– Мистер Хоган, – спросил Джимми, зажав трубку ладонью. – С кем вы говорили наверху?
– С Кипни.
– Сержанта Кинни, пожалуйста.
Маршалл начал терять терпение:
– Дай мне, по крайней мере, ключ от решетки. Должна же она знать, что я здесь.
Джимми протянул ему ключ. Сержанту уже приходилось сталкиваться с Маршаллом Хоганом.
Насмешливые приветствия градом посыпались из камер вместе с пустыми сигаретными пачками. Маршалл старался как можно быстрее найти нужную ему камеру.
– Эй! Крюгер, я знаю, что ты где-то тут!
– Иди сюда, Хоган, помоги мне выбраться! – послышался раздраженный и полный отчаяния женский голос в дальнем конце отделения.
– Подними руку и помаши мне, что ли, дай какой-нибудь знак!
Из плотной массы тел сквозь решетку камеры протиснулась рука и отчаянно замахала. Маршалл подошел, успокаивающе похлопал по ней и оказался лицом к лицу с Бернис Крюгер, своим лучшим журналистом, превосходным репортером, а сейчас птицей-невольницей в тюремной клетке. Это была привлекательная молодая женщина лет двадцати пяти, с растрепанными темными волосами, в очках с массивной стальной оправой, сильно запачканных. Ясно было, что она провела тяжелую ночь с дюжиной других женщин, в большинстве профессиональных проституток. Некоторые из них были старше ее, другие
– шокирующе моложе. Маршалл не знал, смеяться ему или ругаться.
– Не нахожу слов, ты выглядишь ужасно, – сказал он.
– Соответствует моей профессии. Видал, куда меня запихали?
– Да, да, она такая же, как мы, – заметила из камеры крепко сложенная девушка.
Маршалл состроил гримасу и покачал головой.
– С какими же вопросами ты к ним вчера приставала?
– Мне сейчас не до шуток. Ни один анекдот о том, что произошло вчера вечером, меня не рассмешит. У меня внутри все кипит. Эта затея с репортажем была просто унизительной.
– Но послушай, должен же был кто-нибудь написать о фестивале.
– Наши предположения оправдались, как говорится, нет ничего нового под солнцем, в данном случае под луной тоже.
– Тебя арестовали… – попробовал он наладить разговор.
– Чтобы преподнести читателям скандальную историю. О чем же еще можно было писать?
– Ну, так прочти мне, что тебе удалось накропать? Испанка в дальнем углу камеры оборвала их разговор:
– Она попала не в свою тарелку.
Изо всех камер послышались насмешки и громкий смех.
– Я требую, чтобы меня выпустили! – взвилась Бернис. – Ты что, в землю врос? Сделай же что-нибудь!
– Джимми разговаривает с Кинни по телефону. Я внес залог. Сейчас мы тебя вытащим.
Бернис притихла, стараясь взять себя в руки, и приступила к отчету:
– Отвечая на твой вопрос, скажу, что я старалась собрать материал прямо в луна-парке: сделать несколько потрясающих снимков, взять сногсшибательное интервью, записать, что говорят люди… да мало ли еще что. Думаю, Нэнси и Рози, – она кивнула в сторону двух молодых женщин, очень похожих на близняшек, и те улыбнулись Маршаллу, – с удивлением глядели, как я слоняюсь с растерянным видом. Они заговорили со мной, и хотя наш разговор не обещал ничего интересного для печати, зато доставил нам массу проблем. Потому что Нэнси сделала недвусмысленное предложение переодетому в штатское полицейскому, и нас всех накрыли.
– Я думаю, что со временем у вашей журналисточки это тоже стало бы отлично получаться, – грубовато пошутила Нэнси, за что и получила от Рози игривый шлепок.
– Но разве ты не показывала ему свое удостоверение или пресс-карту? – раздраженно спросил Маршалл.
– Он меня даже не слушал. Я ему сказала, кто я такая.
– Может, он не расслышал? Слушал он ее? – обратился Маршалл к девушкам.
Они только пожали плечами, но Бернис, перейдя на фальцет, закричала:
– Ну что, так, по-твоему, достаточно громко? Именно так я вчера кричала, когда он надевал на меня наручники!
– Добро пожаловать в Аштон!
