— Отвечай. Скажи ему, что мы. Скажи, что мы пришли поговорить с ним.

— Он слышит нас, — хрипло сказал Чи. И, закрыв ящик и уронив руку. — Он запрещает использовать камень.

Какое-то время Моргейн молчала. Приказ Скаррина — ничто иное, как публичное унижение. Она отпустила поводья и взяла шкатулку с камнем.

— Он приказал нам, — сказал Чи, — идти в Мант.

— И рассчитывать на его снисхождение, — прошептал Вейни. — Среди всех этих камней.

— Это враги Шайена, — сказал Чи взволнованным грубым голосом. — И мои враги — при дворе — которые уничтожили мой Союз. Они совершили роковую ошибку: они думают, что вы мои пленники. Убить нас всех троих — вот что они хотели, и заслужить уважение Сюзерена — как этот лорд Хранитель. Только он должен спрашивать своих командиров — что делать. А сейчас его собственная голова почти на плахе. Они не возьмут на себя ответственность, побоятся. Я думаю, что они не нападут на нас. Во всяком случае сейчас.

— Так они только все потеряют, — заметил Хесиен. — Сюзерен может убить всех нас — а может и приблизить к себе. В любом случае, леди, мы сейчас в руках Скаррина, для добра или зла.

— Мы идем, — сказала Моргейн, — зная, что другого пути нет.

Она повернула голову Сиптаха к свету и поскакала к дверям.

Вейни ударил пятками по бокам Эрхин и послал ее вперед, заводной жеребец дернулся, тяжело подпрыгнул и поскакал вслед за кобылой. Мелькнула мысль: обрезать повод, он положил руку на клинок чести, а потом подумал опять — впереди огромное пространство, еще скакать и скакать, они выехали наружу через вторые двери и увидели отдаленные скалы, освещенные солнцем — далекие стоячие камни властвовали над всей голой пыльной равниной, лишь кое-где поросшей травой, это был каменный колодец, открытый небу, и, после холода Сейирн Нейс, жар солнца молотом ударил по нему.

На мгновение у Вейни закружилась голова — на мгновение Эрхин потеряла направление и не знала, куда скакать, пока он не схватил поводья и не пустил ее вслед за Моргейн. Чи и остальные обогнали их слева. Он прибавил ходу, чтобы не дать им слишком близко подскакать к Моргейн.

— Что будет, — наконец сказала Моргейн, — то и будет. Если Скаррин убьет нас, значит так тому и быть. — Она повернулась в седле и посмотрела назад. — Никто не последовал за нами, точно. Если он управляет воротами…

— Он всегда управляет воротами, — отозвался Чи слабым голосом. — Народ в Манте считает часы своей жизни, а другие торопятся сбежать отсюда. Так здесь живут. Это закон в Манте.

Лицо Чи вытянулось, стало бледным, как смерть, даже обычно бесстрастный Хесиен помрачнел.

— У нас есть родные, которые сумели выжить в Манте, — сказала Ранин. — Но мы не знаем, переживут ли они этот день.

Моргейн не ответила. Возможно она даже не слышала их. Она пустила Сиптаха ровной, пожирающей пространство рысью, которую с трудом поддерживали другие лошади, кроме чалого и Эрхин. Она глядела прямо перед собой, туда, куда лежал их путь; никакой дороги не было, только ряд стоящих камней, расположенных достаточно далеко друг от друга — обыкновенные камни, принесенные сюда при помощи силы ворот, не опасные, не те, которые правитель Манта мог бы использовать против них.

Насколько Вейни мог видеть, камни шли далеко, прямо к скалам, стенам этого каменного колодца.

Путь ссыльных. Врата Смерти. Враги Манта, если бы им удалось прорваться через Сейирн Нейс, оказались бы здесь, на голой равнине, над которой властвовали эти камни.

Здесь ссыльные Мант скакали к Сейирн Нейс, пересекали равнину, прекрасно зная, что обратно не вернуться, что они живут и умирают так, как захотят Скаррин и Мант.

Вроде как пересечь ладонь Бога, подумал Вейни; и поежился от холода богохульства, несмотря на раскалившуюся на солнце броню и пот, бежавший по нему от толчков кобылы, каждый из которых втыкал нож в его внутренности.

