– А что сам Кайяс, неужели ничего не видит?
– Солдаты говорят, что великий герцог ждёт большой битвы, где он задавит ассиров массой своих войск. Сейчас он дальше к востоку, в Тайресе, и чуть ли не каждый день высылает к королевским войскам своих герольдов с вызовом и указанием места грядущего сражения. Из всего этого складывается впечатление, что в детстве он начитался рыцарских романов и считает, что всё будет по старинке очень просто.
– Действительно, плохи дела, – буркнул я.
– Вот я и говорю, что надо возвращаться в Йонар. Со дня на день ассиры перейдут в наступление, ударят по нашим флангам и, пробивая коридоры вдоль гор, отсекут нас от перевалов через Маир. Были бы деньги, я бы уже сегодня отсюда ушёл, но их нет, и остаётся только ждать помощи от Плетта.
– Деньги есть, – я кивнул назад, на свой рюкзак, – так что сейчас мои трофеи реализуем, купим лошадей – и в путь.
– Сегодня уже не получится, скоро ночь, и нас за ворота не выпустят, а в поле конные дозоры, которые двух подозрительных всадников могут как вражеских шпионов подстрелить.
– Значит, утром двинемся.
Альера помолчал, посмотрел на меня и спросил:
– Ты не в обиде, что я тебя тогда у храма оставил?
– Нет, дружище. Я всё понимаю. Ты прискакал к святилищу, а тут нападение ассиров, и от тебя уже ничего не зависело.
– Именно. – Виран похлопал по моему рюкзаку: – А у тебя как всё сложилось?
– Нормально. – Я решил выдать другу официальную версию своей истории, которую излагал контрразведчикам и буду рассказывать Плетту и барону Каиру. – Старый жрец помер, а тут ассиры. Немного повоевал, а после крестьянский парень меня в горы вывел. Попробовал самостоятельно выбраться, не получилось, и я прибился к партизанам. Две недели с ними по горам бродил, с горной пехотой встречался, с егерями, рейдерами и ещё не пойми с кем. В итоге я здесь, жив и здоров, а в рюкзаке есть немного трофеев.
– Ну да, – хохотнул друг, – ты без добычи не возвращаешься.
За разговором, смеясь и улыбаясь, мы вошли на окружённую деревянным палисадом территорию большого армейского лагеря, где находилось около одиннадцати тысяч воинов. Из всей этой массы только 5й полк лёгкой кавалерии великого герцога Канима, 17й имперский пехотный полк, 3й дивизион БМ школы «Трансформ» и жреческий полевой госпиталь были организованы и готовы к войне. Все остальные подразделения являлись феодальным ополчением, добровольческими формированиями и отрядами наёмников, которые, конечно, в большинстве своём вояки неплохие, но все эти соединения необходимо держать жёсткой хваткой и постоянно готовить к грядущим боям, а иначе никаких побед Первая ЮгоВосточная армия иметь не будет. Прогулявшись по лагерю, я пришёл к выводу, что Альера прав. Если ассиры перейдут в решительное наступление, – из допроса взятых во время горного похода врагов я знал, что сил у королевских генералов на этом направлении много, – нам всем придётся туго. А раз мы не в состоянии ничего изменить, поскольку не являемся генералами или полковниками, то надо уходить отсюда, и чем скорее, тем лучше. Война пойдёт своим чередом, а у нас с Вираном несколько иные планы.
Вскоре мы оказались в месте, где расположились маркитанты, скупщики трофеев и походнополевые бордели. Покружили там и посмеялись над незадачливым наёмником, который не смог расплатиться за услуги проститутки и отдавал бордельмамам в залог свой меч. В винной палатке выпили по кружечке неплохого портвейна и закусили жареной кониной. А после всего этого, из разговоров вокруг уже зная, к кому обратиться, мы вошли в просторный полосатый шатёр, где чернявый, похожий на цыгана кучерявый мужик в яркокрасном халате, судя по всему этнический арзумец, занимался скупкой военной добычи.
Излишних разговоров не было. Я выложил перед торговцем трофейные камни, украшения и неиспользованные свитки Исцеления из храма Бойры. Он предложил за всё сто семьдесят иллиров, но я немного поторговался и довёл сумму до двух сотен. Все остались довольны, и ещё через полчаса, заплатив за пару добрых лошадей десять монет и обзаведясь небольшим запасом продовольствия, неплохими кожаными доспехами и щитами, мы были готовы выступить к горным перевалам. Но ворота лагеря уже были закрыты, и на них стояли имперские пехотинцы, с которыми договориться было нельзя. Пришлось нам ещё одну ночь провести в армии.