– Ну погоди же! Дай мне только выбраться отсюда, уж я постараюсь снять с него полицейскую бляху!
– Не марай руки, – Хоган протестующе поднял ладонь, чтобы предотвратить дальнейшую бурю. – Послушай, все это не стоит твоих переживаний.
– А это зависит от того, с какой стороны поглядеть!
– Бернис…
– Мне бы очень хотелось написать кое о чем, полосы на четыре. Об этом фараоне и о его безнадежном кретине-начальнике. Кстати, где он?
– Ты имеешь в виду Бруммеля?
– У него удивительная способность исчезать. Он-то знает, кто я такая. Где он?
– Не знаю, я его утром не застал.
– А вчера он повернулся ко мне спиной!
– Что?
Внезапно Бернис осеклась, но по ее лицу Маршалл сразу понял, что она хотела сказать: не забудь спросить меня об этом после.
В эту секунду отворилась решетка тюремного коридора, и к ним направился сержант Данлоп.
– Ладно, поговорим об этом позже, – произнес Маршалл. – Все в порядке, Джимми?
Полицейского тоже встретили градом насмешек, воплями и диким смехом, так что ответил он не сразу. Но у него был ключ от камеры, и этого было достаточно.
– Отойдите от двери, – приказал сержант.
– Эй, там, может, переменишь тон? – такой, примерно, ответ получил он, однако пространство у дверной решетки освободили. Джимми открыл ее, Бернис выскользнула, и клетка снова захлопнулась.
– Значит, так, – сказал полицейский, – тебя отпускают под залог. Когда нужно будет явиться в суд, тебя известят.
– Верните мне сумку, пресс-карту, блокнот и фотокамеру, – прошипела Бернис и двинулась к выходу.
* * *
Наверху, в вестибюле суда, Кэт Хоган, грациозная рыжеволосая женщина, всегда полная достоинства, пыталась хоть чем-то заполнить время ожидания. По окончании фестиваля здесь было на что посмотреть, хотя, по правде говоря, зрелище было не из приятных: несколько разбушевавшихся человек, сопровождаемых полицейскими, входили, сражаясь с наручниками и грязно ругаясь, а вернее сказать, их бесцеремонно заталкивали в вестибюль. Другие, наоборот, выходили на свободу после ночи, проведенной за решеткой. Картина напоминала смену рабочих на какой-то странной фабрике. Первая смена растерянно покидала здание, неся свои скудные пожитки в маленьких бумажных пакетах. Вторая смена, в наручниках, отчаянно сопротивлялась. Большинство полицейских были чужаками, прибывшими из соседних городков для подкрепления малочисленной команды Аштона. За дружелюбие и вежливость им не платили.
За большим столом, заваленным ворохом бумаг, сидела женщина с двойным подбородком. Рядом с ней в пепельнице дымились сразу две сигареты, но у нее не хватало времени затянуться из-за бумаг, которые надо было оформить на каждого поступающего и выбывающего. По мнению Кэт, тут было слишком много беспорядка и суматохи. Несколько дешевых адвокатов раздавали свои визитные карточки. Однако ночь, проведенная в тюрьме, послужила серьезным наказанием для большинства, и теперь у них было только одно желание – поскорее убраться подальше от злополучного города.
Кэт бессознательно покачала головой. Подумать только, бедняжка Бернис попала в загон со всеми этими подонками. Она, должно быть, вне себя от возмущения.
Почувствовав на талии сильную ласковую руку, она прильнула к мужу.
– О-о-о… Какая приятная перемена.
– После того, что я насмотрелся внизу, – сказал Маршалл, – мне необходимо прийти в себя. Кэт притянула его к себе.
– И что же, так бывает каждый год?
– Нет, с каждым годом все хуже.
Кэт опять покачала головой, и Маршалл прибавил:
– Но на сей раз «Кларион» выскажет свое мнение. Аштон должен изменить курс, пора это наконец-то понять.
– Как Бернис?
– Ну, из нее в скором времени получится классный журналист. С ней все в порядке, она выжила.
– Собираешься ли ты поговорить с кем-нибудь о случившемся?
– Альфа Бруммеля нет на месте. Он достаточно хитер. Но я его сегодня поймаю, и тогда посмотрим, что можно сделать. И потом, я хочу получить назад мои двадцать пять долларов.