– Оксана?! – воскликнул он. Ответом была тишина.

Он огляделся и окончательно проснулся. Вокруг темнота, откуда‑то ощутимо тянет прохладой. Игнат поежился. Он попытался вспомнить сон. Очень странный сон: хулиганы хотели напасть на Оксану – и ее спас какой‑то… “Нет, не помню!” Игнат встал и прошелся по камере. Чувство опасности не исчезало. Игнату показалось, что он не один в комнате. Он резко остановился и прислушался. Полная тишина окружала его. Она звенела, давила на барабанные перепонки. Игнат откашлялся, чтобы хоть что‑то Услышать, потом проговорил:

– Как тихо здесь.

– Да, – ответила темнота.

Игната словно холодной водой окатили. Он отпрыгнул назад, со всего маху врезавшись в дверь. Та отозвалась металлическим гулом. Игнат стоял около двери, широко распахнутые глаза до рези всматривались в темноту за решеткой. Сердце испуганно бухало в груди.

– К‑кто здесь? – спросил он и разозлился на свой дрожащий голос. Ответом была тишина. Комната погружена во мрак, и как Игнат ни вглядывался, ничего рассмотреть не мог.

Страх не желал уходить. Он давил на грудь ледяным покрывалом, трогал нервные окончания мышц, заставляя их подрагивать. Чем больше он всматривался в эту звенящую темноту, тем больше ему казалось, что темнота смотрит на него. Страшная, колышущаяся тысячами склизких щупалец, она смотрела на него и выбирала момент, когда лучше схватить и поглотить.

Игнат попытался отступить назад, но только сильнее вжался в сталь двери. Рука сама собой нащупала звонок рядом с дверью. “Мелодия! Боже, я забыл мелодию!” Сердце ухнуло вниз. В следующую секунду Игнат ощутил, что стоит рядом с дверью и панически жмет на звонок.

Стоп! Игнат! Он тут же представил, как дверь открывается, входит Григорий и говорит:

– Вы свободны. Но вас никогда не примут в секту “Рост”.

“Это будет поражение! Провал! Я не могу допустить такого! Не могу! Из‑за какого‑то видения, возникшего во сне! Я не допущу этого!”

– Я не допущу этого! – Игнат понял, что говорит вслух.

– Ты всегда разговариваешь сам с собой? – раздался голос из темноты.

На сей раз Игнат испугался еще больше, хотя ему казалось, что это невозможно. Он присел у двери, вжался в нее жалким комком, не в силах говорить и что‑либо соображать.

– Что с тобой? – спросил голос из темноты.

– Ты кто? – Игнат не смог долго сидеть в этой жалкой позе. Все‑таки он был журналистом, природное любопытство взяло свое.

– Я тот, от кого ты пытаешься убежать и от кого тебя желают спрятать за этой решеткой…

Из темноты раздался звон, словно по решетке ударили хрустальным бокалом.

– Пытаюсь убежать? – Как ни было Игнату страшно, но слова незнакомца удивили его.

– Все мы пытаемся бежать от чего‑то! – проговорил тот. – И у всех есть слабости! Считай меня набором своих слабостей!

– Но… – раскрыл рот Игнат. – Это какая‑то шутка? Может, это часть испытания?

– Может! – не стал спорить голос.

– Тогда что ты от меня хочешь?! – спросил Игнат.

– По‑моему, вопрос в другом! – хмыкнул голос из темноты. – Вопрос в том, что ты хочешь от меня.

– Я от тебя ничего не хочу! – закричал Игнат. – Я вообще не знаю, кто ты! Как я могу что‑то хотеть от тебя?! Ну разве что… покажись!

Последние слова Игнат сказал с замиранием сердца.

Незнакомец в темноте некоторое время молчал.

– А ты уверен, что хочешь этого? – спросил он наконец.

– Нужно же мне как‑то коротать ночь! – Игнат улыбнулся. Он перестал бояться незнакомца. Тот просто говорил и не пытался причинить вред.

– Ты бы мог петь песни! – неожиданно предложил голос – Все лучше, чем пытаться разглядеть свои слабости!

– Свои слабости? – удивился Игнат. – Так ты претендуешь на мое второе я?! Интересно будет послушать! – Что ж. Пожалуйста! Только не возмущайся потом, помни, ты сам попросил!

Незнакомец какое‑то время молчал. Игнату даже показалось, что голос – это плод его уставшего от одиночества мозга. Но прошло немного времени – и темнота за решеткой вновь заговорила:

– Во‑первых, ты слабенький! Даже с поблажками и натяжками ты очень слабая человеческая натура. Сам посуди!

