Девчонка зыркнула в его сторону, но не произнесла ни слова. Пожала губы и вскинула подбородок.

— Ишь, как глазами стреляет, — не преминул заметить пан Божидар. — Словно из пращи камни мечет.

— Вот так вот, пан рыцарь! — неожиданно зло выкрикнул Олешек. — Искал королевну, а нашел лягушку! — И уже тише добавил: — По-рыцарски. Ни в сказке сказать, ни пером описать!

Годимир глянул на искаженное — уголки рта опущены, глаза превратились в щелочки — лицо музыканта. Хотел срезать его едким словом, но вдруг передумал. Точнее, не передумал, а попросту расхотелось. Больше того, в носу защипало, как в детские годы, когда, случалось, Ниномысл или Жемовит — старшие братья — подговаривали его слямзить потихоньку крынку сливок с ледника, а потом его же и представляли единственным виновником. В груди зашевелился клубок холодного пламени.

— Чего ты взъелся? — попытался он образумить шпильмана, но тот не слушал никого.

— Завел всех! Что не так, скажешь? Подставил! Дракона ему подавай! Королевну! Вот теперь жри, не обляпайся! — Олешек одной рукой вцепился в гриф цистры так, что ногти побелели, а другой взмахнул, будто хотел ударить рыцаря кулаком. Взвизгнул совсем по-женски: — Нежить зеленая! Старики-убийцы! Людоеды! Дракон! Будь проклят тот день, когда…

Аделия (или как ее на самом деле звали?) резко распрямила руку. Маленький, но увесистый кулак врезался поэту под ложечку.

— Распустил нюни!

Выплюнув с нескрываемым презрением эти слова, девушка поднялась, обернула косу вокруг головы. Как это у нее получается? Шпильки, что ли, в рукаве? После обвела гордым взглядом окруживших ее мужчин и уселась на нагретый камень.

— Кто ты, девочка? — добродушно поинтересовался пан Божидар. — Объясни уж нашему драконоборцу, а то бедняга извелся вконец…

— Надо будет — объясню!

— Экая ты дерзкая, — вздохнул пан Молотило.

— Какая есть!

— А что ж врала, будто королевна?

— Я не врала!

— Да неужели?

— Хочешь правду знать? Тогда вон у них спроси, пан! — девушка кивнула на застывшего столбом Годимира, безвольно обвисшего Олешека и продолжающего опасливо озираться на стражников Бирюка.

— Да? — Пан Божидар пошевелил усами. — И спрошу.

— Спроси-спроси!

— И спрошу! Ну-ка, пан Годимир, ответь мне: с чего ты взял, будто с королевной Аделией повстречался?

Рыцарь пожал плечам. А ведь и правда, с чего бы это? Наверное, просто очень хотелось спасти королевну. Вот и выдал желаемое за исполнившееся…

— Ну, я… — неуверенно протянул он. Можно ли в этой жизни быть в чем-то уверенным? Короли грабят, шпильманы становятся лазутчиками, люди забывают законы гостеприимства…

— Верно! — воскликнула девчонка. Будто мысли прочитала. — Я тебе говорила, пан рыцарь, что я — королевна? Отвечай, ну-ка!

— Нет. Не говорила, — как на исповеди выдохнул Годимир.

— Верно! Ты сам решил, что я — королевна! Себя убедил, его убедил, — ткнула она пальцем в Яроша, — музыканта и того убедил. Едва-едва меня не убедил!

— Так ты ж не спорила…

— А ты бы мне поверил?

— Честно?

— Само собой.

— Не поверил бы. Я бы подумал, что боишься и скрываться решила.

— Вот то-то и оно!

Она победоносно глянула по сторонам.

— А кто же ты? Как в лесу оказалась одна? Не женское это дело — по здешним лесам шляться. Тут случается и рыцарю при мече да на коне небезопасно…

— Я тебе, пан рыцарь, как-нибудь после расскажу. — Девушка отвела глаза, будто застыдилась чего-то.

— Да нет уж… — нахмурился пан Божидар. — Ты давай всем расскажи. И прямо сейчас. А то поразвелось тут, в Ошмянском королевстве, подсылов да лазутчиков! Ступнуть некуда! Откуда мне знать, может, ты из Загорья? Или из Орденских земель подметные письма везешь, как… — Он не договорил, глянул на Олешека и кашлянул в кулак.

— Может, ты обыскать меня вздумаешь, пан Божидар? — прищурилась девушка. Годимир заметил, как она подалась вперед. Чуть-чуть, самую малость.