Мы прибились к одному из легкоконных наёмных йонарских отрядов, который назывался «Лихая сотня», где нас приняли как своих собратьев по ремеслу и земляков. Вечер прошёл неплохо, мы разделили с воинами хлеб и вино, много разговаривали, вспоминали Йонар и переночевали подле их костров. А с утра, лишь только открылись ворота, оседлав лошадей, мы выехали из укрепления и в поле перед нами увидели боестолкновение конных отрядов. С одной стороны были кавалеристы Канимов, около двух сотен воинов, а с другой – порядка трёхсот ассиров. Сотни маневрировали, сталкивались, обменивались арбалетными болтами и стрелами, топтали конями упавших в грязь раненых, взбадривали себя воинственными кличами, рубились и ждали подкреплений, которые выходили на поле боя. Из нашего лагеря выметнулась кавалерия Канимов, пара сотен наёмников и около полусотни дворян, а с вражеской стороны, огибая изгородь фильтрационного лагеря, в котором находились очередные беженцы и некоторое количество солдат, появилось не менее четырёх полков лёгкой кавалерии.
Глядя на всё происходящее перед нами, Альера сказал:
– Кажется, мы опоздали. Ассиры пошли на прорыв.
– Наверное, ты прав, – согласился я. – Путь перекрыт. Возвращаемся.
Нам пришлось вернуться в лагерь. Оставив наших верховых в конюшне, отправились на палисад, откуда стали наблюдать за боем, одновременно прислушиваясь к разговорам вокруг нас. Самый интересный и содержательный вели между собой командир наёмников капитан Раин, приземистый крепыш в простой кольчуге, и седоусый лейтенант имперских пехотинцев по фамилии Айк, который от разведчиков, проскочивших в лагерь, коечто знал о том, что происходит вокруг и откуда взялись ассиры.
Ветераны говорили медленно и степенно. Они скрывали своё волнение и старались выглядеть спокойными и уверенными в себе. Но мне было заметно, как капитан прикусывал губу, а рука пехотинца, которая крепко сжимала рукоять корта, была белее, чем обычно. Офицеры волновались, и было отчего. Ассиры ударили по армии Кайяса всеми своими силами, которых у них было не меньше, чем под рукой великого герцога. Но в отличие от наших войск вражеские полки не были рассеяны, действовали слаженно и имели немалый боевой опыт. Результат их наступления был очевиден. Два конных клина с левого и правого флангов, в каждом из которых было около двадцати тысяч всадников и большое количество магов, вчера ударили вдоль Маирского хребта в направлении на тракт Устио – Кемет. За одну только ночь они прорвали оборону остверов, разгромили несколько конных полков, прошли порядка сорока километров и теперь оказались здесь.
Что делать? Вопрос, как говорится, на засыпку. Почти вся кавалерия в поле, а в лагере наготове только имперская пехота. Единого командования нет, каждое подразделение само за себя. И куда ни кинь, всюду клин. Но ясно одно, что если нас отсекут от тракта, то вся армия попадёт в окружение, не сможет собраться в кулак и прорваться к перевалам и укрепрайонам на них, где расквартированы дружины графа Устио.
Словно вторя моим размышлениям, Раин спросил лейтенанта:
– Ну и как ваш полковник поступит?
– А я знаю? – усмехнулся пехотинец. – Его только две недели назад из столицы прислали. По виду нормальный мужик, хоть и франт, а как себя в бою поведёт, могу только гадать. Многое будет зависеть от решения командующего армией. Если он сообразит, что необходимо всё бросать и идти на прорыв, то хотя бы часть полков спасётся, а если будет корчить из себя великого полководца и рыцаря, то к вечеру колечко вокруг нас замкнётся намертво.
Со словами лейтенанта нельзя было не согласиться, тем более что вражеских кавалеристов в поле становилось всё больше, а наша конница, которую оттеснили от лагеря, отступала. И после её ухода в не очень надёжном укреплении оставались только имперцы, маги со своими монстрами, госпиталь, проститутки с маркитантами и куча полупьяного сброда, который продолжал бухать и, потрясая мечами, выкрикивал угрозы в сторону противника. Мы встряли в неприятности, сомнений в этом не было, и первоочередной задачей стало дожить до вечера.