Ты ленив, ты эгоистичен, ты постоянно гадишь под себя. Ты всегда предпочитаешь легкие пути и не желаешь замечать, что они ведут тебя в самую гущу дерьмовой кучи. Впрочем, туда ведут все легкие пути…

Каждое слово сопровождалось четкими и ясными образами. Игнат мгновенно перенесся из тесной, темной каморки в яркий, огромный мир.

“Ты ленив!”

Щелчок! Игнат лежит дома на диване и изо всех сил уговаривает себя заняться экзаменами. “Ну пожалуйста! Встань и займись делом! Ведь экзамены уже завтра!” “Нет! Я еще чуть‑чуть полежу, а потом встану и выучу все за пару часов!” – отвечает второе я! Вот еще пять минут! Нет, даже десять!.. Щелчок! Синей кляксой падает в зачетку “уд.”. “Ну и ладно! Не больно хотелось! Тем более что этот предмет неглавный! Пойду лучше пивка хлебну по поводу сдачи экзамена!” Игнат теряется в шумной толпе таких же, как он! И вот уже не толпа перед ним, а песчинки на пляже. Серые песчинки.

“Ты эгоистичен!”

Щелчок! Недовольное личико Оксаны. “Если ты вступишь в “Рост”, я буду тебя презирать!” И вот он здесь! Даже не позвонил. Перед глазами образ Оксаны, она обеспокоено ходит по комнате. Личико хмурится, руки нервно теребят карандаш. Она подходит к столу, берет в руки мобильник. Тихий звук нажимаемых клавиш… “Абонент не отвечает или временно недоступен!” Оксана вскакивает и вновь бежит по комнате.

– Так будет всю ночь! – шепчет голос над ухом. – Целую ночь она не сомкнет глаз, она будет беспокоиться, она будет ждать твоего звонка. Но ты не предупредил ее, ты не позвонил, ты не сказал, куда идешь! Но самое страшное не это! Зная все это, видя ее терзания, ощущая их, ты все равно поступил бы так, как поступил! Как бы ты ни любил ее, как бы ни лицемерил, себя ты любишь больше! Себя ты любишь искренней!

“Ты гадишь под себя!”

Игнат вскинулся. “Нет! Это чушь! Я всегда хожу в туалет… Он словно со стороны услышал эти слова и пристыжено умолк, так глупо они звучали.

– Итак, ты гадишь под себя! – неумолимо продолжал голос в его голове.

Щелчки слились в длинную череду. Полетела и разбилась прямо о тротуар пустая пивная бутылка; приятный вкус мороженого во рту и яркая клякса обертки, брошенная там, где он открыл мороженое; выброшенный в окно использованный презерватив; билетик, выскользнувший сразу по выходе из автобуса; блевотина, исторгнутая прямо посреди города с жуткого похмелья; порванный мешок с мусором, брошенный там, где это случилось. Картинка отдаляется, теперь видна панорама. Обширные свалки посреди города; ржавые баки, едва видные из‑под гор мусора; появляющиеся из‑под снега весной кучи мусора; разбитый асфальт, грязь и хлам во дворах. “И здесь мы живем?”

Картина мусорных куч вдруг закружилась, завертелась серым вихрем. Словно кто‑то огромный и могучий ударил по сложенной мозаике кулаком. Мозаика распалась на тысячи мелких кусочков. Игнат выдохнул с облегчением. Неприятно смотреть на такое. Но тут кусочки начали складываться в новую картину. Игнат замер, одновременно желая и страшась увидеть, что получится.

Больной, парализованный больной, который гадит под себя! Игнат вдруг осознал этот факт, словно он яркими буквами полыхнул в мозгу. “Как же я раньше этого не видел?! Я лежу в куче собственного дерьма и настолько привык к этому, что не замечаю. Уберут – хорошо, а если не уберут, – стало быть, судьба такая. Только вот парализованный больной болен телом, а я болен душой. Я могу сам встать и убрать эту гадость, могу однажды взять и прекратить гадить, но не делаю этого… Моя болезнь гораздо страшнее! А может быть, я уже не могу?! Может быть, я уже не могу не гадить?! Ведь тогда я стану слишком отличаться от всех остальных. Тогда я перестану быть серой песчинкой?!” А песок все сыпался и сыпался, занося больное, парализованное тело, лежащее на куче дерьма!