Стражники и сам каштелян ошмянский не ожидали ни малейшего подвоха. Они привыкли опасаться людей с оружием — здоровенных мужиков с остро отточенной сталью. А тут щуплая девчонка с растрепанной косой. Но Годимир-то помнил, как хлестала ее туго сплетенная коса по глазам страшных, рычащих в боевой ярости горных великанов, как били кулаки, локти, колени, пятки… Вот, сидит будто бы расслабившись, а сама ноги покрепче на щебне утвердила. Одно неосторожное движение ошмяничей… Да что там движение! Слово, взгляд косой! И тут она взовьется в прыжке. Худо же придется всем, попавшим под горячую руку… Кто ж она такая?

— Погоди, погоди… — вмешался рыцарь. — Может, хватит искать лазутчиков, пан Божидар? Вон, Олешека схватил зачем-то… Так и до меня черед дойдет, как я вижу.

— Надо будет — дойдет! — рявкнул пан Молотило. Он чувствовал себя победителем и отступать не собирался. — Ты, пан Годимир, не очень-то передо мной красуйся! Я знаю, кто ты есть на самом деле. И ты знаешь, что я это знаю… Тьфу ты! Вот загнул!

— Чем же я успел тебя прогневить? — Хоть словинцу и не хотелось пререкаться с дородным каштеляном, но он обрадовался возможности отвлечь того от девушки. К его же, то есть пана каштеляна, кстати сказать, пользе.

— Ты обещался королевну найти?

— Ну…

— Подковы гну! Обещался?

— Да. Обещался.

— Нашел?

— Нет, — вздохнул рыцарь. Чего греха таить. Не справился. Не оправдал возложенного на него высокого доверия.

— Вот видишь! И клада драконьего ты тоже не нашел! Хотя обещал.

— Я не…

— Обещал, обещал! Или, может, нашел? Нашел и закопал где-нибудь в лесу со своими помощничками? Оборванцем вот этим, — палец Божидара решительно указал на Яроша. — И вот вторым, певуном!

— Ну, ты же знаешь, пан Божидар, что не успел бы… — начал словинец, но его внезапно прервал Олешек:

— Что с ним разговаривать? Боров жирный. Умишко и был невеликий, а нынче и вовсе салом заплыл!

Каштелян ударил лениво и как бы нехотя. Но голова музыканта запрокинулась назад, и Годимиру даже почудился хруст сломанных позвонков.

— Перестань, пан Божидар! — Годимир вцепился в рукав дорогого зипуна. — Остановись!

Ошмянский каштелян шутя сбросил его ладонь. Обернулся, набычился. Навис туча тучей. Рыцарь, хоть и не жаловался никогда на дарованный батюшкой-матушкой рост, почувствовал себя подростком. Мальчишкой, как в замке у пана Стойгнева герба Ланцюг, где начинал воинское служение оруженосцем.

— Ты меня, пан Годимир, не гневи! — Заречанин дохнул жарким смрадом больного желудка. — Господом прошу, не гневи. Ты пока еще можешь вину свою искупить…

— Какую? — пискнул словинец.

— А такую! — Каштелян придвинулся еще ближе. — Брехню свою перед людьми и Господом! Неудачу с королевной! Неудачу с драконьей сокровищницей! Еще говорить?

— Довольно… — Годимир с трудом подавил желание закрыть лицо руками. Хорош же он был бы, если бы дрогнул и проявил слабость, недостойную странствующего рыцаря.

— А коль довольно, то разговор окончен! — Божидар рычал, словно разбуженный посреди зимы медведь. Куда девались его привычные доброта, обходительность, добрая отеческая полуулыбка? — Музыканта я с собой увезу. Судить будем по справедливости. И кару назначим по закону и совести.

Рыцарь глянул на шпильмана. Олешек висел, не подавая признаков жизни. Видно, здорово пан приложил кулаком. Вот бы его выставить на бой с паном Тишило герба Конская Голова. На кулачках, само собой. Ярош старательно отводил глаза.

— А ты, пан Годимир, можешь еще поискать королевну Аделию. С проводником своим на пару. Хочешь, и конопатую с собой возьми. А нет… Так на нет и суда нет.

Он махнул рукой, повернулся и пошел в пещеру. Следом за ним стражники поволокли пленника.

— Вот, стало быть, паныч, — добродушно проговорил задержавшийся дольше других Курыла. — Ты не серчай, ежели что не так… Мы панскую волю исполняем.

Годимир кивнул. Все правильно. Так и есть. Что с простых служак возьмешь? По крайней мере, они не усердствовали, волю рукам не давали — не то что пан Божидар.