Камни измеряли расстояние: ровно сто пятьдесят два. Чи знал их количество. Они все знали. Число лордов, допущенных в совет. Они стояли, как молчаливые обвинители проклятых: безглазые, они смотрели на них, безротые — обвиняли их, стоя ждали, приветствуя вернувшихся ссыльных, которые хотели только увидеть Мант и вернуть себе тело или жизнь. Что именно — решат высокие лорды.

Взрослый мужчина должен думать о таких делах мрачно и решительно, как думали Хесиен и Ранин; думать о родственниках и друзьях, которые уже должны узнать, что их родич решил вернуться.

Но и их враги наверняка узнали об этом — как узнали и то, что леди удалось проникнуть к уху Скаррина, а потом, очень быстро, лорд Хранитель сообщил всем, кому осмелился сообщить, о том, что Хранитель Юга участвует в непонятной игре леди.

И все бросились плести интриги, чтобы сохранить то, что имели.

Кровь — потечет потоком; быть может уже течет, по самым далеким и неприметным связям, которые были у Союза Шайен, течет с того мгновения, когда некоторые силы в Манте узнали, что Киверин Асфеллас возвращается. Возвращается, чтобы отомстить за всех своих мертвых друзей, так он сказал — совершенной местью, разработанной за долгие годы ссылки; его враги умрут, пораженные той самой силой, которая правит всем при дворе.

Шайен, Союз Воинов, от которого остался он один. Это его знак был вытатуирован на родном теле Киверина над сердцем. Осталось совсем мало лордов, которые когда-то поддерживали его, почти никого. Но у высоких лордов есть телохранители и свои собственные источники слухов, и только дураков заставали врасплох — а он еще послал к ним гонцов из Морунда и Теджоса.

Наверно он все сделал хорошо. Жить или умереть — он все сделал хорошо, устремясь к невообразимой цели.

Но внутри него остался маленький удивленный голос, малыш уезжает все дальше и дальше от дома, и тоскует по тому, кто должен скакать рядом.

Эй, парень, печально сказал Киверин, мне тоже кое-кого не хватает. Этот день должен был увидеть Пиверн, пропади мы все пропадом. Это он должен был смеяться, видя, как лорд Хранитель пропустил их назад и уполз, спасая свою шкуру.

Мальчик не понимал того, что видел, и думал только о том, что они все ближе и ближе к воротам, которые, если захочет Сюзерен, могут выпить их в доли секунды, и что у леди есть имя, которое, как она верит, знает Скаррин.

Мальчик боялся, что леди, за которой он уже ехал когда-то, и мужчина, который предал его, — что они лгали ему с самого начала.

Да, я тоже боюсь этого, сказал он мальчику. Но у нас нет выбора, не так ли?

Никогда не говори с ним — гласит мудрое правило, никогда не общайся с тем, кто управлял этом телом до тебя.

Но этот не ушел. Он все еще здесь. Он смотрит на все, как будто хочет изучить его—

Большинство из них не хочет умирать.

Ты бросил меня волкам, расплакался малыш. Ты убил моего лорда.

Да, я так и сделал. А потом ты попытался убить меня. Что касается Ичандрена — я пытался спасти его. Всю эту кашу заварил Арунден — чтобы избавиться от соперника. А сейчас Арунден — пожива для воронов. Перестань распускать сопли, парень. Смерть — мы оба перед ее лицом. Весь мир таков. И вокруг нас не самая плохая компания, из тех, кого я знаю. Гаулт был лжец, Ичандрен все ему прощал, а Арунден вообще предатель с руками по локоть в крови. Проснись и посмотри вокруг себя, парень. Проснись и пойми, что мир, в котором ты родился, помойная яма Манта…

Почти нестерпимый жар солнца, блеск земли, облака пыли, которые поднимались вокруг них, долгий путь для усталых лошадей, и вкус крови после каждого толчка.

Чем дольше они медлят в этом месте, подумал Вейни, тем дольше лорд в Манте слушает советы других, меняет свое мнение, приходит к другим выводам — или какая-нибудь другая сила использует представившуюся возможность, берет силу Мировых Ворот Манта и обрушивает на стоячие камни Нейсирн Нейс.