– Илья, присмотри за ним! – приказал Лавренев старшему лейтенанту Копылову.
– Я с вами поеду, – решительно заявила Лариса.
– Зачем? – не понял Лавренев. – Камеры у нас отдельно – мужские и женские. Все равно в одну вас не закроют. Лучше уж оставайтесь дома. Понадобитесь, мы за вами приедем и камеру вам подберем почище, без окурков в углу, не переживайте.
Антон обернулся и резко сказал:
– Никуда ты не поедешь. Я тебе поручение дал. Звони по этому номеру и рассказывай все, начиная со вчерашнего вечера. Упомяни про подобные случаи вообще, раньше. Еще скажи…
– Кому говорить? Кто там ответит?
– Не знаю. Это телефон отдела. Кто отзовется, тому и говори.
– А номер у тебя откуда?
– Сам в голову пришел. Понятно?
– Понятно.
– Я знаю, что говорю. Делай так, как я сказал. – Он прошел в комнату и стал одеваться.
Старший лейтенант Копытов с расстроенной физиономией смотрел за ним.
Когда Антон уже совсем собрался, он не выдержал и спросил:
– Слушай, парень, что ты там про взятку, про арест, про закрытое дело говорил?
– Все, что увидел, то и сказал. Готовь лапы под наручники, старлей. Я не смогу тебе помочь.
Капитан Лавренев подошел к ним и помешал старшему лейтенанту задать следующий вопрос, который у него уже был готов.
– Руки, задержанный!.. – потребовал капитан.
Антон послушно выполнил команду, и наручники защелкнулись.
Первым из квартиры вышел капитан Лавренев. За ним шагал Антон Денисов. С двух сторон от него и немного позади держались Копылов и молоденький лейтенант с водянистыми глазами. Классическая схема.
Когда они спускались, в подъезде никого не было.
«Вот и хорошо, – решил Антон. – А то подумают люди невесть что про новых жильцов. Еще накапают соседи хозяевам квартиры. Те ведь нас выселить могут. Не каждый день арендаторов выводят в наручниках».
Но на сей раз соседи прозевали такое важное событие. На скамейках у подъезда никого не было. Летом, в хорошую погоду, они представляли собой полигон, на котором оттачивали языки местные старушки. Теперь их, видимо, дождем смыло.
Зато полицейская «Газель» стояла прямо против подъезда. Антона приподняли и посадили туда. Голову, как в американских детективах, при этом жестко придержали, чтобы не ударился и не сказал потом, что его в полиции избивали, заставляя дать ложные показания.
Это обстоятельство капитан Лавренев пояснил в ответ на недоумение, вслух выраженное Антоном.
– А что, часто бьют? – прозвучал естественный дополнительный вопрос.
– А как без этого с вашим братом общаться! Надо бить сильно, больно, но аккуратно. Нас этому обстоятельства хорошо научили.
Антон понял, что его уже начинают запугивать, оказывать давление, пока еще маленькое, но очевидное.
– А адвокат мне полагается? – спросил он с весельем в голосе, пришедшем неведомо откуда.
– Полагается. Предоставим. У нас их много. А когда подозреваемого бьют, адвокат в туалет выходит. Это общепринятая практика.
– Лариса уже дозвонилась, – заявил Антон и улыбнулся.
Он уже знал, что будет дальше, вернее, видел все точно так же, как минувшим вечером – трагические события на дороге. Все вместе, без разделения на факты и эпизоды, каким-то монолитным блоком. Антон уже сам разделял его в хронологическом порядке.
Это время суток оказалось вполне удачным для поездок по Москве. Машин на дорогах было немного. Полицейская сирена и проблесковый синий маячок, включенные водителем, казались арестанту излишествами. И без них можно было ехать на приличной скорости.
– На следующем перекрестке правительственный кортеж проследует. Скажите водителю, чтобы притормозил. Они нас не пропустят, – подсказал Антон.
Водитель услышал его и сам сбросил скорость. Кортеж и в самом деле проследовал. Спереди и сзади него тоже держались машины с проблесковыми маячками и сиренами.
– Кого везут? – спросил капитан Лавренев.
– Никого. С техобслуживания в гараж машины перегоняют, – ответил Антон.
