Лишь на третье утро адмирал сам отправился с отобранными людьми на галион, чтобы обыскать его как следует. галион оказался плавучей сокровищницей. На нем были найдены четырнадцать сундуков с серебряными монетами, восемьдесят фунтов золота и тысяча триста серебряных слитков, не говоря уж о драгоценных камнях и экзотических товарах. Всего, как подсчитал Дрейк, захваченный груз оценивался в четверть миллиона фунтов стерлингов, т. е. в сто раз превышал затраты на снаряжение экспедиции Дрейка. Один из современных исследователей полагает, что при переводе этой суммы в сегодняшний масштаб цен груз можно оценить более чем в пятьдесят миллионов долларов.
Когда обыскивали личное имущество членов команды, в сундуке испанского кормчего обнаружили две серебряные чаши. Увидев их, Дрейк сказал испанцу: «У вас две чаши. Одна из них может мне пригодиться». Кормчий поклонился и передал чашу лакею Дрейка. Адмирал кивнул и обратился к следующему сундуку.
В тот же день Дрейк делил добычу среди матросов — каждому по кубку, полному серебряных монет. Он вручил по тридцать монет и каждому из испанцев. Но чашу кормчему все-таки не вернул.
Любопытно, что местные испанские чиновники извлекли из грабежей Дрейка немалую выгоду. Если суммировать доклады, посланные из Америки в Испанию, то окажется, что Дрейк награбил там двести сорок тонн серебра. Английские документы называют куда более точную, хотя и немалую, цифру, — двадцать шесть тонн. Остальное серебро, списанное за счет Дрейка, осело в мешках испанских чиновников и торговцев. Кстати, никому при испанском дворе почему-то не пришло в голову, что погрузить двести сорок тонн серебра в корабль водоизмещением в сто тонн значило по крайней мере трижды его потопить.
На радостях Дрейк отпустил галион. Он вообще похвалялся тем, что не пролил кровь ни одного испанца, за исключением тех, кто погиб в честном бою. И хотя испанцы называли его драконом, известия о его благородстве в обращении с пленными стойко живут и сегодня, особенно в английской литературе. Однако, если обратиться к судьбе десятков испанских кораблей, захваченных и ограбленных Дрейком, нетрудно увидеть, что Дрейк был не менее жесток, чем другие пираты, лишь умнее и хитрее. Он выработал остроумную процедуру обращения с захваченными кораблями: приказывал рубить у них мачты и отправлял их плыть по воле волн. Нет, он не трогал испанцев — пусть их бог о них позаботится. И неуправляемые корабли погибали в первый же шторм, или разбивались о скалы, или их уносило в океан…
Дрейк еще не был пресыщен добычей, но уже думал о том, как довезти ее до дому. Задержав корабль Франсиско де Зарате, двоюродного брата могущественного герцога Медины, он оставил тому не только знаки ордена Сантьяго, но и почти весь остальной груз, забрав лишь китайский фарфор и шелк. Извинившись за изъятие, Дрейк объяснил, что берет эти вещи для жены, которая очень просила его привезти китайский фарфор. Затем Дрейк и испанский вельможа обменялись подарками и разошлись.
По воспоминаниям Зарате, Дрейк был весел, хотя и прихрамывал из-за того, что в ногу попала пуля из испанской аркебузы. «Все люди Дрейка перед ним трепещут, — писал позднее Зарате, — и, когда он проходит по палубе, они приближаются к нему, лишь сняв шляпу и склонившись в поклоне до земли… С ним на корабле едут девять или десять кабальеро, все из знатных английских родов, но ни один из них не смеет надеть шляпу или сесть в его присутствии до тех пор, пока сам Дрейк их об этом не попросит. Ест он на золоте, и при этом играет оркестр». Вряд ли Дрейк годами поддерживал подобный декорум на маленьком корабле. Вернее всего, это была часть представления, до которых Дрейк был большой охотник. Надо полагать, что «кабальеро из знатных родов» надевали шляпы, как только очередной испанский вельможа покидал борт «Золотой лани», а матросы переставали кланяться до земли. По крайней мере никто из спутников Дрейка о таких обычаях не пишет.
