сказала Моргейн о Скаррине.

И: не мерь человеческой мерой, не пытайся понять человеческой логикой. Это его собственный опыт.

Все глубже и глубже в западню уходила Моргейн, быстро, ведя за собой всех остальных…

Если бы только Скаррин исчез, если бы не шел перед ними, и запечатывал ворота позади, если бы они не уходили все дальше и дальше в свою тюрьму.

Сейчас он не задавал вопросов. Он понял, что она пыталась сказать ему во время пути — и его сокрушили ее доводы, он не мог мешать ей своим хорошо-обоснованным советом, глупыми надеждами и — прости Небеса — своим жгучем желанием, которое похитило здравый смысл и бросило его на ветер.

А какова моя роль, продолжал думать он, идя за ней. Без меня она поскакала бы прямо к Скаррину и осталась с ним; или прямиком в Морунд, попросила кел о помощи и с самого начала узнала бы намного больше того, чему научил нас юный Чи.

И, возможно, Чи остался бы в живых, а Гаулт остался бы Гаултом, союзником Моргейн.

— Скажи ей, — прошипел ему Чи.

— Она все понимает, — ответил он Чи и его убийце, — и лучше чем я. Лучше, чем любой из нас. Она дала вам возможность вернуться назад. Теперь слишком поздно.

Перед ними открылись очередные ворота. Вейни не удивился. Он уже давно ничему не удивлялся в этом месте. Эти привели их в само здание, в затененный зал, в котором могли быть не только призраки — но он уже давно сомневался, что в замке остался хотя бы один стражник или солдат, вообще хоть кто-нибудь, кроме самого Скаррина, владевшего силой ворот. Когда они вошли в зал, он был позади Моргейн, но внезапно послал Эрхин вперед, обгоняя Сиптаха, и не ожидая от этого ничего плохого.

Эрхендимская кобыла не пошла, но остановилась, смущенная, ее копыта выбили громкое эхо из полированного пола; зал поддерживали колонны, не такие огромные, как в Нейсирн Нейс, но тоже достаточно большие, сделанные из зеленого с черным камня.

В центре был приготовлен стол, уставленный кувшинами и блюдами с фруктами, хлебом, мясом и вообще всем, чем только можно.

Призрак Скаррина повис перед ними и доброжелательно приветствовал, улыбаясь в полный рот.

— Мои гости, — заговорил он, уже не так насмешливо. — Миледи Моргейн Энджурин, моя юная кузина, прошу вас, садитесь. Вы можете доверять моему столу. Конечно вы знаете это. И конечно вы можете оставить лошадей снаружи, а не в моем зале.

— Милорд Скаррин, — сказала Моргейн, — простите меня. В своих путешествиях я видела так много странных вещей и людей — и обнаружила, что люди совершают странные поступки по совершенно замечательным причинам: некоторые только потому, что могут, другие — просто развлекаясь. Я не знаю вас, милорд. Но я хочу сохранить моего коня, мои руки — и моих слуг. И я знаю, что друзья моего отца могут быть не менее сумасшедшими, чем некоторые другие, которых я встретила на своем пути.