Старший лейтенант Копылов сидел рядом с водителем. Он опустил голову и вообще ничего не слышал и не видел.
До отделения полиции они добрались через тридцать минут. От машины до дверей шли в том же порядке, что и прежде, перед отъездом. На крыльце стояли люди. Как гражданские, так и в форме, в том числе несколько омоновцев.
Лавренев уже открыл дверь, когда кто-то со стороны позвал:
– Копылов, Илюша!..
Старший лейтенант шагнул в ту сторону. Ему сунули какую-то бумагу, согнутую пополам. Он взял лист двумя руками, раскрыл, и тут же на его кистях защелкнулись наручники. По бокам у старшего лейтенанта сразу встали два омоновца. Точно так же, как сам он только что стоял позади Антона.
Капитан Лавренев остановился, желая выяснить ситуацию, но не удержался и посмотрел на Денисова.
Тот заранее знал о том, что сейчас произойдет, и заявил:
– Что и требовалось доказать. Как я и обещал!..
Лавреневу этого было мало, но к нему тут же подошел какой-то человек в гражданском, показал ему развернутое удостоверение и представился:
– Подполковник Скоков, служба собственной безопасности главка. Как нам пройти в кабинет старшего лейтенанта?
– Зачем?
– Я должен вам предъявлять ордер на обыск?
– Дежурный вас проводит, товарищ подполковник. Я пока с задержанным занят. Извините.
Старшего лейтенанта Копылова увели первым. Придержали дверь, да и голову тоже. Наверное, по той же причине, чтобы не разбил себе лицо. На Антона Копылов посмотрел с такой лютой ненавистью, будто тот сдал его службе собственной безопасности МВД или, по крайней мере, лично всучил ему взятку.
Антон в ответ только пожал плечами. Он развел бы руки, если бы не браслеты.
Устас привел рядового Николаева на кухню, угловое помещение с окнами на две стороны. Посреди нее лежал толстый палас, свернутый вдвое. Рядовой Николаев был военным разведчиком. Войдя в дом и увидев на кухне такой ковер, он сразу решил, что тот что-то прикрывает.
Палас на кухне, где что-то жирное и липкое запросто может упасть на пол или пролиться, – это нонсенс. В нормальных домах так не бывает. Тем более что палас явно дорогой, толстенный. Пленнику сразу стало понятно, что он усиливает звукоизоляцию.
Садист показал на люк в полу, рядом с паласом, жестом показал рядовому Николаеву, что тот должен делать. Вниз вела лестница, крутая, на которой в темноте запросто можно было бы и ноги сломать. Пленник разглядел сверху, что под ней, в полу был еще один люк.
Алексей не спешил спускаться.
– Устас, а что, у тебя жена всегда так ходит? – поинтересовался он.
Садист не сразу ответил на вопрос.
– Как ходит? – испуганно проговорил Устас и глянул на дверь кухни.
Нет ли там Адины?
Наверное, она держала мужа в страхе, хотя как-то не похоже было, чтобы часто била. Манеры у нее не те. Да и он не похож на мужика, которого постоянно колотят.
– Как плавает, – пояснил Алексей. – Стояла в коридоре, на нас смотрела, и нет ее. Не шагала вроде бы, а исчезла.
– Когда стояла? – спросил Устас.
– Сейчас. Когда ты меня вел. Ты же видел ее, шаги перед ней замедлил. Она со мной разговаривала.
Садист выглядел полным дураком. Он был напуган и растерян, однако, как показалось Николаеву, совсем не удивлен. Похоже было, что в этом доме всякие странные события стали обычным явлением. Хозяин дома давно уже этому не удивлялся, принимал все как должное.
– Не было ее там. Хватит зубы мне заговаривать! Спускайся!..
Алексей ничего не понял, но отлично знал, что находится в здравом уме и твердой памяти, отдавал себе полный отчет в том, что только что разговаривал с Адиной. Солдат почти слово в слово помнил все, что она сказала.
Так что же садист? Он вообще в своем уме? Не мог же он ее не увидеть и не услышать! Кстати, это же запросто можно проверить.
– А дочь твоя, Бурлият, она что, от рождения слепая или с ней случилось что-то? Заболела?