Когда я поднялась домой, то, спрятавшись за занавеской, выглянула в кухонное окошко. Во дворе гуляли мамаши с детьми, ребятня носилась по детской площадке, проезжали автомобили соседей, а пятачок перед подъездом уже пустовал.

Ведьмак уехал, и меньше всего я ожидала обнаружить его на пороге, когда неожиданно квартиру огласил настойчивый звонок в дверь. Опираясь рукой о косяк, Филипп тяжело дышал, как будто поднимался до одиннадцатого этажа по лестнице. Губы были крепко сжаты, а лицо заливала смертельная бледность. У меня нехорошо екнуло сердце.

– Можно войти? – хрипловато спросил он.

– Конечно. – Поспешно согласилась я. – Входи.

Вестич ворвался в нашу маленькую прихожую, как ураган. В гробовом молчании, сцепив пальцы на затылке, он замер в распахнутых дверях гостиной. Солнечный свет очерчивал контуры высокой, крепкой фигуры, и чудилось, будто вокруг ведьмака мерцает желтоватая аура. Его напряжение ощущалось даже на расстоянии.

– Филипп, – осторожно позвала я, разглядывая затылок парня, – что‑то случилось?

– Ты можешь не перебивать меня и просто послушать?! – раздраженно рявкнул он.

Я по‑глупому моргнула и огрызнулась:

– Не могу, потому что ты молчишь!

Вестич глубоко вздохнул и, сунув руки в карманы, повернулся. Мы смотрели глаза в глаза, а от дурного предчувствия у меня все сильнее подводило живот.

– Ты забыла свой браслет в Гнезде, – наконец, вымолвил Филипп и протянул знакомую веревочку с железными бусинами.

– Да, собственно, я его не забывала… – сморщившись, смущенно призналась я.

– Знаю. – Прожигая меня тяжелым взглядом, ответил тот. – Возьми! Это древний оберег, а не простое украшение.

– Отчего меня оберегать? – удивилась я, не желая даже прикасаться к подаренному Заккари украшению.

– От мертвецов, – последовал короткий ответ.

– О… – пробормотала я и поспешно скрестила руки на груди, не позволяя себе поддаться искушению и забрать шнурок.

Уходя – уходи. Сжигая мосты – не думай, что вернешься обратно. И не жалей. Оставляя подарок, я навсегда прощалась с семьей Вестич.

– Возьми! – с нажимом произнес Филипп. Подойдя, он силой заставил меня разжать руки и вложил браслет в ладонь.

– Ладно. – Я спрятала амулет в кулаке, чувствуя ледяной холод железных бусин. – Ты поэтому вернулся?

Парень молчал. На лице ходили желваки, как будто он был сильно раздосадован.

– Я так больше не могу! – наконец, резко произнес Филипп.

– В каком смысле?

– Все эти приятельские отношения… просто смех. Я пытаюсь сказать, что присутствие Заккари в твоем прошлом меня волнует гораздо меньше, чем отсутствие тебя в моем настоящем! Если на первое я плевать хотел, то от второго – подыхаю!

– Очень образно, – оторопев, пробормотала я и отступила на шаг. Ноги стали непослушными, а внутри завязался крепкий узел. Чувствуя, что прямо сейчас упаду, я присела на пуфик.

В фильмах мучительные для главных героев моменты нарезают короткими кадрами, накладывают грустную музыку, чтобы зритель проникся драмой, но не успел заскучать. К сожаленью, реальность – не кино, ее невозможно смонтировать. Каждый проклятый день, каждую бесконечную минуту после ведьмовства мне приходилось переживать с болезненной занозой, сидевшей в сердце. Однако я сознательно пошла на разрыв, потому что это было правильно, потому что хотела остановить вражду между братьями. Разве поступать правильно – это плохо?

– Саша, вернись. – В глубоком баритоне Филиппа прозвучали незнакомые умоляющие нотки. – Не знаю, что еще добавить.

– С признаниями у тебя явная беда, – отозвалась я, путаясь в метавшихся мыслях.

Ведьмак изменился в лице и побледнел еще сильнее. Вот уж не думала, что загорелый человек может так побледнеть!