У берегов Мексики Дрейк отпустил трех испанцев, бывших у него в плену, а также лоцмана да Силву. Тот уходить с «Золотой лани» не желал, полагая, что лучше плен на английском корабле, чем застенки испанской инквизиции. Но Дрейк был непреклонен. Высадка пленных была частью его плана: эти люди должны были рассказать испанцам, что Дрейк намерен повернуть обратно и идти домой через Магелланов пролив. Правда, да Силву он в этом не убедил. Попав, как он того и опасался, в руки инквизиции, да Силва под пытками сказал, что, по его мнению, Дрейк хочет сначала пройти к калифорнийским берегам в поисках пролива между Калифорнией и Америкой, а потом повернуть к Молуккам. Но ни Силве, ни некоторым другим авторитетам, которые склонялись к той же мысли, испанские власти не поверили, и главный заслон ждал Дрейка у чилийских берегов.
Среди тех, кто думал так же, как да Силва, был Луис де Валаско, сын одного из прежних вице-королей Перу. Он настойчиво уговаривал современного ему вице-короля немедля послать корабль на Филиппины, чтобы предупредить о возможном появлении Дрейка и перехватить его там. Главное, уверял молодой вельможа, не дать Дрейку вернуться в Англию с испанским золотом и знанием новых путей. Он просил послать письма и на Молуккские острова, чтобы там тоже были готовы к приходу Дрейка.
Вице-король высмеял де Валаско, и тот в возмущении послал подробный доклад обо всем королю Филиппу. Король оказался дальновиднее вице-короля. Он тут же обратился к своему дяде, королю Португалии, с просьбой усилить эскадру на Молукках и не пропустить Дрейка. Но было поздно. Когда запечатанные королевскими печатями конверты поступили по назначению, Дрейк уже был вне пределов досягаемости.
Есть основания полагать, что из-за ухудшившегося состояния «Золотой лани» Дрейк хотел отказаться от визита в Калифорнию и поспешить напрямик к Молуккам. Но, отойдя от южноамериканских берегов, англичане долго не могли поймать попутный ветер, и Дрейк решил последовать советам испанских карт и направиться к северу в поисках пассата. Несколько недель «Золотая лань» шла на север среди налетавших холодных шквалов, пока наконец усилившаяся течь не вынудила ее повернуть на восток.
17 июня 1579 года показался берег, и Дрейк бросил якорь в тридцати милях от современного Сан-Франциско. Белые обрывы бухты (ныне бухта Дрейка) напомнили адмиралу берега Дувра. Осмотрев корабль, он увидел, что придется вытаскивать его на сушу и чинить как следует. На пустынном берегу Дрейк велел соорудить вал, а за валом поставить палатки из старых парусов. Пять недель чистили днище корабля, латали его, меняли такелаж и заодно занимались дипломатией, поскольку оказалось, что берега эти населены индейцами, которые еще не встречались с европейцами и не успели составить о них отрицательного мнения.
Почтение, которое индейцы оказывали Дрейку, прибывшему на «орле с белыми крыльями», как они называли «Золотую лань», вызвало у английского пирата суеверные опасения. Чтобы развеять чары, в случае если поведение индейцев — козни дьявола, Дрейк приказал священнику Флетчеру прочесть молитву. К удивлению индейцев, белые люди опустились на колени, а потом стали хором петь. Этим они привели индейцев в восторг. Те пытались подпевать им и впоследствии часто требовали, чтобы Дрейк спел им что-нибудь. Петь для них адмирал не стал, но зато убедился, что дьявол здесь ни при чем, и успокоился.
Через несколько дней индейцы устроили торжественную церемонию, во время которой поднесли Дрейку головной убор из перьев и ожерелье из раковин. Таким образом они возвели его в ранг вождя племени, справедливо полагая, что такой могущественный вождь — полезное приобретение. Дрейк же счел, что индейцы передают свою страну под покровительство английской короны, принял знаки власти и обещал, что королева, которую он здесь представляет, с благодарностью присоединит эти земли к своим владениям. Так как стороны остались в неведении относительно действительных взаимных намерений, то все были крайне довольны. Когда ремонт был закончен и англичане собирались покинуть гостеприимную страну, Дрейк дал ей название «Новый Альбион», а также, как пишет Флетчер, «установил монумент в память нашего здесь пребывания, а именно плиту, прикрепленную к большому столбу, на которой он выгравировал имя Ее Величества, день и год нашего прибытия и слова о переходе провинции и ее людей под длань Ее Величества». (В тридцатых годах нашего века эта плита, давно ставшая частью легенды о Дрейке, была найдена случайным прохожим на одном из калифорнийских холмов.)