– Честное слово, лучше бы ты сказала «спасибо»!

Растерянно оглядевшись, точно удивлялся, каким волшебным образом очутился в тесной прихожей, он направился к двери. Во мне что‑то сломалось: угасла решимость, растворилась непреклонность.

– Подожди! – дрогнувшим голосом остановила его я. – Назови хотя бы одну по‑настоящему стоящую причину, почему мы должны быть вместе.

Уже схватившись за дверную ручку, ведьмак помедлил. Острый, пронизывающий до костей взгляд пугал. Я не отвела глаз. Не в этот раз.

– Какую причину ты хочешь услышать, Саша? – тихо уточнил Филипп.

– Понятия не имею. – Я пожала плечами. – Это же твое признание.

– Я люблю тебя. Это стоящая причина?

Внутри появилась странная легкость. Наверное, если бы я подпрыгнула, то обязательно воспарила над полом, как воздушный шарик. Собственные слова прозвучали как будто со стороны:

– Самая стоящая…

Заключение

В коридоре общежития было людно. Ученицы закрытого английского пансионата торопились успеть на занятия до звонка. Непунктуальность считалась дурным тоном, а за дурной тон в школе строго наказывали: заставляли мыть полы в столовой или же отправляли в прачечную помогать смотрительнице.

Темноволосая Мари, одетая в школьную форму, распахнула дверь в одну из спален. Обстановка в комнате царила спартанская: казенная мебель, плакат известного английского певца на стене (послабление перед школьными правилами), идеальный порядок.

Из окна пятого этажа был отлично виден школьный двор, выложенный потемневшими от сырости плитками, а за высокой каменной стеной расстилались изумрудные холмы. Небо, как всегда, хмурилось, собираясь посыпать окрестности дождем. Даже не дождем, а мелкой пудрой, прозрачными бусинками оседавшей на волосах и одежде.

За столом, перед раскрытым лэптопом, сидела девочка и что‑то быстро печатала. По экрану бежали узкие строчки, незнакомые русские буквы выстраивались в слова.

– Снежа, мы уже опаздываем! – позвала Мари и подтянула съехавший с колена полосатый чулок.

– Не важно, – отозвалась девочка. В ее речи слышался резковатый славянский акцент, обычно оскорблявший слух добропорядочных британцев. – Сейчас письмо допишу и пойдем.

– Уже десятое, – заметила англичанка и мечтательно вздохнула: – Жаль, что ему нельзя отвечать. Так и представляю, чтобы он тебе написал!

– Я бы никогда не стала тебе переводить его письма! – с раздражением фыркнула Снежа.

Безответные послания своему парню, живущему в далекой и непонятной России, она писала каждую неделю. Филипп был гораздо старше возлюбленной, к тому же приходился ей сводным братом (конечно, ничего криминального или мерзкого – парня усыновил дядька Снежаны). Родители девочки отослали ее в Англию, дабы прекратить скандальный роман, и теперь парочка скрывалась ото всех на свете. Их чувства находились под запретом.

Снежа пощелкала мышью, отправляя электронное послание. Окно свернулось, и на экране появилась фотография потрясающе красивого брюнета с удивительными синими глазами. От загадочного взгляда из‑под полуопущенных ресниц даже у Мари сжималось маленькое сердечко. По ночам, прежде чем заснуть, она фантазировала, что Филипп влюблен именно в нее и мечтала увидеть парня своей мечты вживую.

– Ты уверена, что он сможет приехать за тобой перед каникулами? – любуясь лицом брюнета, зачаровано спросила Мари.

– Конечно. – Соседка захлопнула крышку лэптопа. – Он обязательно заберет меня из этого жуткого места, и мы сбежим на другой конец света. Куда‑нибудь на острова! Филипп любит острова.

Девочка повернулась на стуле и тряхнула длинными светло‑русыми волосами. Мари каждый раз изумлялась, как сильно изменилась внешность соседки. За считанные дни из простой дурнушки та превратилась в настоящую красотку.

На губах Снежаны играла загадочная улыбка, а в пронзительно синих, колдовских глазах, светилось нетерпеливое предвкушение счастья.